Андрею Гладуну — 21 год. Он — новоиспеченный лейтенант вооруженных сил Украины. Решил идти в военное училище подростком, когда армейская служба в его стране не была ни престижной, ни денежной:
— Хотел воспитать характер, я знал, что там есть офицеры, преподаватели, которые воспитают, которые дадут хотя бы немного знаний. Потому что сейчас в университетах не дают тех знаний. Сами знаете, как оно у нас бывает. Пришел просто, отсидел пару и ушел, некоторые вообще на пары не приходят, заканчивают заочно. Здесь надо учиться, даже если не хочешь, тебя заставят, потому что ты дорожишь своим отпуском, хочется увидеть семью, тебе приходилось трудиться, чтобы сдать сессию. Я благодарен, потому что знания есть, не стыдно в нормальном обществе с людьми пообщаться, ты имеешь представление о литературе, математике, физике.
Гладун — из Ужгорода. Он рассказывает, что после девяти классов школы с углубленным изучением венгерского языка поступил в мукачевский лицей с повышенной военно-технической подготовкой. Затем решил поехать в Крым — в академию имени Нахимова в Севастополе, где готовили моряков, предпочтя ее академии сухопутных войск во Львове:
— Я не из военной семьи. Я не знаю, почему выбрал военную службу, может быть, потому что у меня трудный характер. Я чувствовал, что в военной сфере у меня многое получится. Больших перспектив в Ужгороде не было, городок маленький. Хотелось куда-нибудь выбраться. Когда я закончил военный лицей, мне предложил командир взвода: если хочешь, можешь пойти в университет. Я подал в университет, у меня по внешнему тестированию хорошие баллы получились, меня приняли. Я не помню, какой точно факультет. Я сказал: спасибо, я остаюсь здесь. Так началась моя курсантская жизнь.
В Крыму Гладун провел три года. После Майдана, когда Крым был аннексирован Россией, он вместе с другими курсантами, отказавшимися принять российскую присягу, был переведен в Одесскую морскую академию. Там сдал тесты по английскому языку в рамках программы по отправке курсантов на обучение в военные академии других стран и был приглашен в Англию, в колледж королевского флота в Дартмуте. После полутора лет обучения там Гладун вернулся домой — служить в украинской армии.
Он не помнит точной хронологии событий в Крыму, в его пересказе они предстают рядом картинок без точных дат. Он описывает, как курсанты пытались защищать свою академию и как им предлагали перейти на российскую службу:
— У нас не слишком хорошее питание было. Они начали завозить свое, нам даже пельмени давали. Сами понимаете, для курсанта это очень хорошая еда. Разные салаты, омлеты по утрам. Пища заманивает, каждому доходит через желудок. Говорили, что зарплаты будут хорошие, что по выпуску будут места нормальные. Но мы понимали, что присягу дать одной стране и служить в какой-то другой, не имея там никого, — полный бред.
— Вы помните, как это развивалось, как вы почувствовали, что что-то происходит, власть переходит?
— Я только помню, что сначала по городу ездили непонятные люди в непонятных формах. Народ говорил: вот, мы присоединимся к России, — это больше от гражданского населения шло. По академии слушок ходил, что рано или поздно это будет. Потом разные шишки, генералы, адмиралы приезжали в нашу академию. Я уже понимал, что это не просто так. Мы говорили, что не будем сдавать академию, я думал, мы будем держаться до конца. Но так получилось — не хотели кровопролития, наверное, поэтому сдали оружие. И как только появилось новое начальство в академии, быстренько офицеры поперепрыгивали, не задумываясь, — чтобы удержаться на плаву.
— Вы когда приехали в Крым, не осознавали, что у людей вокруг вас совершенно другие настроения?
— До этого нет. Когда я приехал, там все спокойно жили. Черноморский флот был. Знал, что много русских, потому что русские корабли там дислоцировались. Что все были настроены пророссийски, не замечал. Потом начал, когда люди стали выступать с флагами русскими, ходить с лозунгами «Крым — Россия». Там всегда жили люди, более склонные к России.
— Когда появились так называемые «зеленые человечки», вы, курсанты, обсуждали военное противостояние?
— Да, конечно. Мы были готовы. Нас ставили в патрули, у нас даже было оружие, в автомате — магазин без патронов и четыре полностью заряженных магазина на крайний случай. Предупреждали, если кто-то залезает — делайте предупредительный выстрел. Курсанты готовы были, если бы на территорию кто-то напал, я думаю, они отстреливались бы. Я общался с ребятами и не сказал бы, чтобы кто-то боялся, страха не было ни у кого. Может, мы не понимали полностью всей серьезности ситуации, но все были настроены защищать свою академию. Потом оружие у нас забрали. Нас строили, говорили — не знаю почему: наверное, в 5 часов планируется нападение на академию. Мы встали в оцепление, все курсанты, друг за друга держались. Нам было весело, стояли перед казармой. Никто не пришел.
— Когда российские войска без опознавательных знаков начали блокировать военные части, подразделения, вы тоже оказались в осаде?
— Мы были рядом с портом, у нас кораблей было очень много, подводная лодка стояла, мы на них практику проходили. Русские буксиры перегородили полностью затоку. Наши корабли были заблокированы. У нас был мыс, сказали, что, возможно, будут нападать водолазы с моря. Мы не растерялись, у нас были выставлены все посты. Единственное, мы не стреляли, мы закидывали камнями. Была пара водолазов, подплывали, не знаю, русские, не русские, мы не разбирались, мы просто закидывали их камнями, заставляли отплывать.
— Вы когда-нибудь сталкивались с российскими военными, «зелеными человечками»?
— В городе сталкивались. Мы в гражданской одежде выходили, поэтому я не помню, чтобы у нас какие-то конфликты с ними были.
— В академии было построение, где вам предложили перейти на российскую сторону. Как это происходило?
— Просто построили, сказали: те ребята, которые хотят остаться, будут принимать русскую присягу. Сказали пару слов о зарплатах, что будет в будущем с академией, как ее полностью перестроят, бассейн будет, каток. Я даже не дослушал до конца, что они предлагали, сразу вышел из строя, со мной многие ребята. Мы жили отдельно, выходили на свое построение на плацу лицея, поднимали свой флаг, пели свой гимн, пока нас не вывезли из Крыма.
— При этом не обсуждались высокие материи, Россия — родина или Украина — родина? Только бытовые вопросы — что будет в смысле зарплат?
— У нас одна родина — Украина, мы за Россию даже не думали.
— Кто-то думал. Сколько людей перешло на российскую сторону?
— Больше половины перешло, у нас уехало 103 человека.
— А всего сколько было?
— Около 300, наверное, может, больше.
— А вы уже принимали к тому моменту украинскую присягу?
— Конечно, я был уже на третьем году обучения.
— Соответственно, те, кто остался, переприсягали России?
— Да.
— Что было дальше?
— Было много офицеров, которые отказались присягать России, они выводили нас на построение, рассказывали, что нам стоит сделать, какие документы забрать, когда готовиться к выезду. Все потихонечку собирали вещи, планировали, что будет зеленый коридор, будут вывозить нас.
— Как вас вывезли?
— Мы сели в автобус, и вывезли. На границе проверяли, я так понимаю, русские, полностью все, что мы ввозим, чтобы оружия, ничего такого не было. Все вещи. Грубо говоря, обыскивали нас.
— И куда вас дальше?
— Мы приехали в Одессу в Академию сухопутных войск. Ночью мы приехали, нас приняли хорошо, разместили в казармах новых. Потом мы перешли, — я уже уехал к тому времени, — в Одесскую национальную морскую академию.
— Вас как героев приветствовали, раз вы отказались переприсягнуть?
— Да, нас встретили с почестями. Я героического ничего не вижу, так каждый должен был поступить.
— Вы не сохраняете отношений с теми людьми, которые остались в Крыму?
— Нет, я не общаюсь ни с кем, у нас другие интересы.
— Были конфликты, вы выясняли отношения?
— Подкалывали их, в шутку. Такого, чтобы все переросло во что-то еще, не было. Мы не осуждали, если они так решили — это их выбор. Все-таки, как никак, прожили три года вместе.
— Вы были в ком-то разочарованы?
— Да, конечно, были. Там многие были даже из Львовской области, два слова по-русски связать не могут, и остались там — это просто смешно было.
— У вас было ощущение, что правда на вашей стороне?
— Конечно. В любом случае, мы ничего плохого не делали, нас не осуждали, по крайней мере, другие за забором люди. Мы уехали на родину, знали, что будем продолжать учиться, выпустимся украинскими офицерами.
— Когда вы уехали учиться в Англию?
— Мы пробыли в Одессе около месяца там, были постоянные наряды, патрулирования. Потом нам предложили написать тесты английского языка, всем 103 курсантам. Мы написали, пятерых выбрали для дальнейших тестов. Мы приехали в британское посольство в Одессе, там сдали тесты, из этих пятерых были выбраны трое, чтобы учиться в колледже в Британии. Потом мы поехали в Киев, оформили визу, уехали учиться.
— Вы выросли в Ужгороде, потом учились в Мукачево, потом переехали в Крым. Откуда вы английский знаете так, чтобы написать тесты и поехать в Англию?
— В этом отношении я благодарен матери, она меня с детства заставляла к репетиторам ходить, всегда оплачивала их. И у меня склонности к языкам, я очень быстро ухватываю речь. Я девять лет в венгерской школе проучился, не самый легкий язык, я бы даже сказал, один из самых сложных.
— Вы поехали в Англию, как долго вы там учились?
— Полтора года.
— Это был шок после Украины?
— Быстро привык, шока не было.
— Там было интересно?
— Да, очень интересно. Все абсолютно новое. Ребята из других стран, культуры разные встречались. Английский язык, конечно, выучили. Разного вида соревнования, там очень много на физподготовку давили, что мне очень нравилось. Удалось много чего добиться даже на физическом уровне.
— Там военное дело лучше продвинуто?
— Конечно. У них материальная часть очень сильная, все современное. У них настолько, скажем так, устаканено, не один год они выпускают офицеров. Курс выпускается так, чтобы офицеры уже знали, на кого они будут идти и для чего они туда пришли. Ставят рамки, если не выдержишь или не сможешь пройти, значит, тебя увольняют. Если выдержал, прошел, значит, ты годен для службы в ВВС Британии.
— Расскажите об академии.
— Она в Дартмуте, где-то 400 километров от Лондона. Многие знаменитые личности заканчивали ее. Королева приезжала на выпуск, посмотреть, поприветствовать ребят-офицеров.
— Там понимали, что вы с Украины, что Украина находится в конфликте с Россией, война идет?
— Да. К нам очень хорошо относились все. Я всегда готовил презентацию по средам, докладывал о ситуации на Украине, по информации, которую можно найти в интернете, — что случилось и что надвигается.
— Вы пользовались поддержкой, мнение людей было на вашей стороне?
— Да, однозначно. Недолюбливают, я бы сказал, русских. Не только из-за того, что с нами произошло, а у них своя неприязнь.
— Вы смотрели, как там устроена жизнь, у вас не было желания не возвращаться на Украину, все-таки там, наверное, уровень жизни выше?
— У меня было желание быть украинским офицером, представлять интересы нашей страны уже за границей. Я пытался договориться для следующих курсантов какие-то курсы совместные устроить. Я понимаю, что еще молод для этого, мне надо немножко пройти службу, по карьере подняться и уже в дальнейшем, может быть, стать каким-нибудь атташе или послом, представлять интересы наших моряков в Британии, договариваться об учениях, разных курсах и тому подобном, что бы могло пригодиться.
— Пока вы учились, на востоке Украины шли тяжелые бои. Вы осознавали, что вернетесь и вас могут бросить в бой?
— Да. Может, я не осознаю до конца, как оно там, непосредственно в зоне боевых действий. Но если бы отправили, я бы не отказывался, я бы поехал.
— Вы вернулись, теперь как ваша судьба складывается?
— Я закончил университет, выпустился лейтенантом. Сейчас я в 36-й отдельной бригаде морской пехоты, которая находится в городе Николаев. Весь мой взвод находится непосредственно в АТО. Сейчас я заканчиваю лейтенантские сборы и я еду к своим ребятам — знакомиться со взводом, принимать личный состав, материальную технику.
— Сейчас на востоке Украины тихо, вы не ожидаете, что что-то будет?
— В новостях пишут, что если будет наступление, они на Мариуполь собираются идти. Мы готовы ко всему. Мы же туда не отдыхать едем — готовить личный состав на крайний случай. Конечно, хорошо бы было, чтобы все закончилось мирно, чтобы никому не пришлось погибать зря. Грубо говоря, воевать незачем, это агрессия не с нашей стороны.
— Вы общаетесь с людьми, которые участвовали в боевых действиях?
— Я знаком с ребятами, которые прошли это. Говорят, что меняет психологически, кого-то полностью, кто как воспримет.
— У вас теперь есть представление, как устроена западная военная машина, и вы можете оценивать украинскую. Об украинской армии говорили, что она два года назад была в полном развале. У вас есть ощущение, что сейчас ситуация радикально изменилась, армия устроена по-другому, гораздо лучше?
— Конечно, однозначно. У нас пехота намного стала лучше. Благодаря волонтерам и беспилотные аппараты есть, техника новая. Раньше не было, раньше не придавали этому значения, потому что не думали, что мы с кем-то будем воевать, тем более с Россией. Я думаю, со временем все будет лучше и лучше. Все поменяется кардинально.
— Говорили, что российская армия, а украинская тем более, технически отсталы по сравнению с западными. Вы считаете, что сейчас украинская армия модернизируется именно в современном духе?
— Я думаю, именно новые лейтенанты, которые выпускаются сейчас, — те люди, которые приведут нашу страну уже к более модернизированным методам войны. Многое изменится за счет молодежи — это однозначно. Многие сейчас побывали за границей, знают, что это, и будут пытаться воспроизвести у себя на родине.
— Есть две точки зрения на боеготовность и боевой дух украинской армии. С одной стороны, есть волонтерские батальоны, и есть много примеров высокого состояния боевого духа. С другой стороны, немало примеров, как люди не хотят идти по призыву, они демотивированы, не хотят воевать. У вас какое ощущение?
— Я абсолютно мотивирован.
— Но солдаты, которыми вы будете командовать, они мотивированы?
— Это уже зависит от командира, как командир будет мотивировать. Если ты будешь показывать, что тебе небезразлична судьба того или иного солдата, будешь пытаться ему помочь чем-то, я думаю, рано или поздно, — это психология — они будут мотивированы, они захотят пойти с тобой в бой. Все зависит от командира.
— Сейчас, когда Владимир Путин объявил о выходе российских войск из Сирии, появились предположения, что теперь опять на Украине начнутся боевые действия. В состоянии ли украинские вооруженные силы в нынешнем виде противостоять России?
— Я не думаю, что в состоянии, если Россия начнет атаку на нас. Мы не владеем такой мощью, чтобы противостоять России без помощи западных стран. Если Европа поможет, то, думаю, все реально. Если нет, я думаю, нам очень трудно будет. Потому что у России и численность военнослужащих намного больше, и техники больше, и техника новее. Но я не думаю, что мы просто легко отдадим им территорию. Так просто не будет, все-таки дух украинский достаточно сильный.
— Этот украинский дух и раньше был или это то, что сформировалось за последние два года?
— Он был. Многих ребят знаю, которые с самого начала были жестко за Украину. Боевой украинский дух. И у многих офицеров он есть, у большинства, не скажу, что у всех, — это было бы вранье, но у многих он есть.
— Как вы думаете, у кого сильнее мотивированность — у украинцев или у российских военных?
— Я думаю, у нас. Потому что мы защищаем родину, мы за что-то деремся. Русские, я думаю, сами понимают, многие не хотят идти, потому что эта война — безрассудство полное. Зачем им идти, за что им воевать? Им не жизненно важна эта территория — это все политика, это деньги, жадность политиков. Украинцы за свою территорию, за своих матерей, за свои семьи воюют. Однозначно у нас сильнее боевой дух.
