Машинное отделение может работать нормально, а корабль может идти на рифы.

Константин Сонин: В 1998 году ситуация была абсолютно другой. Экономка — как медицина. В одних ситуациях лекарство помогает, а в других — нет. Аспирин не поможет от перелома или от рака. Точно также и здесь. То, что рубль обесценился очень сильно помогло в 1998 году. Но почему это должно помочь сейчас совершенно непонятно.

В 1998 году после семи или восьми лет спада, была высокая безработица и огромные незагруженные мощности. То есть, экономике было куда расти, а обесценивание рубля дало дополнительный толчок. Кроме того, по всей видимости, борьба российского правительства с инфляцией в начале 1990-х привела к ситуации, когда девальвация рубля создала столь благоприятные условия для экономики.

Ничего подобного в 2014 году не наблюдалось. Безработица по-прежнему очень низкая, незагруженных мощностей нет, и в этой ситуации обесценение рубля помочь не должно. Оно лишь ухудшает жизнь людей, потому что теперь на тот же рубль можно купить меньше товаров — инфляция высокая. Неудивительно, что впервые за 16 лет, реальные доходы населения упали.

— Недавно Владимир Путин подписал закон, который ставит решения Верховного суда России превыше решений международных арбитражей. Это может оказать какое-то воздействие на экономику страны?

— Думаю, что эта мера не особенно важна для экономики, хотя у нее могут быть негативные последствия в других сферах. Но ничего хорошего в этом быть не может, потому что в ситуации, когда Россия меньше ограничена международными договорами, есть возможность того, что что-то попадает под европейские законы. Например, европейские законы о защите прав человека часто являются источником регулирования для бизнеса. И то, что эти законы не применяются или выборочно применяются в России, плохо для инвестора — и иностранного, и внутреннего. Инвестор всегда думает о том, есть ли шанс, что вложенные им деньги кто-то отнимет. Если раньше эти инвестиции в какой-то степени гарантировались международными договорами и юрисдикциями европейских судов, то теперь они защищены в меньшей степени, чем раньше. Поэтому хороших последствий у этого решения не будет, а плохие — будут.

— Доходы российского бюджета сокращаются, поэтому режутся некоторые статьи расходов, однако эти сокращения не затрагивают расходы на оборону и силовые структуры. О чем это может говорить?

— Я могу вспомнить, когда в США военный бюджет увеличивался в тяжелой ситуации и это совпадало со временем экономического роста. Например, рейгановский рост начинался в сложной ситуации и сопровождался большим ростом военных расходов. Тем не менее, никакой прямой связи между экономическим ростом и увеличением военных расходов нет.

Мне кажется, что Россия тратит чрезмерно много денег на военные расходы — то есть, на нечто непроизводительное и ненужное — по сравнению с образованием и здравоохранением. И то, что изменений не происходит, говорит не только о том, что проводится неправильная политика, но и то, что у людей, которые принимают эти решения, приоритеты совершенно кривые.

— Экономическим блоком правительства РФ руководят люди с большим опытом, однако многие решения критикуют, как нерыночные и неадекватные в сложившихся обстоятельствах. Можете объяснить этот парадокс?

— Когда задумываешься — кого можно было бы назначить вместо Шувалова, Дворковича, Силуанова — понимаешь, что совсем не очевидно, что они что-то делают непрофессионально. Нужно понимать их роль в нынешней ситуации.Их роль — машинистов, инженеров, кочегаров на корабле. Они не имеют вообще никакого доступа к рулевой рубке. Они не имеют никакого отношения к тому, где корабль берет топливо, кого набирают в команду. Машинное отделение может работать нормально, но при этом корабль может плыть кругами или идти на рифы.

Если бы этих людей спросили об их отношении к контрсанкциям, уверен, что они ответили бы, что единственным последствием контрсанкций станет ухудшение жизни российских граждан, и что больше всего пострадает беднейшая часть населения.Если бы их спросили, какие будут экономические последствия присоединения Крыма, то я не могу представить, чтобы они нашли позитивные последствия.
Но, насколько я понимаю, их особо никто и не спрашивает. Они по-прежнему могут кидать уголь в топку или управлять машинами, но корабль по-прежнему плывет независимо от них.

— Как может повлиять на Россию повышение учетной ставки Федеральным Резервом США?

— Никак не может повлиять. Нет никакой связи между тем, что делает ФРС и тем, что происходит в России.

— Россия ведет войну в Сирии и участвует в недавно замороженном конфликте на востоке Украины. Как это может отражаться на российской экономике?

— Если бы я был помешан на каких-то бессмысленных геополитических фантазиях, я мог бы сказать что-то хорошее о действиях в Сирии и на Украине. Но как экономист, я в этом абсолютно ничего хорошего не вижу. Это отнимает ресурсы. Это перекашивает промышленность, сохраняя ненужные производства, которые не делают жизнь людей лучше, но обогащают владельцев этих предприятий. Это вносит очень большую неопределенность в экономику.

— Что бы вы пожелали гражданам России в будущем году?

— Мне кажется, что одна из важнейших вещей, которая нужна гражданам России — понимание того, что происходит. Понимание того, что, когда ты радуешься успехам нашей страны в Сирии — ты радуешься тому, что деньги не будут израсходованы на твои нужды. Что ты будешь больше работать, меньше есть, что твой ребенок реже сходит к врачу, у него будут хуже зубные пломбы, он не получит хорошего репетитора для поступления в университет. И что твоя радость от каких-то геополитических успехов оплачивается тем, что ты отбираешь от собственного счастья и счастья своих близких. Чем больше будет такого понимания и чем больше внимания будет к экономике — тем лучше будет жизнь в России.