Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
«Во времена моего детства мальчики хотели быть автомеханиками, а девушки — швеями», — говорит Сергей Максимишин. Сам он изучал ядерную физику, но во время прохождения военной службы на Кубе начал фотографировать. И это увлекло его навсегда. Двукратный победитель World Press Photo представляет свои работы в пражской галерее «Заградник» до конца февраля.
«Во времена моего детства мальчики хотели быть автомеханиками, а девушки — швеями», — говорит Сергей Максимишин. Сам он изучал ядерную физику, но во время прохождения военной службы на Кубе начал фотографировать. И это увлекло его навсегда. Двукратный победитель World Press Photo представляет свои работы в пражской галерее «Заградник» до конца февраля.
REPORTÉR MAGAZÍN: Что заставило вас выбрать путь фотографа?
Сергей Максимишин: Я учился в техническом вузе, и там от нас хотели, чтобы мы ближе познакомились с жизнью рабочих. А я как раз был влюблен в девушку, которая хотела стать фотолаборантом. Поэтому я вошел в группу лаборантов. Тогда я ничему не научился: нашего преподавателя посадили за торговлю на черном рынке…
— А как же вы тогда стали фотографом?
— Когда я пошел служить, нас отправили на Кубу. Армии нужно было, чтобы кто-то фотографировал местные красоты, и мне сказали: «Ты умный физик — будешь и хорошим фотографом». Так что полтора года я был военным фотографом на Кубе. После возвращения домой я окончил Политехнический институт в Ленинграде, а потом работал научным сотрудником в Эрмитаже. В 1991 году каждый второй начал заниматься бизнесом, и я тоже: я занялся недвижимостью и возглавлял одно риэлтерское агентство. Так я прожил семь лет, а потом стал посещать двухгодичный курс в школе фотографии. И совершенно потерял голову от фотографии. Мне было 34 года.
— Вероятно, это был смелый шаг.
— До того времени я был типичным буржуем: у меня была хорошая зарплата и комфортная жизнь. Мои друзья думали, что я по-настоящему сошел с ума, ведь мой доход сильно упал. Теперь это уже не такая проблема: я уже достаточно популярен и могут себя прокормить фотографией. Но тогда…
— Так что же вас к этому занятию привело?
– В 1998 году в России случился большой кризис, который негативно сказался и на моем бизнесе. Тогда я сказал себе: «Сейчас или никогда!»
— Трудно ли быть фотографом в современной России?
— Непросто. В России уже, по сути, нет журналов, которые платили бы за фотографии. Два месяца назад закрылась российская редакция «Geo», а до этого закрылся «Newsweek». И хотя остался еще один журнал — он называется «Русский репортер», — на который я работаю, я не получаю от них не копейки. Так что свои репортажи я могу продать, кому захочу. Сегодня мой основной клиент — это немецкое издание «Stern». Я люблю работать по заказу, потому что тогда я хорошо понимаю, что от меня хотят. Скажем, меня просят сделать репортаж о Ленине, хотят моего взгляда и дают свободу действий.
— Но вы ведь еще и пишете.
— Я даже думаю, что журналист из меня лучший, чем фотограф! Но журналистика в России совершенно дискредитирована, потому что журналисты ужасно врут.
— Предлагаете ли вы журналам и свои собственные идеи?
— Если речь идет о моей идее, то я должен вложить собственные деньги, если же идея их, то и работаю я за их деньги. Больше всего в моей работе мне нравятся путешествия, поэтому, правда, моя жена ненавидит мою работу. И, главное, она удивляется, что мне по-прежнему удается найти людей, которые мне за это платят.
— Какая страна вам нравится больше всего?
– Я люблю Индию. Там мой второй дом, а может, и первый. Я езжу туда каждый год на 14 дней или на месяц. Когда я выхожу из самолета, я сразу расслабляюсь. В России нет этого ощущения: российское небо депрессивно. Быть может, я когда-нибудь поселюсь в Индии. Я хотел бы купить там маленький домик…
— Есть ли у вас какие-нибудь долгосрочные проекты?
— В последние пять лет я работаю над репортажами о сосуществовании разных религий, и последний репортаж серии я делал в Монголии о девушке, которая живет в юрте, а работает балериной в театре. Одной ногой она остается в Азии, в ее традициях, а второй — во Франции.
— Кто выделил средства на вашу книгу, которую вы недавно издали?
— Я воспользовался средствами, собранными людьми, — краудфандингом. Так, сначала я хотел набрать денег на издание ста экземпляров, а в итоге финансов хватило на тираж в десять раз больший. Сейчас книга переведена на английский язык, так что, может быть, весной мы объявим новый сбор на англоязычную версию.
— В России вы знаменитость, вас все знают…
— Нет. Я, наверное, известен среди тех, кто интересуется фотографией, но этих людей не так много. Начинающим студентам я говорю, что они никогда не будут богаты и известны, что, возможно, будут вращаться в кругах, где рекой льется шампанское, но сами они будут пить пиво.
— Как вы налаживаете контакт с людьми, которых фотографируете?
— Общение очень важно, и фотографам оно необходимо больше, чем пишущим журналистам. Тот, кто пишет, может быть эмоционально нейтрален. А вот фотограф должен наладить эмоциональную связь с людьми. Тот, кто не может этого сделать, пусть фотографирует цветы. Способность к общению — на первом месте. И она играет решающую роль в том, какой в итоге получится фотография.
— Вы фотографировали и военные действия.
— Я не военный фотограф, и, кстати, не вижу смысла в этом виде фотографии. Как-то я слышал шутку о том, что война начинается, когда приезжает CNN, и заканчивается, когда уходят журналисты… Я не хочу быть частью этого механизма. Я попробовал, но это не для меня. Я, скорее, занимаюсь чем-то между этнографией и социальной фотографией. Журналистика, как мне кажется, заключается в том, что одна группа людей показывает другой группе, как живет третья группа. И такая работа мне по душе. Но я уважаю военных фотографов и восхищаюсь, например, работами Юрия Козырева, которого считаю одной из важнейших фигур в моей жизни. И, наверное, я могу назвать его своим другом и учителем.
— Насколько доверительными должны быть отношения между фотографом и фотографируемым? Если посмотреть на ваши снимки, то можно сказать, что не слишком: вы отправляетесь в Индию и там тоже делаете отличные фотографии.
— Я живу в Санкт-Петербурге, но там почти не фотографирую — мне это не слишком интересно. Правда, иногда я обязан, и тогда мне приходится искать некий средний путь между определенной фамильярностью и собственными ощущениями. Я должен быть внимателен и, разумеется, знать как можно больше о том, что фотографирую.
— Как вы думаете, существует ли некий национальный стиль в фотографии? Нечто, что может подсказать вам, откуда родом автор?
— Это очень интересный вопрос. В России много спорят о том, что нам следует найти специфический русский стиль, и речь не только о фотографии. Лично я думаю, что российская фотография похожа на русскую литературу, что она гуманистическая. Сейчас наша профессия переживает бум, появляется множество отличных молодых фотографов. Я знаю это, потому что обучаю их. Я знаком с их работами и чувствую, что они будут хорошими фотографами.
— В вашей книге вы пишете под каждой фотографией ее технические подробности. И меня поразило, что вы фотографируете с высокой чувствительностью (ISO). У вас нет проблем с цифровым шумом?
— Нет, потому что при хорошей камере и точном экспонировании все получается хорошо. Когда я фотографирую на улице, я ставлю камеру на 1600 ISO, а диафрагму на f-22. Я хочу, чтобы мои фотографии везде отличались остротой.
— Многие уверены, что дорогие фотоаппараты улучшат их плохие фотографии. И мне кажется, что это в особенности касается мужчин…
— Вы правы. Мои студенты почти все время спрашивают меня о фотоаппаратах и объективах, но я об этом ничего не знаю! На самом деле я просто ненавижу эти разговоры о технике. А что касается цифрового формата, то мне совершенно все равно, на бумаге фотография или на экране.
— Какие у вас планы?
— Я буду больше преподавать: у меня новая группа студентов. Я люблю учить, и это приносит мне все больше удовольствия. Я понял, что уже больше люблю разглядывать фотографии своих студентов, чем собственные.
— Так что же вас к этому занятию привело?
– В 1998 году в России случился большой кризис, который негативно сказался и на моем бизнесе. Тогда я сказал себе: «Сейчас или никогда!»
— Трудно ли быть фотографом в современной России?
— Непросто. В России уже, по сути, нет журналов, которые платили бы за фотографии. Два месяца назад закрылась российская редакция «Geo», а до этого закрылся «Newsweek». И хотя остался еще один журнал — он называется «Русский репортер», — на который я работаю, я не получаю от них не копейки. Так что свои репортажи я могу продать, кому захочу. Сегодня мой основной клиент — это немецкое издание «Stern». Я люблю работать по заказу, потому что тогда я хорошо понимаю, что от меня хотят. Скажем, меня просят сделать репортаж о Ленине, хотят моего взгляда и дают свободу действий.
— Но вы ведь еще и пишете.
— Я даже думаю, что журналист из меня лучший, чем фотограф! Но журналистика в России совершенно дискредитирована, потому что журналисты ужасно врут.
— Предлагаете ли вы журналам и свои собственные идеи?
— Если речь идет о моей идее, то я должен вложить собственные деньги, если же идея их, то и работаю я за их деньги. Больше всего в моей работе мне нравятся путешествия, поэтому, правда, моя жена ненавидит мою работу. И, главное, она удивляется, что мне по-прежнему удается найти людей, которые мне за это платят.
— Какая страна вам нравится больше всего?
– Я люблю Индию. Там мой второй дом, а может, и первый. Я езжу туда каждый год на 14 дней или на месяц. Когда я выхожу из самолета, я сразу расслабляюсь. В России нет этого ощущения: российское небо депрессивно. Быть может, я когда-нибудь поселюсь в Индии. Я хотел бы купить там маленький домик…
— Есть ли у вас какие-нибудь долгосрочные проекты?
— В последние пять лет я работаю над репортажами о сосуществовании разных религий, и последний репортаж серии я делал в Монголии о девушке, которая живет в юрте, а работает балериной в театре. Одной ногой она остается в Азии, в ее традициях, а второй — во Франции.
— Кто выделил средства на вашу книгу, которую вы недавно издали?
— Я воспользовался средствами, собранными людьми, — краудфандингом. Так, сначала я хотел набрать денег на издание ста экземпляров, а в итоге финансов хватило на тираж в десять раз больший. Сейчас книга переведена на английский язык, так что, может быть, весной мы объявим новый сбор на англоязычную версию.
— В России вы знаменитость, вас все знают…
— Нет. Я, наверное, известен среди тех, кто интересуется фотографией, но этих людей не так много. Начинающим студентам я говорю, что они никогда не будут богаты и известны, что, возможно, будут вращаться в кругах, где рекой льется шампанское, но сами они будут пить пиво.
— Как вы налаживаете контакт с людьми, которых фотографируете?
— Общение очень важно, и фотографам оно необходимо больше, чем пишущим журналистам. Тот, кто пишет, может быть эмоционально нейтрален. А вот фотограф должен наладить эмоциональную связь с людьми. Тот, кто не может этого сделать, пусть фотографирует цветы. Способность к общению — на первом месте. И она играет решающую роль в том, какой в итоге получится фотография.
— Вы фотографировали и военные действия.
— Я не военный фотограф, и, кстати, не вижу смысла в этом виде фотографии. Как-то я слышал шутку о том, что война начинается, когда приезжает CNN, и заканчивается, когда уходят журналисты… Я не хочу быть частью этого механизма. Я попробовал, но это не для меня. Я, скорее, занимаюсь чем-то между этнографией и социальной фотографией. Журналистика, как мне кажется, заключается в том, что одна группа людей показывает другой группе, как живет третья группа. И такая работа мне по душе. Но я уважаю военных фотографов и восхищаюсь, например, работами Юрия Козырева, которого считаю одной из важнейших фигур в моей жизни. И, наверное, я могу назвать его своим другом и учителем.
— Насколько доверительными должны быть отношения между фотографом и фотографируемым? Если посмотреть на ваши снимки, то можно сказать, что не слишком: вы отправляетесь в Индию и там тоже делаете отличные фотографии.
— Я живу в Санкт-Петербурге, но там почти не фотографирую — мне это не слишком интересно. Правда, иногда я обязан, и тогда мне приходится искать некий средний путь между определенной фамильярностью и собственными ощущениями. Я должен быть внимателен и, разумеется, знать как можно больше о том, что фотографирую.
— Как вы думаете, существует ли некий национальный стиль в фотографии? Нечто, что может подсказать вам, откуда родом автор?
— Это очень интересный вопрос. В России много спорят о том, что нам следует найти специфический русский стиль, и речь не только о фотографии. Лично я думаю, что российская фотография похожа на русскую литературу, что она гуманистическая. Сейчас наша профессия переживает бум, появляется множество отличных молодых фотографов. Я знаю это, потому что обучаю их. Я знаком с их работами и чувствую, что они будут хорошими фотографами.
— В вашей книге вы пишете под каждой фотографией ее технические подробности. И меня поразило, что вы фотографируете с высокой чувствительностью (ISO). У вас нет проблем с цифровым шумом?
— Нет, потому что при хорошей камере и точном экспонировании все получается хорошо. Когда я фотографирую на улице, я ставлю камеру на 1600 ISO, а диафрагму на f-22. Я хочу, чтобы мои фотографии везде отличались остротой.
— Многие уверены, что дорогие фотоаппараты улучшат их плохие фотографии. И мне кажется, что это в особенности касается мужчин…
— Вы правы. Мои студенты почти все время спрашивают меня о фотоаппаратах и объективах, но я об этом ничего не знаю! На самом деле я просто ненавижу эти разговоры о технике. А что касается цифрового формата, то мне совершенно все равно, на бумаге фотография или на экране.
— Какие у вас планы?
— Я буду больше преподавать: у меня новая группа студентов. Я люблю учить, и это приносит мне все больше удовольствия. Я понял, что уже больше люблю разглядывать фотографии своих студентов, чем собственные.
