Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Корреспондент Свободы встретился в Минске с бывшим донецким боевиком Романом Джумаевым, на которого на Украине завели уголовное дело за участие в незаконных вооруженных формированиях. Роман Джумаев родился в Мариуполе в 1991 году. Летом 2014-го он пошел воевать против украинских властей на стороне сепаратистов. Участвовал в боях за Дебальцево, сражался с «киборгами» в Донецком аэропорту.
Корреспондент Свободы встретился в Минске с бывшим донецким боевиком Романом Джумаевым, на которого на Украине завели уголовное дело за участие в незаконных вооруженных формированиях.
Роман Джумаев родился в Мариуполе в 1991 году. По специальности — программист. Летом 2014-го он пошел воевать против украинских властей на стороне сепаратистов, был в составе интербригады «Пятнашка». Участвовал в боях за Дебальцево, сражался с «киборгами» в Донецком аэропорту.
На Украине за участие в незаконных вооруженных формированиях на него завели как минимум одно уголовное дело. Данные Романа можно найти на украинском сайте «Миротворец», где собрана информация про сепаратистов. Согласно порталу, он обвиняется по статье 260 часть 5 Уголовного кодекса Украины (участие в незаконных вооруженных формированиях).
Однако летом 2015 года Роман уехал из Донбасса. Теперь он скромно живет в Белоруссии, в Марьиной Горке. Работает менеджером по продажам, ни от кого не прячется.
В разговоре с корреспондентом Белорусской службы Радио Свобода бывший боевик рассказал про свое участие в войне и про то, как оказался в Белоруссии.
«Я тут уже много людей встретил, которые были и в «ДНР», и в «ЛНР»
— Роман, как получилось, что ты теперь живешь в Белоруссии?
— Я приехал в Белоруссию в конце июня 2015 года. У меня тут живет мать. Она переехала с Украины с сестрой в самом начале этих событий. Всегда звала меня сюда. И я потом уже с девушкой приехал. Получил разрешение на работу в Белоруссии на год. Сам я из Мариуполя, у меня украинский паспорт.
— Почему ты решил уехать из «ДНР»?
— Ну, мы как-то решили с моей девушкой, что нужно уезжать. Сама она из Мариуполя, она там жила. Мы решили, что как только у нее заканчивается сессия, мы поедем.
На самом деле, несмотря на блокпосты, я периодически ездил к ней в Мариуполь — на свой страх и риск. А потом узнал, что мой друг, который теперь служит в мариупольской милиции, против меня возбудил еще одно уголовное дело…
— Ты не боишься, что у тебя из-за этого будут проблемы тут, в Белоруссии?
— Ну, как сказать… Я знаю, что белорусам, которые воевали в Донбассе, угрожает уголовная ответственность. Но я же ничего не нарушаю в Белорусии — я сюда приехал как простой гражданин.
— Это понятно. Но Украина может направить запрос на твою экстрадицию…
— Ну, тогда нужно на многих запросы направлять. Я тут уже много людей встретил, которые были и в «ДНР», и в «ЛНР». Наших тут на самом деле много. Очень много людей я просто случайно встретил. Я встретил человека (сам он из казаков), с которым мы вместе помогали раненым, когда железнодорожный вокзал разбомбили в Донецке… Так что отправлять запрос придется на многих.
— А белорусские правоохранительные органы тобой не интересовались? Даже на беседы не вызывали?
— Никто ничем не интересовался. Я сюда приехал через территорию России. Сам пошел в отделение миграции, попросил меня оформить.
«Я получил последнюю зарплату в Киеве, купил экипировку и поехал в Донецк»
— Как ты оказался на войне?
— Когда начались все эти события, я работал в Киеве. Я видел, как все происходило на Майдане, как жгли «Беркут». Мне это не особо нравилось, потому что мой прадед воевал. Потом я приехал в Мариуполь, и как раз в мае месяце был разгон митингующих. Потом в июне был расстрел ГУВД (часть местной милиции выступила на стороне сепаратистов. — РС) батальоном «Азов» — я как раз там был. И вот мы с другом решили поехать воевать, хотели ехать в Луганск. Я получил последнюю зарплату в Киеве, купил экипировку. 4 августа доехали на поезде до Донецка (тогда еще ходили поезда), а вокзал абсолютно пустой. Возле вокзала стояла «Нива» камуфляжного цвета, рядом стоял «ополченец», пил кофе. Мы спросили, как доехать до Луганска. Он сказал, что трасса Донецк — Луганск перекрыта, там украинские войска. Предложил остаться у них. Мы согласились.
— Что было дальше?
— Этот «ополченец» повел нас туда, где они базировались — на улице Стратонавтов в поселке Октябрьский. Это как раз рядом с Донецким аэропортом. Нас отвели на посты, выдали СКС (самозарядный карабин Симонова. — РС) и 10 патронов. А я в армии не служил, оружие никогда в руках не держал. В первую же ночь начался минометный обстрел.
Первые недели я был там, на Стратонавтов. А в сентябре перешел в интернациональную бригаду «Пятнашка», там нас уже действительно начали обучать. Мы познакомились с «Абхазом» (полевой командир, который возглавлял бригаду. — РС). Базировались на заводе «Сармат» в Донецке, там еще рядом был бывший университет баптистов (Донецкий христианский университет. — РС) — они уехали, потому что были полностью за Америку.
— В интербригаде служили преимущественно иностранцы?
— Изначально почему назвали бригаду «Пятнашка»? Потому что сначала их было 15 человек — все из России приехали. Было там 4 француза, затем появились абхазы. Но потом большинство было все-таки из местных. Русских от общего числа было 30% — все добровольцы.
«Мы всегда были за Россию»
— Я все-таки не понимаю. Получается, когда все началось, ты жил и работал в Киеве. То есть это не война к тебе пришла. Ты мог вообще туда не лезть. Зачем?
— Понимаете… Я поехал потому, что у меня прадед воевал, всю Украину прошел и вернулся с оторванной рукой. И георгиевская лента, и всегда мы были за Россию. А теперь… Я принял сторону Донецкой области, потому что я сам из Мариуполя. Я видел, как люди работают, как последнюю копейку экономят. А тут эти скачут: мы хотим в Европу.
— Но вас же при этом не трогали. Никто русский язык в Донбассе не запрещал.
— Никто никого не трогал. Первоначально вроде бы ничем не ограничивали. Но потом начали жечь «Беркут», «Беркут» из Донецкой области, и люди начали подниматься — как это так, наших ребят жгут. Хотя до этих событий, честно скажу, мало кто любил «Беркут» и вообще милицию.
На самом деле, «ополчение» — это что? Каждый шел туда с какой-то выгодой, грубо говоря, для себя. Для меня выгода — почтить память деда. Чтобы у меня в Мариуполе не ходили с Западной Украины и не чувствовали себя как дома.
— А чего там вообще люди хотят? Что они хотят построить? Какая конечная цель всего этого?
— Когда в Мариуполе был референдум (не признанный мировым сообществом референдум о независимости «ДНР». — РС), весь город пришел голосовать. Все, кто голосовал, думали, что это референдум о присоединении к России. Как оказалось — нет. У всех была мысль, что Россия нас примет. А по факту все это тянется, тянется….
К «ополченцам» люди часто подходят и спрашивают: когда это закончится? Да если б я знал! Теперь, на самом деле, местные жители уже ничего не хотят. Они просто хотят, чтобы все это закончилось. Столько людей погибло, столько разрушений. Поселок Октябрьский (это между вокзалом и аэропортом) — он просто стерт с лица земли, нет ни одного дома. И таких поселков много.
— А глядя на это, глядя на все эти жертвы, у тебя не появилась мысль, что все это зря?
— Ну, с моей стороны я не скажу, что все это было зря. Я знаю, что я многим людям помог. Конечно, может, если бы все это не началось, то этого и не нужно было бы делать… Но я все равно не думаю, что все закончилось бы просто так, мирным путем… Все равно что-то было бы.
— А ощущения, что Россия предала Донбасс, нет?
— Когда находишься здесь, какое-то такое ощущение есть… Не скажу, что просто предала. Скорее, предала та власть, которая была и наполовину еще есть в Донбассе. Вот первоначально руководил «ЛНР» Болотов, у него был помощник. Этот помощник теперь гуляет в Киеве, в кафе. К нему подходят украинские активисты, снимают на камеру, спрашивают: а что вы тут делаете? А он говорит, что от СБУ у него справка, что претензий к нему нет. Вот при них началась вся эта заварушка, они были зачинщиками, а теперь свалили.
Сейчас под видом украинских диверсионно-разведывательных групп убивают всяких Мозговых. Украинские ДРГ на территории «ДНР»? Ну-ну. Это просто идет ликвидация тех, кто неугоден властям. Теперь вот нашу «Пятнашку» сам Захарченко хочет признать организованной преступной группировкой, потому что «Абхаз» не хотел подчиняться.
«Под Дебальцево был приказ „Правый сектор“ и остальных в плен не брать»
— Россия вам оказывала поддержку?
— В плане питания для «ополченцев», в плане обмундирования — поддержка была. В плане оружия при мне было, что сама украинская сторона продавала нам оружие налево и направо. Что нам Россия кучу оружия присылала — это бред. Нет, возможно, кто-то провозил оружие через границу… Но у нас были украинские автоматы.
Ну, приехал к нам Жириновский, подарил «Ниву». Ну, Пореченков в аэропорту из пулемета стрелял. Ну как они мне помогли?
— А ты был там, когда стрелял Пореченков? Зачем он это сделал?
— Да, был. Зачем? Он простой мужик, сказал: дайте пострелять. Ну и пострелял.
— То есть российскую армию ты в Донбассе не видел?
— Нет. Много было людей, которые нам из России помогали. Но саму армию не видел.
— А так называемые «отпускники»?
— Вот у нас был пацан с позывным «Север». Он так называемый «отпускник». Он брал так называемый отпуск в российской армии и приезжал в «ДНР». Потом задним числом его списали. Он и теперь в «ДНР». Вот такой «отпуск».
— Разумеется, в части знали, куда он едет.
— Логично. Но вы поймите, мне скрывать нечего. Я считаю, что «ополчение», те, с кем я начинал, — это были идейные люди. Потому что не было никаких зарплат. Теперь по большей части там люди не идейные. Они там потому, что есть нечего, а зарплата — 15 тысяч рублей. А для Донецкой и Луганской области это довольно-таки хорошо.
Когда я там был, я половину своей зарплаты отдавал людям. Женщинам, мужчинам, хорошо одетым, но просящим милостыню. У людей там просто нет денег на еду. То, что говорят — приходит гуманитарная помощь из России… Да, приходит. Но, как рассказывал мой друг из «ЛНР», они разгружали эту гуманитарку, а потом открылись магазины, где продавалась эта же гуманитарка. В «ДНР» это было проще, там был Захарченко (лидер донецких сепаратистов. — РС)…
— Захарченко — что за человек?
— Простой мужик. Мог сидеть с нами и есть тушенку возле костра. Мог сам спокойно пойти в бой.
— А он идейный?
— Казалось, что идейный. В том же Дебальцево (говорю прямо) у нас были приказы ВСУ брать в плен, потому что там в основном призывники, а «Правый сектор» и остальных — не брать.
— Это был приказ Захарченко?
— Да, это был его приказ. Но потом выяснилось, что приказы часто нарушаются с его стороны. То есть он может сказать, а потом, в тот же момент, мол, не трогайте их. Вот это для меня нонсенс. Непонятная политика… И с этими минскими договоренностями теперь очень много парней погибает.
«Всюду есть паршивая овца»
— Ты согласен с утверждением российской пропаганды, что в Донбассе идет война против «украинских фашистов»?
— Ой, ну после Дебальцево я вообще со всем согласен. Я видел мужика, у которого не было половины пальцев на руке. К нему пришли из какого-то добровольческого батальона отбирать у него ГАЗель, а он не хотел отдавать, потому что занимался перевозками и кормил этой машиной семью. А ему пальцы отрезали и машину отобрали.
— А ваши не зверствуют?
— (После паузы.) Везде есть паршивая овца. Были случаи, когда «ополченцы» расстреляли гражданских в машине — просто потому, что хотели машину отобрать. Таких случаев и с одной, и с другой стороны — масса. Я же не говорю, что все, кто в ВСУ, плохие. Есть же и там хорошие люди.
— Разговаривая с людьми, которые воевали в Донбассе, я обратил внимание на то, что они по-разному относятся к самому факту того, что приходилось убивать людей. Некоторые хвалятся этим. А как ты?
— Ну, я не считаю, что это хорошие поступки.
— А ты знаешь, сколько ты человек убил?
— То, что я знаю, пусть останется при мне… В аэропорту, скажем так, было тяжело. Маленькое замкнутое пространство, и ты все знаешь.
— А что ты ощущал, когда впервые убил человека?
— В первый раз я ничего не ощущал. Это был такой страх, такой адреналин, что не задумывался вообще, там вообще отключен мозг…
«Было много случаев, когда наши генералы посылали людей просто на убой»
— Ты принимал участие в штурме донецкого аэропорта. Когда ты туда попал?
— 1 октября нас собрал «Абхаз» (нас было уже около 200 человек) и сказал, что идем на штурм аэропорта. Мы собрались на железнодорожном вокзале (это был пункт отправки) и сразу попали под обстрел. 2 октября мы уже начали базироваться на Стратонавтов.
Вообще аэропорт можно было захватить на протяжении нескольких дней. Но команды были непоследовательные: то вперед-вперед, то назад-назад. В большей степени «ополченцы» погибали из-за команды «назад-назад».
— Большие потери были?
— Да. В аэропорту было много случаев, когда наши генералы посылали людей просто на убой. На самом деле и ВСУ скрывают реальные потери, и мы. Но у нас тогда они даже не то что скрывались, там просто всех учесть было невозможно.
— Кто брал аэропорт?
— Там стояла бригада «Гиви», бригада «Моторолы» и мы — наши три бригады участвовали в захвате аэропорта. «Гиви» до войны был охранником в магазине. Как по мне — он нормальный командир. А вот «Моторола», этот «метр с кепкой», — у него сильная «звездная болезнь», много людей на убой посылал.
Взяли мы сначала гостиницу, потом здание милиции на территории аэропорта (ну как здание — там не было зданий, там все было разрушено). Потом где-то в середине октября 2014 года взяли старый терминал, и потом уже большую часть времени мы базировались в старом терминале. Большая часть аэропорта была наша. Только в новом терминале была заблокирована небольшая горстка украинских бойцов, может, человек сто («киборги». — РС) — им выбраться было уже невозможно. Новый терминал штурмовал в основном «Моторола» со своей бригадой «Спарта».
«Белорусы говорят „как мы плохо живем“, но у всех иномарки»
— Для тебя война в Донбассе — это гражданская война?
— Ну как сказать… С одной стороны, да. У меня двоюродный брат одно время был в батальоне «Азов», а мой дядя (его отец) вступил в батальон «Донбасс». То есть нас самом деле брат против брата. Как по мне — это гражданская война. Хотя кого там только нет: и абхазы, и словаки, и даже нигерийца встречал… Просто Запад и Россия делят все на территории Донецкой и Луганской области.
— Что должно произойти, чтобы в Донбассе закончилась война?
— На мой взгляд, если Россия нас не заберет, то ничего не закончится. Будет долго и нудно, и все то же самое.
— Как тебе кажется, с Белоруссией может случиться то же, что случилось с Украиной?
— Маловероятно. Хотя я и вижу, что душат какими-то налогами и так далее, но на самом деле вы стабильно живете. У нас и до войны люди хуже жили. Белорусы говорят «как мы плохо живем», но у всех иномарки. А в Донецкой области, когда люди говорили «как мы плохо живем», то это действительно плохо. Зарплата максимум 100 долларов, и иномарки редкость. Поэтому не думаю, что у вас такое начнется. У вас нет той степени накала в обществе, что была у нас.
— Ты планируешь и дальше оставаться в Белоруссии?
— Пока я не могу вернуться в Мариуполь — да. Посмотрим. Может, какой-то новый закон введут и тут нельзя будет работать. К примеру, раньше предприниматели не платили налог в Фонд социальной защиты на иностранцев, поэтому охотно брали украинцев. Теперь с 1 января этот взнос ввели, и сейчас массово увольняют украинцев.
Но самое интересное, что мне 17 марта исполняется 25 лет и заканчивается украинский паспорт. И я не знаю, что дальше делать (смеется).
— Когда начались все эти события, я работал в Киеве. Я видел, как все происходило на Майдане, как жгли «Беркут». Мне это не особо нравилось, потому что мой прадед воевал. Потом я приехал в Мариуполь, и как раз в мае месяце был разгон митингующих. Потом в июне был расстрел ГУВД (часть местной милиции выступила на стороне сепаратистов. — РС) батальоном «Азов» — я как раз там был. И вот мы с другом решили поехать воевать, хотели ехать в Луганск. Я получил последнюю зарплату в Киеве, купил экипировку. 4 августа доехали на поезде до Донецка (тогда еще ходили поезда), а вокзал абсолютно пустой. Возле вокзала стояла «Нива» камуфляжного цвета, рядом стоял «ополченец», пил кофе. Мы спросили, как доехать до Луганска. Он сказал, что трасса Донецк — Луганск перекрыта, там украинские войска. Предложил остаться у них. Мы согласились.
— Что было дальше?
— Этот «ополченец» повел нас туда, где они базировались — на улице Стратонавтов в поселке Октябрьский. Это как раз рядом с Донецким аэропортом. Нас отвели на посты, выдали СКС (самозарядный карабин Симонова. — РС) и 10 патронов. А я в армии не служил, оружие никогда в руках не держал. В первую же ночь начался минометный обстрел.
Первые недели я был там, на Стратонавтов. А в сентябре перешел в интернациональную бригаду «Пятнашка», там нас уже действительно начали обучать. Мы познакомились с «Абхазом» (полевой командир, который возглавлял бригаду. — РС). Базировались на заводе «Сармат» в Донецке, там еще рядом был бывший университет баптистов (Донецкий христианский университет. — РС) — они уехали, потому что были полностью за Америку.
— В интербригаде служили преимущественно иностранцы?
— Изначально почему назвали бригаду «Пятнашка»? Потому что сначала их было 15 человек — все из России приехали. Было там 4 француза, затем появились абхазы. Но потом большинство было все-таки из местных. Русских от общего числа было 30% — все добровольцы.
«Мы всегда были за Россию»
— Я все-таки не понимаю. Получается, когда все началось, ты жил и работал в Киеве. То есть это не война к тебе пришла. Ты мог вообще туда не лезть. Зачем?
— Понимаете… Я поехал потому, что у меня прадед воевал, всю Украину прошел и вернулся с оторванной рукой. И георгиевская лента, и всегда мы были за Россию. А теперь… Я принял сторону Донецкой области, потому что я сам из Мариуполя. Я видел, как люди работают, как последнюю копейку экономят. А тут эти скачут: мы хотим в Европу.
— Но вас же при этом не трогали. Никто русский язык в Донбассе не запрещал.
— Никто никого не трогал. Первоначально вроде бы ничем не ограничивали. Но потом начали жечь «Беркут», «Беркут» из Донецкой области, и люди начали подниматься — как это так, наших ребят жгут. Хотя до этих событий, честно скажу, мало кто любил «Беркут» и вообще милицию.
На самом деле, «ополчение» — это что? Каждый шел туда с какой-то выгодой, грубо говоря, для себя. Для меня выгода — почтить память деда. Чтобы у меня в Мариуполе не ходили с Западной Украины и не чувствовали себя как дома.
— А чего там вообще люди хотят? Что они хотят построить? Какая конечная цель всего этого?
— Когда в Мариуполе был референдум (не признанный мировым сообществом референдум о независимости «ДНР». — РС), весь город пришел голосовать. Все, кто голосовал, думали, что это референдум о присоединении к России. Как оказалось — нет. У всех была мысль, что Россия нас примет. А по факту все это тянется, тянется….
К «ополченцам» люди часто подходят и спрашивают: когда это закончится? Да если б я знал! Теперь, на самом деле, местные жители уже ничего не хотят. Они просто хотят, чтобы все это закончилось. Столько людей погибло, столько разрушений. Поселок Октябрьский (это между вокзалом и аэропортом) — он просто стерт с лица земли, нет ни одного дома. И таких поселков много.
— А глядя на это, глядя на все эти жертвы, у тебя не появилась мысль, что все это зря?
— Ну, с моей стороны я не скажу, что все это было зря. Я знаю, что я многим людям помог. Конечно, может, если бы все это не началось, то этого и не нужно было бы делать… Но я все равно не думаю, что все закончилось бы просто так, мирным путем… Все равно что-то было бы.
— А ощущения, что Россия предала Донбасс, нет?
— Когда находишься здесь, какое-то такое ощущение есть… Не скажу, что просто предала. Скорее, предала та власть, которая была и наполовину еще есть в Донбассе. Вот первоначально руководил «ЛНР» Болотов, у него был помощник. Этот помощник теперь гуляет в Киеве, в кафе. К нему подходят украинские активисты, снимают на камеру, спрашивают: а что вы тут делаете? А он говорит, что от СБУ у него справка, что претензий к нему нет. Вот при них началась вся эта заварушка, они были зачинщиками, а теперь свалили.
Сейчас под видом украинских диверсионно-разведывательных групп убивают всяких Мозговых. Украинские ДРГ на территории «ДНР»? Ну-ну. Это просто идет ликвидация тех, кто неугоден властям. Теперь вот нашу «Пятнашку» сам Захарченко хочет признать организованной преступной группировкой, потому что «Абхаз» не хотел подчиняться.
«Под Дебальцево был приказ „Правый сектор“ и остальных в плен не брать»
— Россия вам оказывала поддержку?
— В плане питания для «ополченцев», в плане обмундирования — поддержка была. В плане оружия при мне было, что сама украинская сторона продавала нам оружие налево и направо. Что нам Россия кучу оружия присылала — это бред. Нет, возможно, кто-то провозил оружие через границу… Но у нас были украинские автоматы.
Ну, приехал к нам Жириновский, подарил «Ниву». Ну, Пореченков в аэропорту из пулемета стрелял. Ну как они мне помогли?
— А ты был там, когда стрелял Пореченков? Зачем он это сделал?
— Да, был. Зачем? Он простой мужик, сказал: дайте пострелять. Ну и пострелял.
— То есть российскую армию ты в Донбассе не видел?
— Нет. Много было людей, которые нам из России помогали. Но саму армию не видел.
— А так называемые «отпускники»?
— Вот у нас был пацан с позывным «Север». Он так называемый «отпускник». Он брал так называемый отпуск в российской армии и приезжал в «ДНР». Потом задним числом его списали. Он и теперь в «ДНР». Вот такой «отпуск».
— Разумеется, в части знали, куда он едет.
— Логично. Но вы поймите, мне скрывать нечего. Я считаю, что «ополчение», те, с кем я начинал, — это были идейные люди. Потому что не было никаких зарплат. Теперь по большей части там люди не идейные. Они там потому, что есть нечего, а зарплата — 15 тысяч рублей. А для Донецкой и Луганской области это довольно-таки хорошо.
Когда я там был, я половину своей зарплаты отдавал людям. Женщинам, мужчинам, хорошо одетым, но просящим милостыню. У людей там просто нет денег на еду. То, что говорят — приходит гуманитарная помощь из России… Да, приходит. Но, как рассказывал мой друг из «ЛНР», они разгружали эту гуманитарку, а потом открылись магазины, где продавалась эта же гуманитарка. В «ДНР» это было проще, там был Захарченко (лидер донецких сепаратистов. — РС)…
— Захарченко — что за человек?
— Простой мужик. Мог сидеть с нами и есть тушенку возле костра. Мог сам спокойно пойти в бой.
— А он идейный?
— Казалось, что идейный. В том же Дебальцево (говорю прямо) у нас были приказы ВСУ брать в плен, потому что там в основном призывники, а «Правый сектор» и остальных — не брать.
— Это был приказ Захарченко?
— Да, это был его приказ. Но потом выяснилось, что приказы часто нарушаются с его стороны. То есть он может сказать, а потом, в тот же момент, мол, не трогайте их. Вот это для меня нонсенс. Непонятная политика… И с этими минскими договоренностями теперь очень много парней погибает.
«Всюду есть паршивая овца»
— Ты согласен с утверждением российской пропаганды, что в Донбассе идет война против «украинских фашистов»?
— Ой, ну после Дебальцево я вообще со всем согласен. Я видел мужика, у которого не было половины пальцев на руке. К нему пришли из какого-то добровольческого батальона отбирать у него ГАЗель, а он не хотел отдавать, потому что занимался перевозками и кормил этой машиной семью. А ему пальцы отрезали и машину отобрали.
— А ваши не зверствуют?
— (После паузы.) Везде есть паршивая овца. Были случаи, когда «ополченцы» расстреляли гражданских в машине — просто потому, что хотели машину отобрать. Таких случаев и с одной, и с другой стороны — масса. Я же не говорю, что все, кто в ВСУ, плохие. Есть же и там хорошие люди.
— Разговаривая с людьми, которые воевали в Донбассе, я обратил внимание на то, что они по-разному относятся к самому факту того, что приходилось убивать людей. Некоторые хвалятся этим. А как ты?
— Ну, я не считаю, что это хорошие поступки.
— А ты знаешь, сколько ты человек убил?
— То, что я знаю, пусть останется при мне… В аэропорту, скажем так, было тяжело. Маленькое замкнутое пространство, и ты все знаешь.
— А что ты ощущал, когда впервые убил человека?
— В первый раз я ничего не ощущал. Это был такой страх, такой адреналин, что не задумывался вообще, там вообще отключен мозг…
«Было много случаев, когда наши генералы посылали людей просто на убой»
— Ты принимал участие в штурме донецкого аэропорта. Когда ты туда попал?
— 1 октября нас собрал «Абхаз» (нас было уже около 200 человек) и сказал, что идем на штурм аэропорта. Мы собрались на железнодорожном вокзале (это был пункт отправки) и сразу попали под обстрел. 2 октября мы уже начали базироваться на Стратонавтов.
Вообще аэропорт можно было захватить на протяжении нескольких дней. Но команды были непоследовательные: то вперед-вперед, то назад-назад. В большей степени «ополченцы» погибали из-за команды «назад-назад».
— Большие потери были?
— Да. В аэропорту было много случаев, когда наши генералы посылали людей просто на убой. На самом деле и ВСУ скрывают реальные потери, и мы. Но у нас тогда они даже не то что скрывались, там просто всех учесть было невозможно.
— Кто брал аэропорт?
— Там стояла бригада «Гиви», бригада «Моторолы» и мы — наши три бригады участвовали в захвате аэропорта. «Гиви» до войны был охранником в магазине. Как по мне — он нормальный командир. А вот «Моторола», этот «метр с кепкой», — у него сильная «звездная болезнь», много людей на убой посылал.
Взяли мы сначала гостиницу, потом здание милиции на территории аэропорта (ну как здание — там не было зданий, там все было разрушено). Потом где-то в середине октября 2014 года взяли старый терминал, и потом уже большую часть времени мы базировались в старом терминале. Большая часть аэропорта была наша. Только в новом терминале была заблокирована небольшая горстка украинских бойцов, может, человек сто («киборги». — РС) — им выбраться было уже невозможно. Новый терминал штурмовал в основном «Моторола» со своей бригадой «Спарта».
«Белорусы говорят „как мы плохо живем“, но у всех иномарки»
— Для тебя война в Донбассе — это гражданская война?
— Ну как сказать… С одной стороны, да. У меня двоюродный брат одно время был в батальоне «Азов», а мой дядя (его отец) вступил в батальон «Донбасс». То есть нас самом деле брат против брата. Как по мне — это гражданская война. Хотя кого там только нет: и абхазы, и словаки, и даже нигерийца встречал… Просто Запад и Россия делят все на территории Донецкой и Луганской области.
— Что должно произойти, чтобы в Донбассе закончилась война?
— На мой взгляд, если Россия нас не заберет, то ничего не закончится. Будет долго и нудно, и все то же самое.
— Как тебе кажется, с Белоруссией может случиться то же, что случилось с Украиной?
— Маловероятно. Хотя я и вижу, что душат какими-то налогами и так далее, но на самом деле вы стабильно живете. У нас и до войны люди хуже жили. Белорусы говорят «как мы плохо живем», но у всех иномарки. А в Донецкой области, когда люди говорили «как мы плохо живем», то это действительно плохо. Зарплата максимум 100 долларов, и иномарки редкость. Поэтому не думаю, что у вас такое начнется. У вас нет той степени накала в обществе, что была у нас.
— Ты планируешь и дальше оставаться в Белоруссии?
— Пока я не могу вернуться в Мариуполь — да. Посмотрим. Может, какой-то новый закон введут и тут нельзя будет работать. К примеру, раньше предприниматели не платили налог в Фонд социальной защиты на иностранцев, поэтому охотно брали украинцев. Теперь с 1 января этот взнос ввели, и сейчас массово увольняют украинцев.
Но самое интересное, что мне 17 марта исполняется 25 лет и заканчивается украинский паспорт. И я не знаю, что дальше делать (смеется).
