Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Люди считают, что им необходимо восстановить Советский Союз, чтобы стать сильнее, дать отпор врагам, чтобы появился буфер между нами и потенциальными «захватчиками». И это нагнетается, постоянно нагнетается, людям внушается, что ради такой цели стоит терпеть любые лишения.
— Госпожа Кириллова, как Вы оцените внутриполитическую ситуацию России сегодня? Есть ли в стране реальная оппозиция и классическая борьба между властями и оппозицией?
— Оппозиция существует, но она предельно маргинализирована многолетней политикой властей. При этом в парламенте оппозиция в принципе не представлена. Так называемая системная оппозиция абсолютно подконтрольна властям. Это, к примеру, ЛДПР, КПРФ, «Свободная Россия». Безусловно, оппозицией их назвать нельзя, и ситуация с аннексией Крыма, голосование по Крыму в Госдуме очень хорошо это проявило. Что касается несистемной оппозиции, в числе которой был и убитый Борис Немцов, здесь, конечно, ситуация совсем другая. Этих людей уже можно назвать оппозицией, но беда в том, что они много лет дискредитировались в России.
Пропаганда сумела сформировать в обществе своего рода условные рефлексы, когда у людей автоматически выстраивается деструктивный ассоциативный ряд как реакция на определенные термины. Такие понятия, как демократия, либеральные взгляды (имеется ввиду классический либерализм), вызывают во многих случаях не совсем адекватные фобии, к примеру, что за ними всегда стоит Америка, которая несет по всему миру дестабилизацию, революции, хаос и анархию; что единственное, что хочет Запад — это развала России, и такой распад России обязательно будет кровавым.
При этом понятно, что демократическая оппозиция в России в той или иной степени прозападная: у этих людей есть контакты на Западе, и они этого не скрывают. И один только этот факт уже делает этих людей в глазах россиян чуть ли не врагами народа. Поэтому процент поддерживающих демократическую оппозицию в России невелик: в основном, это интеллектуальные слои, определенная часть русской интеллигенции, среднего класса — именно часть, и далеко не весь средний класс. При этом власть уничтожает тех представителей оппозиции, кто действительно опасен для нее, например, Немцов.
Очень многие говорят, что причиной его смерти было не столько даже разоблачение участия российских военных в войне на Украине, но в первую очередь то, что Немцов сыграл большую роль в лоббировании санкций против путинской элиты на Западе, то есть нес прямую угрозу экономическому благосостоянию режима. При этом доклад Немцова «Путин. Война», к сожалению, не играет определяющей роли внутри России, хотя он идеально подходит для будущего Гаагского трибунала.
Те же представители оппозиции, кто не приносит власти прямого ущерба, не устраняются, а скорее дискредитируются. Путину удалось внушить, что взгляды этих людей, их связи и, соответственно, их деятельность разрушительна для России, и пока большинство людей будет их воспринимать, как агентов влияния Америки, как людей, которые пытаются уничтожить страну, — эти люди не страшны для власти.
— А по вашему мнению, это не иллюзия, когда говорят, что Путин рано или поздно будет осужден в Гааге?
— Я думаю, что это не иллюзия, и дело здесь не только в правовых моментах. Здесь играют роль и чисто практические вещи. Экономика России уже находится в огромном кризисе. Поэтому тот факт, осудят Путина или нет, — это вопрос не только юридический, а вопрос о том, насколько будет готова элита отказаться от него.
Как я уже сказала, экономика не вечна, и рано или поздно страна придет к настоящей катастрофе, которая все-таки может закончиться социальными протестами, при этом совершенно не обязательно с демократическими лозунгами. И если у путинских элит хватит ума, чтобы понять это, то сценарий дворцового переворота исключать нельзя. А когда дворцовый переворот происходит в очень тяжелой ситуации в стране — значит, новой власти в любом случае придется нормализовать отношения с Западом, потому что без этого России попросту не выжить. Даже сейчас уже окончательно понятно, что провозглашенное правительством Путина «импортозамещение» — это миф. Если у элиты включится инстинкт самосохранения, и они смогут как-то отстранить Путина, следующим встанет вопрос нормализации отношений с Западом, то они поймут, что для этого нужно чем-то пожертвовать. И вполне возможно, что они решат пожертвовать Путиным, потому что он действительно международный преступник. То, что он сделал, — это действительно военные преступления и преступления против человечности. Доказательств этому более чем достаточно. Достаточно только инициировать соответствующие процессы.
Поэтому демократизация России и суд над Путином — это немножко разные процессы. Я не очень верю, что люди демократических взглядов могут прийти к власти в России в ближайшем будущем, однако суда в Гааге это не исключает. При этом я боюсь, что в случае дворцового переворота к власти могут прийти люди из той же чекисткой элиты, и что режим может остаться авторитарным.
— Очень многие сегодня уверены, в том числе и Немцов в свое время говорил об этом, что война нужна Путину, чтобы сохранить высокий рейтинг, увековечить свою власть. Вы тоже такого мнения?
— Это довольно противоречивый момент. На короткий период времени, безусловно, войны укрепляют путинскую власть, ведь поддержка Путина так высока не только потому, что россияне — неисправимые «имперцы», и им льстит величие. На самом деле, процент искренне идейных имперцев достаточно низок, как и любой процент пассионарного, активного населения. Все-таки нельзя забывать, что основная масса населения — это обыватели, и они поддерживают Путина во многом потому, что он за счет пропаганды искусственно создал ситуацию экстремальных условий.
Да, далеко не все верят в «фашистов на Украине», но очень многие верят, например, в «злобный Запад» и «страшную Америку», потому что информацию о политике США обычным людям проверить намного сложнее. Многие действительно верят, что на Украине Россия воюет с Америкой, и если она не будет воевать с ней на Украине, то придется воевать на своей территории. В эту глупость действительно верят очень многие. И в этой ситуации Путин выглядит единственным, кто может спасти страну в экстремальных условиях враждебного окружения. Он создает иллюзию, что он сдерживает плотину, что Россия находится в кольце врагов. И его имперские фантазии для таких людей тоже привязаны к защитной реакции.
Люди считают, что им необходимо восстановить Советский Союз, чтобы стать сильнее, дать отпор врагам, чтобы появился буфер между нами и потенциальными «захватчиками». И это нагнетается, постоянно нагнетается, людям внушается, что ради такой цели стоит терпеть любые лишения: «Да, пусть растут цены в магазинах, пусть разрушается медицина — зато на вас сверху не падают бомбы, ваш дом не обстреливают, на вас не набрасываются с ножом за то, что вы говорите по-русски». В Путине люди видят спасение от ежедневного ада, в который их погружают СМИ. При этом, конечно, нельзя сбрасывать со счетов и компенсаторный эффект: люди компенсируют свое бесправие, бессилие перед коррупционным беспределом и отсутствие реальных опор в жизни (таких, как закон, неприкосновенная частная собственность, независимый суд и т.д.) суррогатом своей вовлеченности в серьезные геополитические процессы.
В этом и ужас сложившейся системы, при которой Путин уже не может не воевать. Он привязал к войне все общественное устройство России. Если убрать эффект экстремальных условий, люди увидят все: разрушенную медицину, образование, сокращение доходов, повышение цен, и всеобщую разруху и кризис, который усугубился во время войны. До какого-то момента война способна перекрывать этот негатив и внушать людям, что без Путина будет «еще хуже», однако однажды экономическая ситуация может стать настолько катастрофической, что люди начнут понимать, что хуже уже некуда, что Путин ни от чего на самом деле их не спас.
— Когда Вы говорите, что власть внушает людям теорию о всемирном заговоре и т. д., можно сделать вывод, что внешняя политика Путина это продолжение внутренней политики, правильно?
— Я думаю, что для Путина обе эти ветви политики очень сильно переплетены. С одной стороны, внешняя политика, как он считает, решает многие проблемы внутри страны, по крайней мере, поднимает его рейтинг. С другой стороны, он действительно одержим идеей восстановления прежних российских границ. Я смотрела фильм «Президент» о Путине. Там есть очень интересная фраза, на которую, к сожалению, мало кто обратил внимание. Путин в одном из интервью в этом фильме говорит, что «Россия в 91-м году добровольно отказалась от части своих территорий», а Запад не оценил ее щедрый жест.
На самом деле, нынешняя Российская Федерация находится в тех же границах, что и РСФСР, то есть никаких территориальных изменений с распадом СССР собственно в России не произошло. Республики, обретшие самостоятельность после 1991-го года, в состав РСФСР никогда не входили. Следовательно, когда Путин говорит о территориальных потерях России, он прямым текстом заявляет, что все бывшие союзные республики являются российскими территориями! Заметим — он обозначает их уже не «зоной влияния», не абстрактным понятием «тайга», а «собственной территорией», от которой Россия «добровольно отказалась». Поэтому он претендует на исключительное свое право определять вектор развития постсоветских стран, и по этому вопросу не считает нужным договариваться даже с США.
И второй момент в этом фильме, когда кто-то из путинских фанатов с придыханием рассказывает, что когда в 2013-ом году Путин договаривался с Обамой по сирийскому вопросу, весь мир затих, все молчали, боялись слово сказать и только смотрели, как в углу разговаривают два президента, и решается судьба мира.
Похоже, Путин действительно не понимает, что Россия проиграла холодную войну. Он ведет себя так, как будто Россия холодную войну не проигрывала, а добровольно решила присоединиться к Западу. Он мечтает быть вторым центром многополярного мира, то есть создать новый миропорядок, при котором Америка будет советоваться с Россией в своей политике и согласовывать все с Россией. Соответственно, он мечтает о восстановлении советского влияния на страны Восточной Европы. Но в том, что касается этих стран, в отличие от постсоветских, возможно, признание его интересов со стороны Запада даже важнее Путину, чем собственно влияние. Ему важно, чтобы Россию, как новый центр «многополярного мира», признавали в США, чтобы он мог разговаривать с американцами на равных.
Поэтому любые переговоры с американцами Путин воспринимает как свою победу. Он считает, что все на свете можно выторговать, что никаких объективных процессов нет, что воли и менталитета людей вообще не существует: он не воспринимает народ как субъект. Он не воспринимает того, что, например, Украина уже физически не сможет сблизиться с Россией после войны, потому что люди не простят пролитой крови и пережитых ужасов.
Мне кажется, что подобные мечты Путина о восстановлении советского влияния не являются производными от внутренней политики — они довольно самодостаточны. Другое дело, что он, конечно, очень боится протестной активности, и ему действительно важно было подавить протесты, преобразовать авторитарное государство в тоталитарное. Словом, для него важны и внутренняя, и внешняя цели. Он не представляет своего авторитета внутри своей страны без того, чтобы не реализовались его имперские планы. Но его имперские планы, я думаю, вполне искренние. Он действительно считает, что подобная геостратегия выгодна России.
Например, сейчас в Сирии. Понятно, что помимо «имперского», здесь есть и прагматический расчет: ему важно дестабилизировать Ближний Восток, чтобы поднять цену на нефть. Нельзя говорить, что Путин безумный фанатик. Но при этом ему очень важно поднять ставки настолько, чтобы Запад воспринял его как равного участника переговоров. Однако этот его расчет сталкивается с неадекватным восприятием реальности, в которой, как уже говорилось, нет ни объективных процессов, ни учета принципов, которые существуют у западных стран. Путин хочет разговаривать с Западом на равных, но он не понимает, что он перешел черту, после которой его не будут воспринимать как полноценного партнера. И его неадекватность рано или поздно его погубит.
— Кстати, вы уже начали отвечать на мой следующий вопрос: почему Россия решилась на военные действия в Сирии?
— Вообще называют очень много причин. Первое — отвлечение внимания от его провала на Украине. Второе — общество в России, как я уже сказала, привязано к войне, и если исчезнет фактор войны, разрушится вся созданная Путиным иллюзорная конструкция. Он уже не может не воевать: это определенная логика диктаторского режима. Третий момент — прагматическая дестабилизация Ближнего Востока может привести к повышению цен на нефть. Четвертое — это будет воплощение его мечты, то есть создание альтернативного полюса мировой силы. Он надеется, что у него будет выход в Средиземное море, появятся определенные рычаги влияния на ситуацию в мире, и американцы не смогут с ним не считаться. Он пытается поднять ставки на тот уровень, на котором с ним будут разговаривать.
— Между прочим, публицист Андрей Пионтковский по этому поводу в интервью с нами тоже выразил схожее мнение. Он, в частности, сказал: «Уже махнув рукой на экономику, для поддержания своей власти он теперь будет идти только на внешнеполитические авантюры, и менять доски или столы в этом «казино», на которых он играет, он может сколько угодно. И карабахский конфликт, если хотите, это одна из возможных досок». Как Вы прокомментируете это?
— Пионтковский совершенно прав, я добавлю только, что Путин не просто будет менять доски, он будет повышать ставки, если увидит, что с ним не разговаривают, что ему не идут на уступки после очередного такого повышения. Еще раз говорю: он не понимает, что на Западе есть определенные этические принципы. Да, в политике они не всегда соблюдаются, но есть красная черта, которую переходить нельзя. С террористами и с военными преступниками не договариваются. Запад может до определенного момента переступать через собственные принципы, но лишь до определенного предела, потому что дальше это грозит подрывом всех основ и миропорядка, и западного менталитета. Есть границы, которые Запад не переступит. Путин этого не понимает, и потому не сомневается в своей стратегии. Видя ее безуспешность, он лишь делает вывод, что мало поднял ставки.
Что касается дестабилизации Южного Кавказа, то есть поставок оружия Азербайджану, которое действительно может перевести Карабахский конфликт в горячую фазу, это, скорее всего, уже не находится в его глазах в области отношений России и Америки, потому что в вопросах, которые касаются постсоветского пространства, он вообще не считает нужным советоваться с Западом. По Сирии — да, он еще готов советоваться с американцами, по Сербии, по бывшим странам Варшавского договора, может быть, готов, а бывшие советские страны он считает уже безусловно «своими».
Здесь Путин просто будет дестабилизировать ситуацию, потому что он считает, что он так управляет этой территорией. Белорусские эксперты разработали неплохой анализ новой геостратегии России, где прямо указывается, что Путин будет дестабилизировать ситуацию по всему постсоветскому пространству. И все открытые данные подтверждают этот вывод. Мы видим, что случилось с Украиной. В Белоруссии многие эксперты реально были обеспокоены тем, что в случае отказа Александра Лукашенко размещать российскую военную базу в их стране, Россия будет готова даже на организацию переворота в Белоруссии. Другое дело, что в Белоруссии тоже существует диктаторский режим, сместить который очень сложно.
По Армении тоже поступают тревожные сведения. Я видела доклады, где есть цифры о поставках наступательного вооружения Азербайджану. Явно, что на этом направлении готовятся провокации. Путин дестабилизирует все постсоветское пространство, потому что для него это — единственный способ удержания данных стран в орбите своего влияния. Никакой экономически привлекательной модели он предложить не может: это выяснилось еще до войны, в 2013-ом году. Сейчас, во время войны — тем более, потому что экономика страны рушится. Единственный способ удержания союзников рядом — это шантаж и попытки сделать окружающие страны непривлекательными для Запада.
Поэтому демократизация России и суд над Путином — это немножко разные процессы. Я не очень верю, что люди демократических взглядов могут прийти к власти в России в ближайшем будущем, однако суда в Гааге это не исключает. При этом я боюсь, что в случае дворцового переворота к власти могут прийти люди из той же чекисткой элиты, и что режим может остаться авторитарным.
— Очень многие сегодня уверены, в том числе и Немцов в свое время говорил об этом, что война нужна Путину, чтобы сохранить высокий рейтинг, увековечить свою власть. Вы тоже такого мнения?
— Это довольно противоречивый момент. На короткий период времени, безусловно, войны укрепляют путинскую власть, ведь поддержка Путина так высока не только потому, что россияне — неисправимые «имперцы», и им льстит величие. На самом деле, процент искренне идейных имперцев достаточно низок, как и любой процент пассионарного, активного населения. Все-таки нельзя забывать, что основная масса населения — это обыватели, и они поддерживают Путина во многом потому, что он за счет пропаганды искусственно создал ситуацию экстремальных условий.
Да, далеко не все верят в «фашистов на Украине», но очень многие верят, например, в «злобный Запад» и «страшную Америку», потому что информацию о политике США обычным людям проверить намного сложнее. Многие действительно верят, что на Украине Россия воюет с Америкой, и если она не будет воевать с ней на Украине, то придется воевать на своей территории. В эту глупость действительно верят очень многие. И в этой ситуации Путин выглядит единственным, кто может спасти страну в экстремальных условиях враждебного окружения. Он создает иллюзию, что он сдерживает плотину, что Россия находится в кольце врагов. И его имперские фантазии для таких людей тоже привязаны к защитной реакции.
Люди считают, что им необходимо восстановить Советский Союз, чтобы стать сильнее, дать отпор врагам, чтобы появился буфер между нами и потенциальными «захватчиками». И это нагнетается, постоянно нагнетается, людям внушается, что ради такой цели стоит терпеть любые лишения: «Да, пусть растут цены в магазинах, пусть разрушается медицина — зато на вас сверху не падают бомбы, ваш дом не обстреливают, на вас не набрасываются с ножом за то, что вы говорите по-русски». В Путине люди видят спасение от ежедневного ада, в который их погружают СМИ. При этом, конечно, нельзя сбрасывать со счетов и компенсаторный эффект: люди компенсируют свое бесправие, бессилие перед коррупционным беспределом и отсутствие реальных опор в жизни (таких, как закон, неприкосновенная частная собственность, независимый суд и т.д.) суррогатом своей вовлеченности в серьезные геополитические процессы.
В этом и ужас сложившейся системы, при которой Путин уже не может не воевать. Он привязал к войне все общественное устройство России. Если убрать эффект экстремальных условий, люди увидят все: разрушенную медицину, образование, сокращение доходов, повышение цен, и всеобщую разруху и кризис, который усугубился во время войны. До какого-то момента война способна перекрывать этот негатив и внушать людям, что без Путина будет «еще хуже», однако однажды экономическая ситуация может стать настолько катастрофической, что люди начнут понимать, что хуже уже некуда, что Путин ни от чего на самом деле их не спас.
— Когда Вы говорите, что власть внушает людям теорию о всемирном заговоре и т. д., можно сделать вывод, что внешняя политика Путина это продолжение внутренней политики, правильно?
— Я думаю, что для Путина обе эти ветви политики очень сильно переплетены. С одной стороны, внешняя политика, как он считает, решает многие проблемы внутри страны, по крайней мере, поднимает его рейтинг. С другой стороны, он действительно одержим идеей восстановления прежних российских границ. Я смотрела фильм «Президент» о Путине. Там есть очень интересная фраза, на которую, к сожалению, мало кто обратил внимание. Путин в одном из интервью в этом фильме говорит, что «Россия в 91-м году добровольно отказалась от части своих территорий», а Запад не оценил ее щедрый жест.
На самом деле, нынешняя Российская Федерация находится в тех же границах, что и РСФСР, то есть никаких территориальных изменений с распадом СССР собственно в России не произошло. Республики, обретшие самостоятельность после 1991-го года, в состав РСФСР никогда не входили. Следовательно, когда Путин говорит о территориальных потерях России, он прямым текстом заявляет, что все бывшие союзные республики являются российскими территориями! Заметим — он обозначает их уже не «зоной влияния», не абстрактным понятием «тайга», а «собственной территорией», от которой Россия «добровольно отказалась». Поэтому он претендует на исключительное свое право определять вектор развития постсоветских стран, и по этому вопросу не считает нужным договариваться даже с США.
И второй момент в этом фильме, когда кто-то из путинских фанатов с придыханием рассказывает, что когда в 2013-ом году Путин договаривался с Обамой по сирийскому вопросу, весь мир затих, все молчали, боялись слово сказать и только смотрели, как в углу разговаривают два президента, и решается судьба мира.
Похоже, Путин действительно не понимает, что Россия проиграла холодную войну. Он ведет себя так, как будто Россия холодную войну не проигрывала, а добровольно решила присоединиться к Западу. Он мечтает быть вторым центром многополярного мира, то есть создать новый миропорядок, при котором Америка будет советоваться с Россией в своей политике и согласовывать все с Россией. Соответственно, он мечтает о восстановлении советского влияния на страны Восточной Европы. Но в том, что касается этих стран, в отличие от постсоветских, возможно, признание его интересов со стороны Запада даже важнее Путину, чем собственно влияние. Ему важно, чтобы Россию, как новый центр «многополярного мира», признавали в США, чтобы он мог разговаривать с американцами на равных.
Поэтому любые переговоры с американцами Путин воспринимает как свою победу. Он считает, что все на свете можно выторговать, что никаких объективных процессов нет, что воли и менталитета людей вообще не существует: он не воспринимает народ как субъект. Он не воспринимает того, что, например, Украина уже физически не сможет сблизиться с Россией после войны, потому что люди не простят пролитой крови и пережитых ужасов.
Мне кажется, что подобные мечты Путина о восстановлении советского влияния не являются производными от внутренней политики — они довольно самодостаточны. Другое дело, что он, конечно, очень боится протестной активности, и ему действительно важно было подавить протесты, преобразовать авторитарное государство в тоталитарное. Словом, для него важны и внутренняя, и внешняя цели. Он не представляет своего авторитета внутри своей страны без того, чтобы не реализовались его имперские планы. Но его имперские планы, я думаю, вполне искренние. Он действительно считает, что подобная геостратегия выгодна России.
Например, сейчас в Сирии. Понятно, что помимо «имперского», здесь есть и прагматический расчет: ему важно дестабилизировать Ближний Восток, чтобы поднять цену на нефть. Нельзя говорить, что Путин безумный фанатик. Но при этом ему очень важно поднять ставки настолько, чтобы Запад воспринял его как равного участника переговоров. Однако этот его расчет сталкивается с неадекватным восприятием реальности, в которой, как уже говорилось, нет ни объективных процессов, ни учета принципов, которые существуют у западных стран. Путин хочет разговаривать с Западом на равных, но он не понимает, что он перешел черту, после которой его не будут воспринимать как полноценного партнера. И его неадекватность рано или поздно его погубит.
— Кстати, вы уже начали отвечать на мой следующий вопрос: почему Россия решилась на военные действия в Сирии?
— Вообще называют очень много причин. Первое — отвлечение внимания от его провала на Украине. Второе — общество в России, как я уже сказала, привязано к войне, и если исчезнет фактор войны, разрушится вся созданная Путиным иллюзорная конструкция. Он уже не может не воевать: это определенная логика диктаторского режима. Третий момент — прагматическая дестабилизация Ближнего Востока может привести к повышению цен на нефть. Четвертое — это будет воплощение его мечты, то есть создание альтернативного полюса мировой силы. Он надеется, что у него будет выход в Средиземное море, появятся определенные рычаги влияния на ситуацию в мире, и американцы не смогут с ним не считаться. Он пытается поднять ставки на тот уровень, на котором с ним будут разговаривать.
— Между прочим, публицист Андрей Пионтковский по этому поводу в интервью с нами тоже выразил схожее мнение. Он, в частности, сказал: «Уже махнув рукой на экономику, для поддержания своей власти он теперь будет идти только на внешнеполитические авантюры, и менять доски или столы в этом «казино», на которых он играет, он может сколько угодно. И карабахский конфликт, если хотите, это одна из возможных досок». Как Вы прокомментируете это?
— Пионтковский совершенно прав, я добавлю только, что Путин не просто будет менять доски, он будет повышать ставки, если увидит, что с ним не разговаривают, что ему не идут на уступки после очередного такого повышения. Еще раз говорю: он не понимает, что на Западе есть определенные этические принципы. Да, в политике они не всегда соблюдаются, но есть красная черта, которую переходить нельзя. С террористами и с военными преступниками не договариваются. Запад может до определенного момента переступать через собственные принципы, но лишь до определенного предела, потому что дальше это грозит подрывом всех основ и миропорядка, и западного менталитета. Есть границы, которые Запад не переступит. Путин этого не понимает, и потому не сомневается в своей стратегии. Видя ее безуспешность, он лишь делает вывод, что мало поднял ставки.
Что касается дестабилизации Южного Кавказа, то есть поставок оружия Азербайджану, которое действительно может перевести Карабахский конфликт в горячую фазу, это, скорее всего, уже не находится в его глазах в области отношений России и Америки, потому что в вопросах, которые касаются постсоветского пространства, он вообще не считает нужным советоваться с Западом. По Сирии — да, он еще готов советоваться с американцами, по Сербии, по бывшим странам Варшавского договора, может быть, готов, а бывшие советские страны он считает уже безусловно «своими».
Здесь Путин просто будет дестабилизировать ситуацию, потому что он считает, что он так управляет этой территорией. Белорусские эксперты разработали неплохой анализ новой геостратегии России, где прямо указывается, что Путин будет дестабилизировать ситуацию по всему постсоветскому пространству. И все открытые данные подтверждают этот вывод. Мы видим, что случилось с Украиной. В Белоруссии многие эксперты реально были обеспокоены тем, что в случае отказа Александра Лукашенко размещать российскую военную базу в их стране, Россия будет готова даже на организацию переворота в Белоруссии. Другое дело, что в Белоруссии тоже существует диктаторский режим, сместить который очень сложно.
По Армении тоже поступают тревожные сведения. Я видела доклады, где есть цифры о поставках наступательного вооружения Азербайджану. Явно, что на этом направлении готовятся провокации. Путин дестабилизирует все постсоветское пространство, потому что для него это — единственный способ удержания данных стран в орбите своего влияния. Никакой экономически привлекательной модели он предложить не может: это выяснилось еще до войны, в 2013-ом году. Сейчас, во время войны — тем более, потому что экономика страны рушится. Единственный способ удержания союзников рядом — это шантаж и попытки сделать окружающие страны непривлекательными для Запада.
