Может ли Великобритания взбунтоваться? Да, разумеется. В юридическом плане для этого нет никаких препятствий. Референдум как национальное голосование не подразумевает отношений с другими нациями, за исключением разве что их информирования о результате. Только вот многие граждане могут понять, что ими воспользовались и что, например, Найджел Фараж им попросту нагло лгал… Парламент может принять во внимание петицию о втором референдуме, которая на момент подписания этой статьи уже собрала подписи 3-х миллионов британцев… Он может заявить, что не в состоянии ратифицировать решение таких масштабов без одобрения парламентов других частей Соединенного Королевства и, в частности, Шотландии. Все эти гипотезы кажутся маловероятными, но и невозможными их тоже не назвать. И ничто не запрещает монарху сказать свое слово. Небывалой ситуации — неожиданный исход.
Правда в том, что в тоне комментаторов (а также, увы, политиков, которые торопят британцев применить на практике принятое ими решение) есть нечто удивительно неприятное. Ворчливый и раздраженный тон. Тон заставшего жену за изменой супруга, который требует от неверной признать вину и как можно быстрее покинуть семейный дом. Напоминает то, как в прошлом году говорили с греками: «Хотели Ципраса? Так получайте (а с ним еще большую экономию)». Заниматься политикой — не то же самое, что читать мораль. Это искусство. Но не карать, а чинить. Не ставить в угол и не заставлять расплачиваться за все ошибки, а помогать в достижении компромиссов с другими и c самим собой. Если же, как, скорее всего и случится, Брексит дойдет до логического завершения, нужно будет не читать мораль англичанам («Вот последствия вашего решения, так вам и надо!»), а хладнокровно постараться сделать так, чтобы всем пришлось заплатить наименьшую цену.
В любом случае, выход Великобритании даст странам, которые испытывают соблазн пойти по ее стопам, живой пример. Сторонники ЕС на протяжении десятилетий называют его основой мира, демократии и процветания. А их противники все это время возражают, что в полной мере воспользоваться этими благами люди могут только в рамках нации. Ну что же, посмотрим. Пусть мы того и не хотели, факты теперь покажут, кто прав. Будущие показатели занятости в Великобритании, роста экономики и национальных богатств, соотношения числа предприятий, которые будут созданы в Лондоне, и тех, что переберутся во Франкфурт и Париж, — все это уже скоро покажет нам, на чьей стороне истина. Разве часто история дает нам шанс опытным путем проверить достоверность до того момента никак не подтверждаемых теорий?
Как бы то ни было, это не все. Есть тут и один очень важный вопрос, на который нужно ответить как можно быстрее. Только вот однозначного решения нет. Больше или меньше Европы? Сделать перерыв, зализать раны? Или же наоборот пойти вперед? И что говорят нам британцы? Что движение было слишком быстрым, и что нельзя безнаказанно расшатывать установившийся национальный порядок? Или что мы были слишком нерешительными, застряли на полпути, погубив тем самым Европу? Я придерживаюсь второй теории. Мне кажется, что виной всему стал недостаток воли и избыточная вера в невидимую руку истории, которая должна была бы мягко и без усилий наставить нас на путь к европейской химере. Я убежден, что выбраться из болота мы сможем только с помощью рывка вперед, к союзу. Но пока это недоказуемо. И ориентироваться нам не на что.
