Если бы в Скандинавии была война.
Куда бы ты делся?
Если бы большая часть Дании, почти весь Копенгаген лежал в руинах после бомбардировок. Если бы в стенах твоего дома были дыры от снарядов, все стекла выбиты, крыша сорвана. Скоро зима, отопление не работает, идет дождь. Укрыться можно только в подвале. У твоей мамы бронхит, и скоро дело дойдет до воспаления легких. Твой старший брат потерял три пальца на левой руке из-за мины. Против воли родителей он поддерживает Милицию. Маленькую сестренку ранило осколком в голову, она лежит в больнице, где нет никакого оборудования. Бабушка и дедушка погибли, когда в их дом престарелых попала бомба.
Ты сам пока еще цел, но напуган. Утро, день, вечер, ночь. Ты замираешь от страха каждый раз, когда мимо со свистом пролетает снаряд, каждый раз, когда на горизонте видишь вспышку и гадаешь, не летит ли эта ракета именно туда, где ты стоишь. Замираешь от каждого взрыва. Сколько твоих товарищей он ранил или убил?
Водопровод давно разрушен. Вы с братом каждый день берете по два ведра и идете по улицам на Ратушную площадь, где можно достать воды. На площади надо соблюдать осторожность. В некоторых зданиях скрываются снайперы. Это шведы и норвежцы, которые достаточно долго прожили в Дании, чтобы сойти за датчан, но не так долго, чтобы чувствовать себя одними из вас, когда бушует война, и национальность определяет, кто друг, а кто враг.
Голод еще хуже страха, а холод тяжелее всего. Тебе все время холодно. А ведь сейчас только начало ноября. Ты не знаешь, как жить зимой. Врач говорит, что мама не перенесет еще одну зиму в подвале. Но он не может предложить лучшего места. Вокруг полно людей, которые тоже не переживут зиму в подвале.
Твой лучший друг пропал. Его отец был депутатом парламента. Но в новом мире нет места депутатам. Демократия привела к Европейскому Союзу, а Европейский Союз пал. Так говорят. В новом мире нельзя быть демократом. Отец успел покинуть страну, семья должна была последовать за ним, но не смогла. Через три дня после отъезда отца новая Полиция унификации пришла за твоим другом и его младшим братом. Через восемь дней брат вернулся без глаза. Он странно дергал головой. Теперь он сидит в углу, все время мотает головой и бормочет «нет, я ничего не знаю, ничего не знаю». Их мать бродит по улицам и просит еду. Она спрашивает всех о старшем сыне, хотя, по слухам, он мертв. Она не может уехать, пока не найдет сына. Не может, что бы ни случилось. А страна, принявшая отца, не занимается воссоединением семей. Лично ее никто не преследует, так что ей не дадут убежища.
Ты уже перестал задавать вопросы своему отцу.
Куда вам податься?
На этот вопрос нет ответа. Ваша семья — это несколько человек. Пятеро. Ни одна страна не захочет принять еще пятерых беженцев. Беженцев, не знающих языка и правил поведения в классическом культурном обществе, беженцев, которые не в курсе, как показывать уважение к соседу и как блюсти женскую добродетель. Они даже не знают, что, прежде чем сядешь сам, надо посадить гостя. Беженцы не понимают, каково жить в жарком климате. Нет, нет такой страны, которая согласилась бы принять дегенератов с севера. Вольнодумцев, которые попытаются изменить праведный ход жизни. Они не могут работать. Не говорят по-арабски и не привыкли заниматься делом. Все, на что способны беженцы с севера, это перекладывать бумажки в офисе. Они никому не нужны. Так говорит весь арабский мир — ближайшее мирное место, где есть надежда на будущее. Куда же вам отправиться?
Перед Новым годом твоему отцу удается связаться с людьми, которые организуют перевозку беженцев на Ближний Восток. Это опасно и дорого, но отец решил, что это единственный способ спасти семью. Мама вне себя от страха.
Вы продаете все, что у вас есть. Денег не слишком много. Ни у кого ничего не остается, все деньги уходят на оплату поездки и на поддельные документы для каждого из вас. Дороже всего стоят партбилеты. Они нужны в качестве доказательства, что вы с отцом были политическими активистами. Это может дать шанс на получение убежища. Когда вы окажетесь в безопасности, надо будет следить, чтобы показания не расходились. Ты готов на все. Мести улицы, мыть туалеты. Ты просто хочешь убраться подальше от бомб, страха и холода. Вторая бабушка тоже умерла, а у мамы пока есть шансы.
Можно было бы отправиться пешком в Германию и дальше во Францию. Но они тоже в руинах. Работы нет, и миллионы беженцев живут в убогих лагерях без малейшей возможности учиться и получать медицинскую помощь. Но отец хочет, чтобы у вашей семьи было будущее. Он полагает, что война нескоро закончится. Но когда-нибудь вы вернетесь домой, поэтому у вас должно быть образование и средства для жизни.
Вы поставили на кон все. Понятия не имеете, увидите ли еще когда-нибудь родственников, друзей и их дома. Стиснув зубы, ты стараешься не думать об этом. Когда вы однажды в полночь садитесь в лодку, у вас нет с собой ничего, кроме разрешенных небольших рюкзаков. Смена одежды и одна любимая вещь.
Ты берешь с собой дневник. Он не даст тебе забыть довоенную жизнь: когда-то датчане были народом, где каждый мог думать, что хотел. Когда-то ты в пятницу шел на шведскую техно-вечеринку, в субботу — на английский рок-концерт, а в воскресенье катался на роликах немецкого производства. И завершал выходные двойным чизбургером и колой в ближайшем «Макдональдсе». Ты вынимал из кармана свою «Нокию», чтобы сравнить ее вес с «Эрикссоном», «Филипсом» и «Моторолой» друзей. Ты беззлобно шутил о норвежцах с норвежским одноклассником. Все это было так давно, что кажется, будто этого никогда и не было. Хотя прошло всего три года.
Ты хочешь это запомнить. Твоя жизнь не всегда была борьбой за статус чистокровного датчанина, внутри и снаружи. Дания не всегда ассоциировалась с холодом, страхом, недоверием, ненавистью. Когда-то в ней не было Диктатора, Полиции унификации и всеобщего помешательства на идее возврата к времени датского великодержавия. Никто не пытался внушить норвежцам и шведам, что им необходимо покориться величию Дании. Ты хочешь запомнить, что существует иная жизнь. Если забудешь, то выйдет, что все бессмысленно. Тогда можно с тем же успехом присоединиться к Полиции унификации или последовать за братом в Милицию, следить за переправой через Эресунн и убивать шведов, пока кто-то из них не застрелит тебя самого.
Есть иная жизнь, и отец хочет вас туда доставить.
Через шесть недель вы прибываете в Египет.
Живете в палаточном лагере. Ты больше не мерзнешь, не боишься обстрелов или Полиции унификации, которая может вломиться в твой дом в любое время дня и ночи, чтобы устроить обыск. Мама снова стала самой собой, воспаление легких прошло. Сестру прооперировали, чтобы удалить осколки. И голод больше не грызет тебя изнутри.
Местным властям подано заявление на предоставление убежище. Вам нельзя покидать лагерь, пока вас официально не признают беженцами и не выдадут временный вид на жительство. Но это ничего. Ты рад. Даже если сейчас условия не очень, надо просто подождать. Не больше полугода. Конечно, вы настоящие беженцы. Кто же еще?
Рассмотрение ваших прошений затягивается, в основном, из-за брата-офицера Милиции. У них нет уверенности насчет отца и тебя. Тебе четырнадцать, ты почти взрослый мужчина. И в вашей стране война. Если у вас были средства на то, чтобы бежать из страны, то, вероятно, вам жилось не так уж и плохо. Ведь многие остались в Дании. Может, они больше нуждаются в помощи?
Тебе уже надоело жить в лагере. Там нечем заняться. Никто не учит вас языку, так что вы плохо понимаете, когда, наконец, будут виды на жительство. Ты не ходишь в школу, тебе нельзя работать (да ты и не можешь, потому что не знаешь языка), и те немногие книги, что есть, ты уже выучил наизусть. В лагере есть место для отдыха, небольшая покрытая гравием площадка с простыми футбольными воротами в одном конце. Проблема даже не в том, что места мало. Вам говорят, что вы должны быть благодарны, что у вас вообще есть досуг. Ведь вы могли бы стать жертвами бомбардировок дома в Дании. Проблема в том, что в лагере столько народу, что игровая площадка все время занята, чаще всего взрослыми парнями.
Есть и еще кое-что, что не дает тебе покоя. Юхан, Кай и их банда в шведской части лагеря. Они кричат тебе и твоим новым товарищам разные вещи. Египетский персонал говорит: не везите свои конфликты в нашу страну. В принципе, шведские и датские беженцы живут отдельно, но их разделяют лишь ряды палаток. Каждый раз, когда идешь за едой, водой, в библиотеку или на игровую площадку, приходится миновать территорию шведов. Они разрушили наш дом, думаешь ты, идя мимо. Ты не можешь избавиться от этой мысли, хотя отец и говорит, что войну начал Диктатор со своей идеей о датской супердержаве. Ты не уверен, что отец прав. Датчане должны были защищать то, что им принадлежало. Никто не мог знать, чем это обернется. Только посмотрите на Юхана, Кая и остальных, они плюют при виде тебя и говорят «что за хрень», а иной раз бросают тебе вслед камень-другой. Что ты им сделал? Как будто они более настоящие беженцы, чем ты и твоя семья.
Ты не отвечаешь, но не по своей воле. Отец раз за разом повторяет, что ты не должен. Если затеешь драку в лагере, всю семью сразу же отправят назад в Данию. И ты ничего не делаешь, только кипишь от ярости и клянешься, что когда-нибудь ты им отомстишь.
Вам предоставляют убежище через два года. Временное, но и так сойдет. Это из-за брата процесс так затянулся. Но вам все же улыбнулась удача. Многих других отправили назад. В Египте нет места для новых беженцев. Стране угрожает нехватка жилья. Есть проблемы с питьевой водой. И денег мало. Но ты все равно должен быть благодарен. В семье все живы, и теперь вам можно остаться в Египте до конца войны. Но твой гнев не угас. Кто-то украл два года твоей жизни. Ты не ходил в школу, а знаний арабского едва хватает на то, чтобы делать покупки на рынке.
В рамках политики распределения и интеграции беженцев вас отправляют в город Асуан на юге Египта. Там живет только одна семья, с которой вы были знакомы в лагере. Тебе опять придется начинать все сначала.
Жизнь трудна. Здесь все не так, как дома. Нет работы, особенно для иностранца, не знающего языка. На улице могут обругать, на рынке подсовывают самые плохие овощи, в кафе заставляют ждать как можно дольше. У тебя темные волосы, и ты легко загораешь, но голубые глаза не спрячешь.
Через некоторое время мама начинает печь пирожные, а вы с отцом продаете их на улице. Сестренка убирается в доме семьи среднего класса, которая за это оплачивает ее обучение в школе. Тебе в школу уже поздно. Тебе исполнилось шестнадцать, дома ты бы уже ходил в гимназию или в колледж. Но у вас нет на это денег, так что придется подождать.
Ты привыкаешь торговать пирожными. Привыкаешь к нестерпимой жаре. Но ты никогда не привыкнешь быть человеком третьего сорта. Дома отец был профессором философии, а мама — начальником отдела в министерстве окружающей среды. У вас был хороший дом, две машины. Теперь у вас ничего нет. Вы сами — ничто. Всего лишь нежеланные мигранты-иностранцы, которые продают пирожные, лишая прибыли местных египетских пекарей.
Каждый день ты обещаешь себе, что однажды обязательно вернешься в Данию и снова будешь жить прежней жизнью. Настоящей жизнью. Снова станешь человеком первого сорта. Вот увидите!
Но война никак не кончается. Она идет еще год, два, три. Во второй год погибает твой брат, но тебя это до странного мало задевает. Дом так далеко, что его как будто вообще нет.
Когда войне наступает конец, Дания уже не та страна, что раньше. Примерно как дома, как говорится. Если власти узнают, что кто-то был в Дании, его сразу высылают. И нет ничего опаснее, чем вернуться домой, даже если пробыть на родине всего день. Забыты все разрушенные дома, несуществующая экономика, опасная необходимость устраивать свою жизнь в стране под властью диктатора. Теперь все решает Швеция. Дома ты тоже человек второго сорта.
В некотором роде это даже хуже войны, пишет твоя прежняя одноклассница Кирстен. Все время кто-нибудь исчезает. Прежде хотя бы было понятно, что они были недостаточно датчанами. Теперь вообще неясно, что происходит. Их просто больше нет. Сначала пропал ее старший брат, потом отец. Брат вернулся, отец нет. Мать Кирстен мечтает взять ее и брата и уехать. Но куда?
Египет отказывает беженцам из Скандинавии. Война окончена, больше мы не можем никого принять, говорят власти. К тому же, скандинавы — развратники и язычники, и они заражают общество коррупцией. Скандинавы считают себя равными прочим людям, им не хватает дисциплины, а их женщины особенно не воспитаны и повсюду вызывают беспорядки, как их не обучай обычаям страны.
Ты живешь в Египте уже пять лет. Завел друзей или, во всяком случае, приятелей. По большей части тоже мигранты, но есть и несколько египтян. Говоришь по-арабски. Конечно, это речь уличного мальчишки, но в целом нормально. Помогаешь родителям с переводом, им трудно учить новый язык.
Сестренка поначалу хорошо училась в женской школе, но через восемнадцать месяцев ее исключили, потому что она призывала к аморальному поведению и чуть не устроила бунт среди других девочек: она хотела, чтобы им рассказали о сексе и средствах контрацепции. Но недолго она бунтовала. Влюбилась в тридцатисемилетнего египтянина, перешла в ислам, стала носить головной платок и молиться пять раз на дню. Родители пытаются ее образумить, они за нее волнуются. Она не слушает. Какая ей польза от их разумных доводов? Но ей пока всего шестнадцать, она еще не стала самостоятельной. Они подумывают отправить ее на несколько месяцев домой в Данию пожить у тети. Просто чтобы она отвлеклась. Когда она уезжает, оказывается, что уже поздно. Сестра беременна. В любом случае, ей запрещают возвращаться в Асуан и выходить замуж за отца ребенка. Она становится матерью-одиночкой в Дании. Ей говорят, что вся жизнь впереди.
Когда появляется ребенок, ты на неделю едешь домой, чтобы навестить сестру и проверить, не пора ли всем возвращаться. Не пора. Датчане, пережившие войну на родине, считают тебя предателем. Новые про-шведские власти включили тебя в черный список врагов из-за брата в Милиции.
Женишься на Кирстен, чтобы помочь ей и ее семье. Вернувшись в Египет, подаешь заявку на воссоединение. Поток беженцев иссяк, и правила уже не такие строгие. Хорошо, когда Кирстен рядом. Осознание, что вы знали друг друга раньше, так похоже на влюбленность, что немудрено перепутать. Родители тоже рады. У вас с Кирстен не будет культурного недопонимания, а когда обстановка в Дании улучшится, вы вместе вернетесь домой.
Тридцатисемилетний египтянин отправляется в Данию, чтобы уговорить твою сестру выйти за него замуж. Но она стала неопанком, нюхает нечто намного более экзотическое, чем кокаин, у нее ярко-голубые волосы и булавки в нижней губе. Она больше не хочет его знать. В отчаянии и страхе за будущее ребенка египтянин похищает мальчика и увозит в Египет, страну, где ребенок был зачат. Ведь предполагалось, что родители вступят в брак и воспитают его в соответствии с египетскими традициями.
С этими датчанами надо смотреть в оба. Нельзя на них положиться. Они меняются до неузнаваемости, едва успев вернуться домой.
У вас с Кирстен тоже рождается ребенок, надо бы радоваться. Но ты не чувствуешь радости. Жизнь пошла совершенно не так, как должна была. Кто-то украл твою жизнь и превратил ее в нечто совсем иное. Ни там, ни здесь. На то, чтобы закончить образование, денег нет. Уже исчезло и само желание учиться. Со стыдом понимаешь, как сильно отстаешь от своих ровесников. Помогаешь отцу с выпечкой, семья понемногу встает на ноги. Кирстен печет пирожные вместе с твоей мамой. Вы далеко не зажиточны, но как-то справляетесь.
Получаете постоянный вид на жительство в своей новой стране. Ваши дети появляются на свет египтянами. Арабский — их родной язык, и они знают Коран лучше Библии, хотя они христиане. В местном кафе тебя зовут по имени, ты дружишь с сапожником и с сыном торговца автомобилями. На рынке тебе предлагают все самое лучшее.
Но ты все равно чужак. Каждый день ты думаешь, когда же сможешь вернуться домой.
Но где он, дом?