Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Папа Франциск: «Все произошло само собой. Я лишь сказал, что хочу встретиться со своими православными братьями и обнять их. Вот и всё. Потом были два года конфиденциальных переговоров, которые хорошо провели замечательные епископы. Со стороны православных их вел Иларион — не только замечательный [священник], но еще и артист, музыкант. Все сделали они».
«Я очень счастлив». Когда Франциска просят прокомментировать примирение католической и православной Церквей после почти тысячелетнего раскола, в ответ слышится превосходная степень, выражающая, прежде всего, радость. Впрочем, и стратегия, которой Папа руководствовался на переговорах, была столь же обезоруживающей в своей простоте. «Все произошло само собой. Я лишь сказал, что хочу встретиться со своими православными братьями и обнять их. Вот и всё. Потом были два года конфиденциальных переговоров, которые хорошо провели замечательные епископы. Со стороны православных их вел Иларион — не только замечательный [священник], но еще и артист, музыкант. Все сделали они». Накануне исторической личной встречи с Патриархом Кириллом, которая произойдет 12 февраля на Кубе, в неформальной беседе в послеполуденной тишине ватиканской резиденции Святой Марты Хорхе Марио Бергольо выглядит удовлетворенным, в особенности потому, что, как он считает, ему удалось навести еще один мост.
Последние месяцы он догадывался, что скоро настанет пора заключительных шагов. В конце июня прошлого года именно богослов Иларион, «министр иностранных дел» Московского Патриархата, сказал еженедельнику «Коррьере делла Сера», что историческая встреча «на повестке дня». Он говорил тогда о «близкой перспективе». И выразил надежду на то, что встреча состоится не между папой и патриархом, а между нынешними главами (церквей). В конце года разговоры участились. Говорили о настойчивом стремлении Патриарха ускорить финальный этап, которое разделялось и Святым Престолом. Начали предполагать «техническую посадку» на Кубе во время визита Папы на Кубу. 23 января немецкий кардинал Курт Кох, возглавляющий в Ватикане Совет по содействию единству христиан, сказал, что «горит уже не красный, а желтый свет светофора». А командующий Ватиканской жандармерией Доменико Джани, побывавший с контрольным визитом в Мексике, в городе иммигрантов Сьюдад-Хуарес на границе с Соединенными Штатами, где Папа отслужит Мессу и где он с самого начала намеревался побывать, добавил, что нельзя исключать «изменения маршрута» в последний момент.
Меньше чем за две недели «желтый свет» сменился «зеленым». Внезапно мост, разрушенный тысячу лет назад, восстал из руин и готов служить переправой. Примирение европейского христианства, но вне европейских границ — словно свидетельство того, что центр тяжести Церкви сегодня находится не в Европе. Тем, кто встречается с ним в резиденции Святой Марты, Папа повторяет это со смесью надежды и трезвого беспокойства: «Мосты — вот что нужно строить. Шаг за шагом, чтобы, в конце концов, приблизиться к тому, кто с другой стороны, и пожать ему руку. Мосты держатся и помогают примирению. Стены нет: только кажется, что они нас защищают, а на самом деле лишь разделяют. Поэтому их надо сносить, а не возводить. Все равно они обречены упасть, одна за другой. Вспомним о Берлинской стене. Она казалась вечной, но раз! — и в один день она рухнула». Восстановленный «мост» к православию — плод этой терпеливой стратегии диалога; уважения к собеседникам, которых Папа ценит прежде всего как личностей. Франциск хорошо знает, что «у России имперская кровь» — со времен царицы Екатерины. И, как и Китай, «Россия может многое дать». На этом этапе, повторяет Папа тем, находится рядом с ним, «мы не можем сказать, что нас окружает мир на земле. Куда бы мы ни поглядели, везде конфликты. Я говорил о третьей мировой войне, идущей кусками. В действительности она не кусками: это самая что ни на есть война. Как ведутся войны? Через экономику, торговлю оружием, и ведя войну против нашего общего дома — природы. Торговцы оружием делают огромные деньги, покупая оружие у страны, которая им его продает, чтобы поразить другого, своего врага. И известно, кто это». Для него экология — основополагающий элемент того, что можно назвать глобальной безопасностью. «Рубить деревья — значит опустошать целые территории. Вот почему в таких странах, как Замбия, начали снова сажать их, заниматься восстановлением леса, чтобы избежать обеднения почвы. И надо быть осторожными с монокультурами. Если выращивать все время одно и то же, не чередуя культуры, почва вскоре умирает».
«Запад должен заняться самокритикой в отношении арабской весны». Не упускать ни единой возможности навести мосты и избегать любых войн — это твердая позиция Понтифика. Военная операция Запада в Северной Африке и так называемая «арабская весна» были рискованной игрой, за которую сейчас приходится дорого платить. «Про арабскую весну и Ирак можно было вообразить заранее, что может произойти. И отчасти между тем, как видят ситуацию Святой Престол и Россия, есть точки соприкосновения. Отчасти, ибо преувеличивать нам не следует, потому что у России есть свои интересы». Но Папа призывает всегда думать «о Ливии, до и после военной операции: сначала был только один Каддафи, а теперь их пять десятков. Запад должен заняться самокритикой». Нельзя не думать без некоторой боязни о том, что может произойти, если США и Европа сочтут необходимым снова атаковать ливийскую территорию, истерзанную племенными распрями и исламским терроризмом. Он прекрасно знает, что происходящее по ту сторону Средиземного моря — трагедия.
«В конце концов, Европа улыбнется мигрантам». Собеседникам, говорящим ему о происходящих в настоящее время эпохальных переселениях и о тревоге, которую они вызывают в Европе, Бергольо отвечает, вспоминая свою первую поездку, в июле 2013 года, на сицилийский остров Лампедузу — символ трагедии беженцев. Тогда он предал волнам венок из цветов — дань памяти всем тем, кто утонул, пересекая Средиземное море на переполненных кораблях и лодках. «Когда я поехал на Лампедузу, проблема иммиграции только начиналась. А сейчас она взорвалась», — повторяет он, словно желая сказать, что дальновидная позиция Церкви не была понята вовремя; и вот теперь Европе приходится разбираться с проблемой, усугубленной отсутствием видения и стратегии. «Этот вызов необходимо принять с умом, естественно, потому что за ним стоит громадная и ужасная проблема терроризма». И все же взгляд Папы на Старый Свет не пессимистичен. Рассказывают, что он готовит речь, которую произнесет на церемонии вручения Премии Карла Великого за вклад в дело мира и интеграции, присужденной ему Ахенским жюри в Германии. И это будет «речь, исполненная большой любви». Сказанные им о Европе во время краткого визита в Страсбургский Парламент в ноябре 2014 года печальные, местами суровые слова имели громадный резонанс. Тогда он сказал, что «Европе, которая в состоянии ценить свои религиозные корни, умея понять их богатство и потенциал», будет также «легче защититься от разных видов экстремизма, широко распространяющихся в сегодняшнем мире, в том числе из-за великого вакуума идеалов, который мы наблюдаем на так называемом Западе». «Так называемом» — уже само прилагательное было не случайным. Но он пошел дальше. Обращаясь к европарламентариям, он не преминул воскресить в памяти «Европу-бабушку, уже утратившую детородную и жизненную силу. Поэтому великие идеалы, вдохновлявшие Европу, похоже, потеряли притягательность в пользу бюрократических техницизмов ее институтов». Несколько часов спустя раздался телефонный звонок. «“Я немецкий канцлер Ангела Меркель”, — любит вспоминать Франциск. — Она была несколько рассержена, потому что я сравнил Европу с бесплодной женщиной, неспособной родить детей. Она спросила меня, правда ли я думаю, что Европа больше не может иметь детей. Я сказал, что нет, Европа еще может нарожать детей, потому что у нее крепкие и глубокие корни. Потому что у нее уникальная история. Потому что она сыграла и еще может сыграть фундаментальную роль: достаточно сказать о культуре и традициях, которые она воплощает. И потому что в самые мрачные моменты она всегда демонстрировала, что у нее есть скрытые ресурсы».
Но в беседах в Доме Святой Марты он настаивает, что «Европа должна и может меняться. Должна и может реформироваться. Если она не в состоянии экономически помочь странам, из которых едут беженцы, она должна задаться вопросом, что делать с этим великим вызовом, который носит, прежде всего, гуманитарный характер, но не только. Нарушилась система воспитания: та, что передавала ценности от дедов к внукам, от родителей к детям. Что ж, надо задуматься о том, как восстановить ее». Бергольо часто использует библейскую метафору. Он сравнивает Старый Свет с Сарой, женой Авраама. Сара бесплодна, и когда ей переваливает за 70, то в соответствии с обычаями тех давних времен она дает свою рабыню в жены мужу, чтобы та вместо нее родила ему сына. Однако потом она сама чудесным образом в 90 лет рождает ребенка. «Европа, — любит повторять Франциск, — как Сара, которая сначала пугается, а потом тайком улыбается». Он надеется, как передают те, кто с ним говорил, что Европа «тайком улыбнется» иммигрантам. Сила может прийти к ней из воспоминаний о «великих забытых героях» недавней истории. Франческо восхищается главными действующими лицами послевоенного возрождения Европы. Он называет немецкого канцлера Конрада Адэнауэра, французского министра иностранных дел Робера Шумана, итальянца Альчиде Де Гаспери. Но усматривает «забытых героев» и в хронике наших дней. «К примеру, женщина-мэр Лампедузы — Джузи Николини», за то, что она сделала для беженцев. И часто вспоминает «в числе великих людей сегодняшней Италии» как почетного главу государства Джорджо Наполитано, так экс-министра Эмму Бонино. «Когда Наполитано согласился во второй раз, в его возрасте, пусть и на ограниченный срок, взвалить на себя столь тяжелое бремя, я позвонил ему и сказал, что это был жест патриотического «героизма». Что касается Бонино, этой представительницы радикалов, слыша имя которой собеседники Папы не верят своим ушам, он утверждает, что «это человек, который лучше всех знает Африку. И она сослужила этим своим знанием Африки прекрасную службу Италии. Мне говорят: это люди, которые думают об этом совершенно иначе, чем вы. Верно, но что поделаешь. Надо смотреть на людей, на то, что они делают».
Какие слова он адресует китайскому президенту Си Цзиньпину? По сути, его идея многогранника, как геометрической фигуры, которая лучше всего отражает фрагментированность этого исторического этапа, и потребность найти точку равновесия, единения и мирного сосуществования разных людей, порождена этим всеобъемлющим подходом — тем же самым, который позволяет ему избавляться от обломков холодной войны и пытаться внести лепту в создание нового мирового порядка. Посредничество между США и Кубой. Поездка в Соединенные Штаты. Открытие Юбилейного Года [милосердия] в Африке. Теперь Мексика и примирение с православным миром. Это все этапы «стратегии мостов», которой этот папа-аргентинец, воплощение «альтернативного Запада», не мыслит границ: даже тех, которые он встречает в Поднебесной Империи. Его интервью Asia News облетело весь мир. И речь идет о послании, которое в ближайшее время будет направлено самому президенту Китайской народной республики, Си Цзиньпину — это еще один кирпичик моста, по которому Франциск надеется рано или поздно перейти через Великую Китайскую стену.
Перевод Ольги Уваровой.
«Запад должен заняться самокритикой в отношении арабской весны». Не упускать ни единой возможности навести мосты и избегать любых войн — это твердая позиция Понтифика. Военная операция Запада в Северной Африке и так называемая «арабская весна» были рискованной игрой, за которую сейчас приходится дорого платить. «Про арабскую весну и Ирак можно было вообразить заранее, что может произойти. И отчасти между тем, как видят ситуацию Святой Престол и Россия, есть точки соприкосновения. Отчасти, ибо преувеличивать нам не следует, потому что у России есть свои интересы». Но Папа призывает всегда думать «о Ливии, до и после военной операции: сначала был только один Каддафи, а теперь их пять десятков. Запад должен заняться самокритикой». Нельзя не думать без некоторой боязни о том, что может произойти, если США и Европа сочтут необходимым снова атаковать ливийскую территорию, истерзанную племенными распрями и исламским терроризмом. Он прекрасно знает, что происходящее по ту сторону Средиземного моря — трагедия.
«В конце концов, Европа улыбнется мигрантам». Собеседникам, говорящим ему о происходящих в настоящее время эпохальных переселениях и о тревоге, которую они вызывают в Европе, Бергольо отвечает, вспоминая свою первую поездку, в июле 2013 года, на сицилийский остров Лампедузу — символ трагедии беженцев. Тогда он предал волнам венок из цветов — дань памяти всем тем, кто утонул, пересекая Средиземное море на переполненных кораблях и лодках. «Когда я поехал на Лампедузу, проблема иммиграции только начиналась. А сейчас она взорвалась», — повторяет он, словно желая сказать, что дальновидная позиция Церкви не была понята вовремя; и вот теперь Европе приходится разбираться с проблемой, усугубленной отсутствием видения и стратегии. «Этот вызов необходимо принять с умом, естественно, потому что за ним стоит громадная и ужасная проблема терроризма». И все же взгляд Папы на Старый Свет не пессимистичен. Рассказывают, что он готовит речь, которую произнесет на церемонии вручения Премии Карла Великого за вклад в дело мира и интеграции, присужденной ему Ахенским жюри в Германии. И это будет «речь, исполненная большой любви». Сказанные им о Европе во время краткого визита в Страсбургский Парламент в ноябре 2014 года печальные, местами суровые слова имели громадный резонанс. Тогда он сказал, что «Европе, которая в состоянии ценить свои религиозные корни, умея понять их богатство и потенциал», будет также «легче защититься от разных видов экстремизма, широко распространяющихся в сегодняшнем мире, в том числе из-за великого вакуума идеалов, который мы наблюдаем на так называемом Западе». «Так называемом» — уже само прилагательное было не случайным. Но он пошел дальше. Обращаясь к европарламентариям, он не преминул воскресить в памяти «Европу-бабушку, уже утратившую детородную и жизненную силу. Поэтому великие идеалы, вдохновлявшие Европу, похоже, потеряли притягательность в пользу бюрократических техницизмов ее институтов». Несколько часов спустя раздался телефонный звонок. «“Я немецкий канцлер Ангела Меркель”, — любит вспоминать Франциск. — Она была несколько рассержена, потому что я сравнил Европу с бесплодной женщиной, неспособной родить детей. Она спросила меня, правда ли я думаю, что Европа больше не может иметь детей. Я сказал, что нет, Европа еще может нарожать детей, потому что у нее крепкие и глубокие корни. Потому что у нее уникальная история. Потому что она сыграла и еще может сыграть фундаментальную роль: достаточно сказать о культуре и традициях, которые она воплощает. И потому что в самые мрачные моменты она всегда демонстрировала, что у нее есть скрытые ресурсы».
Но в беседах в Доме Святой Марты он настаивает, что «Европа должна и может меняться. Должна и может реформироваться. Если она не в состоянии экономически помочь странам, из которых едут беженцы, она должна задаться вопросом, что делать с этим великим вызовом, который носит, прежде всего, гуманитарный характер, но не только. Нарушилась система воспитания: та, что передавала ценности от дедов к внукам, от родителей к детям. Что ж, надо задуматься о том, как восстановить ее». Бергольо часто использует библейскую метафору. Он сравнивает Старый Свет с Сарой, женой Авраама. Сара бесплодна, и когда ей переваливает за 70, то в соответствии с обычаями тех давних времен она дает свою рабыню в жены мужу, чтобы та вместо нее родила ему сына. Однако потом она сама чудесным образом в 90 лет рождает ребенка. «Европа, — любит повторять Франциск, — как Сара, которая сначала пугается, а потом тайком улыбается». Он надеется, как передают те, кто с ним говорил, что Европа «тайком улыбнется» иммигрантам. Сила может прийти к ней из воспоминаний о «великих забытых героях» недавней истории. Франческо восхищается главными действующими лицами послевоенного возрождения Европы. Он называет немецкого канцлера Конрада Адэнауэра, французского министра иностранных дел Робера Шумана, итальянца Альчиде Де Гаспери. Но усматривает «забытых героев» и в хронике наших дней. «К примеру, женщина-мэр Лампедузы — Джузи Николини», за то, что она сделала для беженцев. И часто вспоминает «в числе великих людей сегодняшней Италии» как почетного главу государства Джорджо Наполитано, так экс-министра Эмму Бонино. «Когда Наполитано согласился во второй раз, в его возрасте, пусть и на ограниченный срок, взвалить на себя столь тяжелое бремя, я позвонил ему и сказал, что это был жест патриотического «героизма». Что касается Бонино, этой представительницы радикалов, слыша имя которой собеседники Папы не верят своим ушам, он утверждает, что «это человек, который лучше всех знает Африку. И она сослужила этим своим знанием Африки прекрасную службу Италии. Мне говорят: это люди, которые думают об этом совершенно иначе, чем вы. Верно, но что поделаешь. Надо смотреть на людей, на то, что они делают».
Какие слова он адресует китайскому президенту Си Цзиньпину? По сути, его идея многогранника, как геометрической фигуры, которая лучше всего отражает фрагментированность этого исторического этапа, и потребность найти точку равновесия, единения и мирного сосуществования разных людей, порождена этим всеобъемлющим подходом — тем же самым, который позволяет ему избавляться от обломков холодной войны и пытаться внести лепту в создание нового мирового порядка. Посредничество между США и Кубой. Поездка в Соединенные Штаты. Открытие Юбилейного Года [милосердия] в Африке. Теперь Мексика и примирение с православным миром. Это все этапы «стратегии мостов», которой этот папа-аргентинец, воплощение «альтернативного Запада», не мыслит границ: даже тех, которые он встречает в Поднебесной Империи. Его интервью Asia News облетело весь мир. И речь идет о послании, которое в ближайшее время будет направлено самому президенту Китайской народной республики, Си Цзиньпину — это еще один кирпичик моста, по которому Франциск надеется рано или поздно перейти через Великую Китайскую стену.
Перевод Ольги Уваровой.
