Виталий Портников: Межцерковный диалог в Украине, роль церкви в общественных изменениях и единство украинской церкви — эти вопросы мы обсудим сегодня с нашим гостем, патриархом Филаретом, главой Украинской православной церкви Киевского патриархата. В 2016 году исполняется 50 лет со времени, как вы стали митрополитом Киевским. Как изменилась роли церкви за это время? Ведь когда вы стали митрополитом (это был 1966 год), только закончились хрущевские гонения на церковь, началось некоторое успокоение, но церковь все равно была под давлением коммунистической партии, отдела ЦК по делам религий. Сегодня церковь совсем в другой ситуации, причем в Украине и в России ситуация разная.
Патриарх Филарет: Когда я стал киевским митрополитом, мне было 37 лет. Меня пригласил к себе уполномоченный по городу Киеву Виктор Павлович Сухонин и говорит мне: «Вы познакомились со своим духовенством?» Я говорю: «Да, познакомился». — «Вы видите, что оно все старое и вам скоро придет конец?» Я говорю: «Да, но старое может быть и молодым». Он мне еще сказал: «Кроме того, мы в 1980 году вступаем в коммунизм, а в коммунизме не может быть церкви». Я говорю: «Мы существуем, живем и действуем в условиях социализма, будем жить и при коммунизме». Он говорит: «Мы вас терпим при социализме, а при коммунизме терпеть не будем». Я на это сказал: «Ну, если вы не будете нас терпеть, то коммунизма не будет, а церковь будет существовать, потому что Христос сказал: «Создам церковь, и врата Ада не победят ее».
Церковь существует в разных условиях. Она существовала в гонениях: первые три столетия были гонения на церковь. Потом Константин Великий сделал христианство государственной религией — церковь существовала. Рабовладельческий строй исчез, а церковь существует. Так что церковь будет существовать до второго пришествия, и никакие общественные формации не изменят самой сущности церкви, потому что сущность ее заключается в том, чтобы обновить человеческую природу, освободить человека от греха и от смерти — это есть миссия церкви. Поэтому любой строй не исключает этой главной цели церкви — спасения от греха и от смерти.
Мы жили в условиях социализма, сейчас живем в условиях свободы. Миссия церкви не изменилась, а условия ее существования меняются. И вот мы существуем в лучших условиях, чем условия социализма. Ни в условиях советской власти, ни даже в условиях царской у церкви не было такой свободы, какая есть у нас сейчас. Но эта свобода довела до разделения.
— Это, наверное, следствие не свободы, а каких-то вызовов времени?
— Это не только вызов времени. Почему часть украинского населения осталась в Московском патриархате? Люди сделали это свободно, в результате выбора. А другая часть осталась в условиях независимой церкви, то есть автокефальной. Когда изменились условия, и Украина стала независимым государством, я был предстоятелем Всеукраинской церкви. В Украине была одна православная церковь. Еще в 1989-м была создана автокефальная церковь.
Потом Украина стала независимым государством, а раз есть независимое государство, то должна быть и независимая церковь. Государство не может существовать без независимой церкви. Примеров много: и Греция, и Болгария, и Румыния, и Сербия, и Грузия — все православные государства имеют своей духовной основной православную церковь. Поэтому когда Украина стала независимым государством, Поместный собор Украинской церкви принял решение образовать в Украине автокефальную церковь. И началась борьба: Москва выступила против, потому что через церковь Москва влияет на Украину. Если бы в Украине была независимая автокефальная церковь, то и Крым сегодня был бы наш, не отделился бы, и войны бы не было.
— Я хотел вас спросить о диалоге Украинской православной церкви и Московского патриархата. Я помню, что вы общались с покойным митрополитом Владимиром, вы давно вместе служили, еще во времена Советского Союза. Как с нынешним руководством УПЦ и Московского патриархата, с митрополитом Онуфрием?
— Мы тоже встречаемся. Мы же входим в состав Всеукраинского совета церквей и религиозных организаций — там и встречаемся. У нас нормальные отношения, но разные позиции.
— То, что произошло за последние годы: война, социальные проблемы, — это вас разделило или объединило?
— Разделило и показало, кто есть кто, кто кого поддерживает. Нельзя сказать, что Украинская православная церковь Московского патриархата открыто поддерживает Россию и Путина, официально — нет, официально они говорят: мы за мир, — но они не помогают нашей армии. Когда я предложил собирать деньги на помощь нашей армии, митрополит Онуфрий отказался под предлогом того, что это будет означать: наша армия слабая. Я ему сказал: во время Второй мировой войны, когда Русская православная церковь строила танковые колонны, эскадрилью, она не боялась, что подчеркнет слабость советской армии, поскольку она была с народом, выступала против фашизма, против Гитлера.
Так и тут церковь должна быть с народом. Народ защищает свою землю, и церковь должна… А эта Московская церковь не защищает, поэтому народ выходит из этой церкви и присоединяется к Киевскому патриархату. Руководство этой церкви постоянно говорит: это захват московских храмов Киевским патриархатом. Это не захват, а это их же люди сами переходят в Киевский патриархат. Таким образом, происходит объединение в одну православную церковь.
— Если этот путь будет именно таким, то он вряд ли может привести к какому-то действенному результату.
— Это будет содействовать. Господь еще делает так, что будет признание Украинской церкви мировым православием как автокефальной церкви. Вот тогда произойдет объединение.
— Это же политическая оценка! Вы же не знаете Божьего промысла.
— Не знаю промысла Божьего, но знаю, что Господь управляет церковью и приведет к лучшему, а не к худшему. Лучшее — это объединение или разъединение?
— Всегда лучше единство, чем раскол.
— Так вот, Господь приведет к единству.
— Вы не будете отрицать, что среди священников и верующих Украинской православной церкви Московского патриархата есть настоящие патриоты Украины. Как существовать такому организму, где одни люди склоняются на одну сторону, а другие — на другую?
— Я знаю многих епископов, которые симпатизируют автокефальной церкви, и духовенство такое есть, поэтому мы и рассчитываем, что они перейдут в Киевский патриархат. Поэтому я говорю своему духовенству и своим епископам, что не надо враждовать с епископатом и духовенством Московского патриархата, потому что они — наши братья, придет время, и мы будем вместе служить.
— Я хотел вас спросить о Русской православной церкви, о ее сегодняшней роли в России. Вы хорошо знаете патриарха Кирилла. Как вы считаете, что произошло за последние два-три года с Русской православной церковью? Насколько она изменилась в новых условиях? Или, может быть, она осталась прежней?
— Русская православная церковь была зависима от государства еще в царское время, была зависима от государства в советское время и остается зависимой от государства сейчас. Эта зависимость от государства делает церковь такой, какой она не должна быть. Она не должна говорить неправду, а она говорит неправду. Я хочу сказать это не о Русской церкви как церкви, а о ее руководстве, о новых церковных деятелях.
Русская церковь как церковь — святая, как и всякая церковь — святая, поэтому мы верим в Единую Святую Апостольскую Церковь. Но когда патриархом стал Кирилл, произошли изменения. Это умный человек. Когда он стал патриархом, о нем сказали, что он политик, дипломат и патриарх («патриарх» — на последнем месте).
— В Средневековье так говорили о многих римских папах.
— Так оно и есть. Патриарх Кирилл хочет сделать Русскую церковь подобной Ватикану — это была его мечта еще с молодости, мы с ним не раз говорили об этом.
— Вы его не переубеждали?
— Переубеждал, но он остался при своем мнении, поэтому, став патриархом, он ведет церковь по этому пути. Поэтому в Русской церкви сейчас 300 епископов, а может быть, больше. Для чего Русской церкви такое количество епископов? В этом нет надобности. Он сделал это, чтобы показать величие Русской церкви. А величие церкви заключается не в этом, а в святости, в духовности.
— Вы говорите, что Русская церковь связана с государством, зависима от государства и власти, но вы в этой церкви прошли путь от священника до местоблюстителя патриаршего престола. Вас тогда не смущала эта зависимость?
— Смущала, но я не мог этому противодействовать. Я знаю эту зависимость. Нельзя было поставить епископа без согласия КГБ, священника — без согласия государственных органов, потому что не было свободы, была полная зависимость. Церковь существовала в этой зависимости, потому что она выполняла свою миссию, будучи ограниченной. Сейчас мы можем выступать по телевидению, по радио, а в советское время мы были ограничены храмом, только там можно было проповедовать, и то под контролем. Однажды за проповедь в храме меня чуть не сняли с Киевской кафедры.
— А что вы тогда сказали?
— Привел слова апостола Павла, что «нас гонят, а мы существуем, нас убивают, а мы живы, нас делают нищими, а мы обогащаем». Это из Послания апостола Павла. И когда меня стали обвинять, я говорил, что это не мои слова — это слова апостола Павла, написанные в Библии. Вы же разрешили издать Библию… Я думал, что, раз вы читали и согласились с этим, то я имею право это говорить.
— С другой стороны, ведь именно храм — это самое главное, в него приходит тот, кто хочет, а телевидение может включить каждый, как верующий, так и неверующий.
— Телевидение в наше время имеет большое значение, потому что влияет. В храм ходят не все, а по телевидению, по радио все могут послушать, но они могут принять, а могут не принять, и, если не примут, — это их воля, но они будут за это отвечать перед Богом на Страшном суде. Они не могут сказать: Господи, а мы не слышали… Вот вам проповедовали, вы слышали, но отвергли, поэтому вы не в Царстве небесном.
— Каков уровень нравственности в постсоветском обществе? Он повысился, в сравнении с советскими временами, или произошедшие изменения привели к совсем другим последствиям?
— Моральный уровень в Украине повысился. Сейчас храмы наполняются не только пенсионерами, но и молодежью, людьми среднего возраста, дети посещают храм Божий. В Украине за годы независимости построено больше трех с половиной тысяч храмов — это свидетельствует о религиозном подъеме. В истории не случалось, чтобы за такой короткий срок было построено так много храмов — ни в одной стране.
Гуманитарная помощь, защита отечества — это тоже проявление моральной стойкости, проявление любви, то есть того, к чему призывает церковь. Так что духовность, религиозное сознание в Украине в годы независимости повысились.
— Религиозное сознание — да, а нравственность?
— И нравственность повысилась. Гуманитарная помощь, когда люди отдают последнее тем, кто страдает, — это говорит о любви, о морали, о духовности. Но наряду с этим существует и грех, и беззаконие, коррупция.
— Когда в конце 2013 года вы фактически приняли решение о том, чтобы Украинская православная церковь Киевского патриархата поддержала протестующих на Майдане, вы открыли ворота Михайловского Златоверхого монастыря перед студентами, которые тогда убегали от «правоохранителей» с Майдана независимости. Вы ощущали какой-то момент риска в этой ситуации? Допустим, власть одержит победу, и вас обвинят в том, что вы были вдохновителями экстремистов?
— Мы рассуждали иначе. Мы несем ответственность перед Богом, а не перед властью. Христос сказал: воздавать Божье Богу, а кесарю — кесарево. Поэтому, открывая ворота для студентов, которых побили, мы думали о Боге, о своей миссии и не думали, как будет с нами поступать власть. Даже если бы нас потом наказывали, в случае победы Януковича, мы бы терпели. Но мы сделали то, что нужно было делать.
— Вы согласны, что авторитет вашей церкви в обществе с того момента очень повысился, что это был особый момент?
— Газеты писали, что церковь, которая приняла побитых студентов, — это есть истинная церковь.
— Вы думали о том, как использовать этот авторитет для будущего взаимопонимания церкви и общества? Ведь сейчас же особый момент: путь в Европу — это новые вызовы, модернизация, это все сложно.
— Я думал только об одном — выполнять и свои обязанности как патриарха, и церкви — как церкви. Она должна выполнять свои обязанности и не смотреть на власть. Если власть выполняет свои обязанности хорошо, поддерживать ее, если она их не выполняет, то говорить ей правду. Я тогда открыто сказал правду Януковичу: что он готовил Украину к вступлению в Европейский союз ассоциированным членом, а потом, когда пришел момент подписать это, он отказался и обманул народ.
— И как он отреагировал?
— Не знаю. После этого расстреляли «небесную сотню» — вот так он отреагировал.
— То, что мы до сих пор не знаем всех этих людей, и фактически не произошло наказания всех, кто причастен к этим преступлениям, — это означает, что остается надеяться только на божий суд?
— Божий суд будет. Но власть, которая не выполняет своих обязанностей, будет наказана Богом. Апостол Павел говорит, что власть не напрасно носит меч — для того, чтобы защищать добро и наказывать зло. А если она не наказывает зло, то она не выполняет своих обязанностей.
— Вы верите в мирную Украину, в окончание военных действий, в восстановление территориальной целостности страны, в то, что наступит период нормальной жизни? Как его добиться?
— Верю. И я убежден, что война закончится, потому что всякая война заканчивается. Верю и в то, что и Крым возвратится к Украине. Верю и в то, что Украина станет полноправным членом Европейского союза. Верю и в то, что мы победим коррупцию. И поместная церковь будет, потому что это — добро. Все, о чем мы мечтаем, к чему стремимся, — это добро, а где добро, там Бог. Бог помогает, и нам поможет Бог все это осуществить.
— То есть вы не знаете пути, а знаете цель?
— Я знаю цель. В 1992 году знал, что в Украине должна быть поместная автокефальная церковь. Как мы к этому придем — не знал, но знал, что это должно быть. Мы продвигаемся в этом направлении.
— Считаете ли вы, что сейчас больше взаимопонимания и диалога, чем раньше?
— Сейчас Киевский патриархат — господствующая церковь в Украине. Киевский патриархат поддерживают 40% населения Украины, а Московский — 20. Есть разница? Есть. Это ощущается в жизни украинского общества.
