Политологи – о пресс-конференции Владимир Путина

Президент России Владимир Путин провел очередную "большую" пресс-конференцию, которая состоялась через две недели после оглашения его Послания Федеральному собранию. Общение с журналистами длилось более 3 часов. Путину задавали вопросы, касающиеся экономического кризиса, ситуации в Сирии, российско-турецких и российско-украинских отношений.  Президент ответил на вопросы о своих дочерях, о системе "Платон", Аркадии Ротенберге, Андрее Турчаке, сыновьях Юрия Чайки, убийстве Бориса Немцова.

Политологи, послушавшие выступление Путина, отмечают, что президент «выглядел менее собранным, чем раньше, и мямлил, отвечая на некоторые вопросы».

Доцент Института общественных наук РАНХиГС Екатерина Шульман не смогла уловить в сегодняшних ответах Владимира Путина чего-то важного и действительно значимого:

– Никаких неожиданных прорывов не было. Все было в русле двух предыдущих больших публичных мероприятий – это послание президента и пресс-конференция премьер-министра. Они задали некую успокаивающую тональность внутренней политики, экономики и примирительную – во внешней политике. За исключением таких точечных обид, как Эрдоган и Саакашвили, в общем, внешнеполитическая часть была довольно миролюбивой. А во внутриполитической, экономической части говорилось, что у нас есть большие проблемы, связанные с внешними факторами, но мы своими внутренними силами как-то пытаемся с ними справляться. И дела у нас идут не так уж плохо. Можно считать некоторой неожиданностью объявленную готовность отменить визы с Грузией. Больше ничего такого удивительного, по крайней мере того, что не было сказано до этого, я не услышала.

– Журналисты пытались  задать Путину достаточно серьезные вопросы о кризисе, о Чайке, о дальнобойщиках, о пенсиях, о расследовании убийства Немцова. Хоть один внятный ответ прозвучал на эти довольно серьезные вопросы?
– Смотря что считать внятным ответом. Не прозвучало ничего такого, что не звучало бы раньше. Все те позиции, которые раньше объявлялись, они были повторены. Что должно быть объективное расследование, что в интернете много чего пишут, что нельзя вот так голословно обвинять людей, что родители за детей, а дети за родителей не отвечают. Меня поразил ответ про Немцова, потому что все остальное мы уже слышали. Но вот эта фраза: "Совсем не факт, что человека надо убивать!"… Такое ощущение, что это было обращено не к аудитории, не к тому, кто задал вопрос, а к кому-то другому. К кому-то, кто решил, что человека, который что-то плохое писал про Путина и, как он выражается, "встал на путь политической борьбы и личных нападок", и что его за это хорошо бы убить и считает, что это будет правильно и приятно президенту. И Путин как бы говорит этому "кому-то", что "нет, это не так, что не надо так себя вести". В этой самой формулировке есть что-то леденящее. Но не исключено, что ничего такого и не имелось в виду, но это было что-то новое. По поводу дальнобойщиков – я услышала про отмену транспортного налога с тяжелых грузовиков. Это можно считать некоей дополнительной уступкой в совокупности с резким снижением штрафов.

– Мне показалось, что представители федеральных телевизионных каналов почти по порядку задавали много вопросов о военном российском присутствии в Сирии. Это, видимо, тоже была очень важная тема. Вам там что-то интересное удалось услышать? Мне показалось, что он сказал, что в Сирии проходят лишь учения…
– Да, это я тоже услышала. Я не очень профильный специалист по этим вопросам. Он сказал о том, что это лучшая форма учений, что это не так уж дорого. Обратите внимание, в каком ключе задаются эти вопросы, какой именно аспект поднимается – экономический. Понятно, что экономический кризис – это главная тема. И все остальное, что говорится, привязывается к этому. И по поводу Турции тоже как-то выводится на то, что мы не хотим наносить себе ущерб, но приходится, потому что наши турецкие партнеры себя плохо повели. И про дальнобойщиков говорится, что это не кому-то идет в карман, это все в федеральный бюджет. И эти люди, которые плохо говорят, на самом деле, героически инвестируют в Россию вместо того, чтобы инвестировать в Кипр и куда-то еще, в США и в Лондон. И про Сирию тоже говорилось, что это не так дорого, как вы думаете. Это не подрывает нашу экономику, а наоборот, это вроде как учения такие прекрасные и эффективные. Само по себе это те же самые деньги, которые тратились бы на учения внутри страны, только еще лучше и красивее. Такой подход может показаться несколько бесчеловечным, потому что какие же это учения?! Они же там живых людей бомбят. Там есть жертвы. Это такие учения своеобразные. Но понятно, что такой ответ возник от необходимости экономический аспект осветить и продемонстрировать, что хребет российской экономики не переломится под бременем военных расходов.

– А какой бы вы вопрос задали президенту?
– Пресс-конференции – это специфические публичные мероприятия. Их задача, во-первых, показать, что президент владеет ситуацией, в хорошей форме во всех отношениях, что он знает ответы на все вопросы, что ни политическим элитам, ни гражданам не надо паниковать. Послание обращено к элитам, пресс-конференция как "прямая линия с народом" обращена к гражданам. И тем, и другим спускаются какие-то успокоительные сигналы. Любой вопрос, который задан, ответ на него обуславливается именно этими причинами. Поэтому мне не кажется особенно интересным задавать какие бы то ни было вопросы.

Политолог Дмитрий Орешкин заметил, что Владимир Путин немного утратил былую форму – он уже не так остроумен, как прежде, и реакция его слегка замедлена. Но в умении манипулировать цифрами и фактами ему по-прежнему нет равных:

– Мне кажется, что уровень демагогии был традиционный – не больше, не меньше. Можно, например, отметить, что он впервые как-то в очень интересной форме признал, что российские военнослужащие решают определенные задачи на Украине. Как-то так он сформулировал. Но это выглядело примерно так же, как части ограниченного контингента российских войск в исполнении интернационального долга в Афганистане в советские времена. Тут, мне кажется, проблема чисто советская, когда нужно слушать не слова, а то, что между словами, читать не строки, а то, что между строк. Вот между строк прозвучало, что Россия не готова к продолжению военных действий. Серьезных, масштабных военных действий на украинском фронте. Ну, его и нет, с точки зрения Владимира Путина, так же, как там нет подразделений российских войск. Можно этому верить, а правильнее этому не верить. Но было бы странно, если бы он это признал. Так что, да, в значительной степени это все было пустословие.

– А что с экономическими вопросами?
– То же самое. Про пройденный пик кризиса. Мы еще полгода назад слышали, что пик кризиса пройден. Но сейчас еще раз услышали. Да, в то же время признано, что с экономикой дело скверное. А что, собственно, удивительного? Никому ни на что глаза он не открыл. И, вообще, выглядел, как мне кажется, несколько менее собранным, уступил себе прежнему. Раньше он реагировал четче, быстрее, язвительнее. А сейчас часто путал слова, переговаривал. Один раз спутал Сирию с Турцией и даже не заметил. В общем, иногда мямлил. Начал произносить слова, которые раньше никогда не произносил – слова-паразиты, потому что подбирал очень тщательно выражения. Такое ощущение было, что он либо устал, либо немножко состарился уже. Но по сравнению с прежними образцами этого же жанра он выглядел несколько бледней.

– Представители приличных российских СМИ пытались задать ему достаточно серьезные вопросы – про Чайку, Немцова, дальнобойщиков, его дочь…
– Все неприятные вопросы были благополучно зажеваны. Про то, что дети его всегда жили в России, обучались в российских вузах, что они не занимаются бизнесом и т. д. Про то, что мы следим за детьми высокопоставленных чиновников, в то же время при этом Ротенберг чиновником не является, хотя он является членом путинского клана. В общем, что-что, а зажевать неприятный вопрос Владимир Путин умеет. Но раньше он их не зажевывал, раньше он их как-то резко обрезал. А сейчас он выступал в несколько таком более скучном жанре увода в сторону. Поскольку привыкли мы уже к путинской стилистике и знаем: обольщаться, что можно было получить прямой ответ на прямой вопрос, вряд ли был смысл. А вот такие вопросы, как "хватит ли у нас ресурсов на ведение военных действий в Сирии"? Вроде как и прямой вопрос, но в то же время понятно, что президент может на такой вопрос ответить – конечно, хватит. Тем более что учения, на самом деле, в Сирии, а никакая не войсковая операция и т. д. У Путина такой статус, что он должен заражать слушателей оптимизмом. Но как-то не очень сегодня получилось. У меня такое ощущение, что журналисты остались не очень вдохновленными, – считает Дмитрий Орешкин.