В среду в Госдуму России поступил законопроект о создании Национальной гвардии, подписанный накануне президентом России Владимиром Путиным. В документе говорится, что бойцы Нацгвардии имеют право стрелять без предупреждения в случае угрозы жизни и здоровью других граждан и самого военнослужащего.
«Военнослужащий войск Национальной гвардии имеет право не предупреждать о своем намерении применить физическую силу, специальные средства или огнестрельное оружие, если промедление в их применении создает непосредственную угрозу жизни и здоровью гражданина или военнослужащего войск Национальной гвардии либо может повлечь за собой иные тяжкие последствия», — говорится в тексте законопроекта, размещенном на сайте Госдумы.
О том, что в России на базе внутренних войск МВД будет создано новое силовое ведомство — Национальная гвардия, накануне объявил президент России Владимир Путин. По официальной версии, структура, которую возглавил генерал-полковник Виктор Золотов, с 2000 до 2013 года руководивший Службой охраны президента, будет заниматься борьбой с терроризмом, наркобизнесом, организованной преступностью и выполнять функции спецназа.
Эксперты уже назвали Нацгвардию «опричниной Путина» и предположили, что она пригодится ему для подготовки к выборам и разгона мирных акций протеста. Политолог Дмитрий Орешкин полагает, что Нацгвардия и ее командующий Виктор Золотов будут отвечать за личную безопасность Путина и его семьи:
— У Путина очень узкий коридор возможностей реагирования на ухудшающуюся ситуацию. Он никогда никому не доверял и очень болезненно относится к вопросам безопасности, прежде всего личной. Это касается его семьи, суперзасекреченной, и тем более его персонально. Он понимает, что основная угроза его власти исходит не от уличных шествий, а от возможных заговоров элит. Это он прекрасно знает, будучи человеком из органов. Поэтому он систематически перетасовывает, уравновешивает, создает новые силовые структуры. Господин Золотов — персонально глубоко преданный и проверенный человек, и то, что ему передается в руки расширенная и усиленная новая структура, свидетельствует о том, что Владимир Путин очень переживает насчет своей безопасности.
Надо обратить внимание на то, что Национальная гвардия по своей официальной функции подчиняется персонально президенту. Для того чтобы ее использовать, не надо получать никаких согласований в парламенте, как это касается, например, использования вооруженных сил за рубежом. Это просто личный инструмент, который должен обеспечить личную безопасность в любых условиях: и в случае попытки государственного переворота, и в случае каких-то непредвиденных опасных уличных акций протеста, и так далее. Это симптом.
— Значит, Путин сейчас совершенно неприступен и неуязвим?
— Это знак того, насколько Владимир Путин ограничен в возможностях. Он создал еще одну силовую структуру — точно так же, как Советский Союз производил танки, которых у него и так было больше, чем у всего остального мира. Когда Советский Союз распадался, в России было 63 900 танков, и ни один из них не помог спасти государство, потому что удар пришел с другой стороны. Точно так же произойдет и в нынешней ситуации. Генералы всегда готовятся к войне вчерашнего дня. Новая силовая структура создает иллюзию безопасности, потому что проблемы не в том, что силовые структуры, возможно, выступят против Владимира Путина, проблема в неэффективности всей системы. И усиливая, создавая эту новую структуру, Владимир Путин, решая, как ему кажется, проблему безопасности, на самом деле подрывает собственную безопасность, потому что этим людям надо платить, это дополнительная нагрузка на бюджет, это осложнение и обострение конфликтов между силовиками. У кого-то отбирают ресурсы и статус, кому-то передают. Решение безопасности в другом — в создании правового государства, независимого суда, строгом следовании нормам закона и так далее. Но в это Владимир Путин не верит по определению. Он верит только в силу.
— Чего же сейчас боится могущественный Путин?
— Предательски ведет себя нефтяной баррель, предательски ведет себя рубль, предательски ведет себя бюджет, предательски публикуются новые данные, которые Национальной гвардии никак не погасить, ну, например, полониевый скандал, офшорный скандал. Через полтора месяца будет скандал, связанный с публикацией расследования по российскому «Боингу». Все это воспринимается Владимиром Путиным как происки западных спецслужб, направленные против него. Таков уж его взгляд на мир. И Национальная гвардия ничего не сможет сделать с публикациями новых документов. Национальная гвардия ничего не сможет сделать с утратой уважения к государству со стороны все большего числа граждан. Национальная гвардия не сможет поднять рейтинг Владимира Путина. Единственное, что она может сделать, — это на фоне ухудшающейся экономической ситуации и растущего ощущения полного раздрая обеспечить персональную защиту Владимира Путина от непредвиденных угроз. Это защита Путина, это не защита системы. Путин действует в том коридоре возможностей, который у него есть, и этот коридор уводит его все дальше от решения насущных проблем российского государства. Это оборонительная структура, это уже не экспансия, не расширение, не усиление, а попытка законсервировать нынешнюю ситуацию, которая все очевиднее делается бесполезно и даже вредной для страны. Так что для нас это симптом, знак того, как далеко Владимир Путин находится от реального понимания угроз, которые встают перед страной и перед его режимом, — считает Дмитрий Орешкин.
Владимир Путин также сообщил, что в рамках перестановок в российских силовых структурах подчинил Министерству внутренних дел Федеральную миграционную службу (ФМС) и Федеральную службу по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН). Председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина считает это решение «чудовищным»:
— Что касается Национальной гвардии — это создание опричнины. А опричнина у нас создается тогда, когда власть в страхе. Больше мне на эту тему сказать нечего. Что касается перевода ФМС в МВД, то мы это уже видели. Это было в 2001 году и дальше, пока это решение не отменили, потому что оказалось, что оно непродуктивно. Это два совершенно разных ведомства. Одно ведомство все-таки так или иначе гуманитарное, потому что в него входит институт убежища, по меньшей мере. Институт убежища нужно было бы из-под МВД убрать. А наше МВД, в отличие от, скажем, французского, которое, помимо прочего, цветочки сажает в городах, градоустройством занимается, наше МВД — исключительно репрессивное ведомство. И это значит, что государство на сегодняшний день, в лице Владимира Владимировича Путина, видит проблему миграции исключительно как проблему, требующую репрессивных мер. Всё позитивное, что есть в миграции, перестает государство снова интересовать. Это чудовищно.
— К чему это может привести?
— Я не вижу в этом ни малейшего смысла. Даже, знаете, как-то за державу обидно. Ну, сделала держава одну глупость, зачем делать ее снова?! А приведет это к тому, что проблемы миграции решаться не будут, кроме облав, кроме опять бесконечных обвинений мигрантов в том, что они виноваты абсолютно во всем. Ничего другого быть не может. Это достаточно долго было как остаточное явление в рамках ФМС много лет, но начало понемножку утихать. Все-таки они стали воспринимать себя как ведомство, которое должно заботиться о мигрантах. Не так давно там было создано интеграционное управление, то есть их менталитет как-то менялся. А теперь все возвращается к тому, что было, — считает Светлана Ганнушкина.
Украинский военный эксперт Алексей Арестович напомнил об истории создания Национальной гвардии Украины и рассказал о статусе, возможностях и полномочиях этой структуры:
— В Украине в 90-х годах уже была Национальная гвардия, она так же, как сейчас в России, была создана на базе бывших внутренних войск. Статус такого формирования — это военизированное формирование с правоохранительными функциями. То есть, с одной стороны, это почти армия, потому что у нее есть тяжелое вооружение — бронетехника, вертолеты, авиация, есть разведка и так далее, а с другой стороны, оно обладает правоохранительными функциями, то есть является частью системы МВД и может, например, осуществлять правоохранные действия на собственной территории, которые, по закону, армия совершать не может ни в России, ни в Украине.
— А для чего была создана такая структура у вас в 90-е годы?
— Это произошло в результате оценки тех конфликтов, которые происходили на территории бывших советских республик — Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Приднестровье и так далее. Тогда выяснилось, что незаконные вооруженные формирования обладают способностью противостоять напрямую крупным армейским группировкам, а в то же время меры по их локализации, нейтрализации, уничтожению содержат значительную часть правоохранительной деятельности, что очень плохо регулируется. Например, парламенты стран часто не хотят давать армии повышенные полномочия. И получается казус: военнослужащие вооруженных сил задерживают человека, а досмотреть его не могут, потому что у них нет соответствующих правовых полномочий. А военнослужащие Национальной гвардии имеют такие полномочия. Поэтому как раз для ситуаций внутренних конфликтов, когда нужно крупные войсковые группировки, серьезные вооружения применять на своей территории, и была создана национальная гвардия.
— И что стало с той украинской Нацгвардией, созданной в 90-е?
— Потом в Украине ее парламент в результате борьбы с президентом Кучмой расформировал, и были воссозданы внутренние войска. А после Майдана, когда нужно было мобилизовать массы, снова вернулись к этому красивому названию — Национальная гвардия. Это два пафосных слова, которые способствуют морально-психологическому подъему общества и тех военнослужащих, которые идут туда служить. Ты гвардеец и служишь нации — это высокое звание, его надо высоко нести и так далее. Учитывая наши проблемы на востоке, наши проблемы на юге, добровольцы туда сами пошли. А кроме того, это позволило обелить милицию, которая для значительной части общества запятнала себя расправами над майдановцами. И таким образом, был произведен ребрендинг: соединили их в одном особом подразделении — и добровольцев-майдановцев, и бывших военнослужащих внутренних войск, которые им противостояли. Кроме того, стало возможно проводить реформу по западным образцам, что является частью программы реформирования системы национальной безопасности Украины, и эта реформа впервые начала отрабатываться именно на национальной гвардии: приехали инструкторы, начала меняться структура и так далее. Это часть общей системы реформирования МВД. Национальная гвардия имеет на вооружении и авиацию, и бронетехнику, и очень похожа в этом смысле на внутренние войска России, которые по результатам первой чеченской были преобразованы, «накачаны» в силовом отношении, в информационном, в разведывательно-оперативном и так далее. Вот это задача национальной гвардии Украины.
— Вам понятно, какая структура сейчас создается в России?
— Я думаю, что у Кремля сейчас примерно та же логика. То есть в первую очередь речь идет о морально-психологической составляющей. Идет ребрендинг внутренних войск, потому что очевидно, что аналитические структуры при президенте или Совете национальной безопасности России решили, что этот ребрендинг в скором времени понадобится либо уже нужен. Очевидно, предстоят какие-то события, связанные с выборами в 2018 году, и так далее. Россия — очень большая страна, поэтому два года как раз на подготовку к этим выборам и нужны. Может быть, они боятся Майдана или чего-то еще. Грубо говоря, внутренние войска проводят ребрендинг и становятся гвардией, это почетно, это поднимает и человека Путина, который их возглавляет, это меняет его статус и очень сильно добавляет престижности для прохождения службы в этих войсках, и его веса в обществе. Это даже не внутренние войска МВД, это некое новое формирование.
Эта идея давно муссировалась, и в 90-е годы в России она тоже была, но решили сделать это сейчас. Я уже вижу эти мужественные лица на плакатах: «Вступай в Национальную гвардию России!» Другое дело, что у меня лично вызывает сомнение само это название для России. Для России, где под сотню субъектов Федерации, название «национальная» вызывает у меня определенные сомнения. Какой именно национальности будет эта гвардия, учитывая, что в России масса народов и малых народностей, автономных республик и так далее? Ну, назвали и назвали. Это, в частности, еще и следствие оценки украинского опыта. Очевидно, люди, которые в России мониторили ситуацию в Украине, сумели оценить по каким-то параметрам эффект от трех лет переделки внутренних войск Украины в Национальную гвардию, и очевидно, этот опыт был сочтен положительным, и нечто подобное решили сделать в России, — считает украинский военный аналитик Алексей Арестович.
