Не знаю, как вы, а я давно перестал вписываться в крутой поворот темы. Не догоняю ускользающего смысла событий. Это, конечно, не о России — тамошние реалии вообще вне добра и зла. Но ведь и милую моему сердцу Европу умом уже тоже не понять. Завидую легкости, с которой некоторые доброхоты отмахиваются от проблемы: мол, не пугайте нас закатом, Европа все переживет, и не такое переживала! Пережить-то она переживет, но только в географическом смысле. А цивилизациям иногда доводится и не пережить. Если не путать историю с географией, приходится признать, что история человечества — прежде всего повествование о смене цивилизаций, а не об их несменяемости. Варвары римлянами не стали, латынь не случайно именуется мертвым языком. Уже через три года после того, как готы разграбили Рим, на развалинах Колизея мирно паслись козы, грандиозные акведуки заросли быльем, а идея общественных бань смогла вновь осуществиться лишь через пятнадцать веков после разрушения терм. Такого времени в запасе у меня нет.
Просыпаясь поутру, я первым делом узнаю, какие основополагающие установки Евросоюза еще действуют, а какие отменили или просто проехали, забыв их за ненадобностью. При этом я имею в виду отнюдь не эпохальные проекты прошлого, которые сегодня выглядят гораздо более античными, чем «История» Геродота, — например, Конституцию ЕС, на разработку которой были потрачены годы, или Лиссабонские соглашения, от которых остались только исключения из правил. Я говорю о совсем недавних спорах вокруг обязательных квот на принятие беженцев, недопустимости пограничного контроля внутри Шенгенской зоны, возведения новых границ. Сколько «последних» серьезных предупреждений было адресовано государствам — нарушителям союзных правил, сколько весомых слов произнесено о том, что принятие всех искателей убежища — это не право, а обязанность европейских государств, а требование определить предельные количества новоселов несовместимо с конституцией и является нарушением всех мыслимых прав человека! Как сильно и точно воскликнула канцлер Меркель: «Европа, где считают беженцев по головам, — это будет уже не моя Европа!»
Вы угадали с первой попытки — конечно же, претворен в жизнь отвергнутый «план Б», «Балканская трасса» официально признана закрытой, охраняемая граница Шенгена пролегает к северу от Греции. «Президент» ЕС Дональд Туск похвалил юго-восточную фракцию Евросоюза за смелое решение, отвечающее, по его словам, «европейскому духу». Понятно, что премьер отгороженной Греции Алексис Ципрас попытался было слабым голосом что-то возразить, ссылаясь на заключения самого последнего саммита ЕС, но никто, кроме той же Меркель, его не поддержал. А поскольку сегодня немецкий канцлер — фигура почти маргинальная, на цыплячий писк никто не обратил внимания — проблему заболтали, проехали и забыли. Мне тревожно за Меркель: Европа, в которой мы живем, — это еще ее Европа или уже не ее? Что же она молчит? Ей что, совершенно все равно, за что получать Нобелевскую премию мира, — за то, что впустила беженцев, или за то, что перестала их впускать?
Европейское лихо во многом связано с непониманием смысла границы. Еще недавно в казенных домах ЕС повторяли со значением фразу «Границы кризиса с беженцами не разрешат», всерьез полагая, что произносят нечто осмысленное. Это безотносительная констатация, столь же правдивая и бессодержательная, как другие пустые истины, вроде «Тюрьма преступность не устраняет» или «Зонтик от наводнения не спасает». Смысл границы — не в разрешении миграционного кризиса. Не стану в деталях описывать, как исторически складывался институт границы, предела, межи, ограды, забора, тына, изгороди, палисада и пр. Достаточно сказать, что, разграничив свои территории, соседние народы сэкономили море крови, которая могла бы в противном случае пролиться.
По мысли одного из самых авторитетных философов эпохи Просвещения и основателей политического либерализма Джона Локка, земля и территория вместе с жизнью, свободой и собственностью образуют некое неразъемное единство: возделывая почву и культивируя территорию, мы делаем их своим достоянием. Государство мы нанимаем на службу для того, чтобы оно обеспечивало неприкосновенность нашей земли и ее плодов. Государство, таким образом, тоже является нашей собственностью, и если оно со своей работой не справляется, мы вправе его уволить. Человек по-настоящему свободен только тогда, когда твердо знает, что принадлежит ему, а что уже не его. Свободный человек готов свою собственность отстаивать — материальную и духовную, мораль и цивилизационные ценности. Земля, в облагораживание которой предки вложили свой пожизненный труд, становится составной частью образа жизни, частью человеческой личности. А укорененность оказывается залогом свободы. Кто-то может сказать, что сегодня такая установка устарела, но одного отрицания мало — надо предложить вразумительную и работающую альтернативу. А ее нет и не предвидится.
В последнее время две дюжины стран — членов ЕС вспомнили о своих государственных границах. Те, кто не вспомнил, сделал так не по идейным, а по другим соображениям — они, может быть, для беженцев не интересны или являются островными державами. Охрана границ берет на себя самые разные формы: от колючей проволоки до железнодорожных и автотранспортных проверок. Политическая мысль европейцев созрела для простой истины: чтобы можно было устранить внутренние перегородки, надо для начала обеспечить охрану внешнего периметра.
Было бы наивным уповать на чудо и полагать, что сама собой исчезнет многочисленная категория блаженненьких, считающих, что граница и стена противоречат Божьему замыслу. Что-то в этом духе изрек папа римский в ходе своего визита в Мексику в адрес американского президентского кандидата Дональда Трампа, который обещает в случае победы возвести стену на южной границе Соединенных Штатов. По мнению главы католической церкви, такие намерения с христианством несовместимы. Иными словами, он фактически отказал Трампу в принадлежности к христианской вере. А нехристей, как известно, в рай не берут.
Папа Франциск — святой человек, и, несомненно, его есть царствие небесное. Но такое качество требует некоторой — как бы это выразиться подипломатичнее?— неотмирности, что ли. В суровой реальности защита границ и возведение стен никогда не были вопросом веры или безверия. Великую Китайскую стену, конечно, строили не христиане (впрочем, как и Берлинскую), но в то же время границы разметили и стен понастроили отнюдь не только иноверцы и язычники. Кстати, кроме неисправимых постмодернистов-всечеловеков, главными противниками границ сегодня оказываются радикальные исламисты, строители мирового Халифата. И доводы у них тоже духовного свойства, даже лучше просматриваются. Умозрительный Халифат существует везде, где живут мусульмане, где возникает их спиритуальное единство — потому-то исламисты и не признают искусственных границ между Ираком и Сирией, между Ливией и субсахарской Африкой, между Европой и Азией.
Представление о том, что христианство отменяет пестрое разнообразие людских сообществ, — невежество или глупость. Между прочим, мозаика на тротуаре ясно обозначает, где кончается город Рим и начинается государство Ватикан. Иммигрантские законы этого миниатюрного государства считаются одними из самых жестких в мире. Несуразно и само стремление отлучить кого-то от церкви за приверженность к пограничному контролю. Если верующие готовы принять идею Небесных врат, у которых святой Петр-ключник отбирает праведников, достойных войти в Рай, и от которых отгоняет грешников, они должны допустить и мысль о том, что желанные кущи обнесены крепкой стеной. В противном случае образ ворот, торчащих посреди чистого поля, лишен всякого смысла. Рай, ничем надежно не отделенный от ада, в конечном счете сам превращается в чистилище.
Разум всегда сознает свою ограниченность. Глупость всегда безгранична.
