Еврорадио: В 2015 году Белоруссия довольно активно звучала на международной арене, но какое событие этого года кажется вам наиболее значимым?
Денис Мельянцов: Событий действительно было много, но есть одно, которое закрывает все остальные — «Минские договоренности» и визит в феврале 2015-го года в Минск канцлера Германии Ангелы Меркель и президента Франции Франсуа Олланда. Случилось то, над чем все в 2014-м году смеялись: Белоруссия собирается посредничать в решении украинского конфликта! А по факту, благодаря тому, что Белоруссия попыталась каким-то образом внести свой вклад в это миротворчество, сегодня и Папа Римский, и Обама вспоминают Минск и «Минские договоренности», и дипломаты и политики, причем, не только европейские, посещая Минск, говорят о своей признательности Белоруссии за ее вклад в решение украинского конфликта.
— Но что эта «миротворческая миссия» дала Белоруссии, помимо упоминания ее политиками и дипломатами разных стран?
— Уточню: по большому счету, это не посредничество, а так называемые «добрые услуги». Если мы непосредственно не участвуем в урегулировании этого кризиса, но максимально пытаемся сблизить позиции сторон, даем возможность встречаться, принимаем у себя эту переговорную группу по Украине… А дало это нам то, что резко вырос имидж Белоруссии в мире. Теперь о нас никто не говорит, что «Белоруссия — это последняя диктатура в Европе». Эти усилия привели к тому, что Белоруссию начали воспринимать, как более значимого международного игрока. Здесь большую роль сыграла даже не «миротворческая позиция» Белоруссии, а позиция, отличающаяся от позиции России по украинскому кризису, вообще, в отношениях с Западом. Это привело к тому, что сейчас отношение к Белоруссии со стороны ЕС и США значительно лучшее.
— Если честно, я ожидал, что на первое место вы поставите замораживание санкций, которые много лет действовали в отношении Белоруссии…
— Это, безусловно, событие, но несравнимое по своему масштабу с «Минскими договоренностями» и визитами европейских лидеров в Белоруссию. Вот это действительно был прорыв. А что касается санкций, то, во-первых, это замораживание — это не отмена. Такое уже было, и это не такое уж экстраординарное событие. Во-вторых, оно было предопределено. Было понятно, что перед президентскими выборами белорусские власти будут пытаться каким-то образом угодить Западу с тем, чтобы выборы пусть и не были признаны, но, чтобы были заявления об «улучшении». Чтобы можно было говорить и о замораживании санкций, и о каких-то более предметных договоренностях насчет долгов. И если говорить о достижениях в сегодняшних отношениях между Белоруссией и ЕС, то они в том, что есть «повестка дня». Впервые мы имеем очень точную и определенную «повестку дня» этих отношений.
— Но официальный Минск столько лет держал непоколебимую позицию относительно санкций и европейских требований — это ли не победа белорусской дипломатии?
— Освобождение политзаключенных официальный Минск создал событие?
— Безусловно. Потому что замораживание тех же санкций произошло, и об этом говорят все западные политики, именно благодаря освобождению политзаключенных. Но вспомните, почему вводились эти санкции? Прежде всего, из-за того, что было нарушено избирательное законодательство! Что видим: санкции вводились за нарушение избирательного законодательства и прав человека, а замораживаются из-за того, что Минск освободил политических заключенных. Можно сказать, что Минск эту «карту политзаключенных» разыграл отлично.
— Что можно назвать внешнеполитическим поражением Минска 2015-му году?
— Если говорить о том, что действительно зависело от нас, и, если принимать тезис, что белорусская внешняя политика — это прежде всего внешнеэкономические отношения, то Белоруссия не добилась кредитов, которых она хотела. И тут одновременно говорим как о кредите МВФ, так и о кредитах со стороны России и евразийских структур, и о гипотетических деньгах от ЕС (доступ к разнообразным европейским финансовым инструментам). Цель такая ставилась, но в 2015-м году ее так и не достигли. Есть и то, что не зависит от Белоруссии. Прежде всего, это конфликт между Россией и Западом. Это привело к тому, что в Белоруссии сужается возможность для внешнеполитического маневра. Пример — вопрос российской авиабазы. Чем холоднее отношения между Западом и Россией, тем больше Россия давит, чтобы такая база в Белоруссии была. И Минску намного труднее становится от этого отбиваться. И здесь достижение, что пока решения по базе с белорусской стороны нет.
— Не то, чтобы это был осмысленный демарш со стороны Лукашенко…
— Тут, как посмотреть! Раньше было так: никаких других визитов, пока не слетает в Москву. Как бы там ни было, но дипломаты внимательно отслеживают такие вещи. И этот факт отследили. Его можно по-разному интерпретировать, но все подчеркивают: такое было. Ко всему, мы здесь не упомянули такое событие в отношениях с США, как продажа белорусской стороной США 700 противотанковых ракет для сирийских повстанцев. Это вообще сенсационная вещь, с учетом тех санкций, которые были применены в отношении Белоруссии. И таких событий, произошедших в 2015-му году, можно вспоминать и вспоминать. Нельзя говорить, что нас ждет переориентация с восточного на западный внешнеполитический вектор, но о нормализации отношений, приведение их к какой-то норме, речь вполне может идти. Полагаю, программа максимум на 2016-й год в отношениях с Евросоюзом — подписание Соглашения о визовой фасилитации (облегчение визового режима), сдвиги в сторону доступа Белоруссии к европейским финансовым инструментам и, естественно, полное снятие санкций — и с европейской стороны, и со стороны США. На большее трудно претендовать.
— Может, поспособствуем урегулированию конфликта России с Турцией или даже Сирией?
— От нас это очень далеко, и мы там не можем выступать даже в роли таких экспертов, как мы выступаем по Украине для России и для России по Украине. От тех турецких и сирийских проблем Белоруссия слишком далека, чтобы способствовать их решению. Если же говорить о программе супермаксимум, но уже не на следующий год, а на года два-три: подход к заключению базовой договоренности с Европейским союзом — соглашения о сотрудничестве и партнерстве с ЕС. Мы единственная страна, которая такого договора не имеет. А без этой юридической базы очень трудно строить отношения и в экономической, и в политической сфере, и в сфере безопасности, и так далее.