СМИ убеждают, что мир стоит на пороге глобальных перемен. С этим никто не спорит. Одно уточнение — мы находимся в такой ситуации последние двести лет.
Мы живем в эпоху истерик. Архитектура информационного пространства выстроена так, что складывается ощущение приближающегося «конца времен». Даже в застольном трепе рано или поздно ключевой темой становится глобальный кризис — в той или иной вариации.
Будем честны: катастрофы и «чернуха» — неотъемлемая часть информационной картинки. Которая, к тому же, хорошо продается. Реальность такова, что новые технологии за последнее десятилетие облегчили доступ информации к потребителю. А сам потребитель при этом практически не адаптировался к новой реальности. Прозвучит, как крамола, но в 21 веке катастроф и войн не стало больше — по сравнению с тем же двадцатым веком. Больше стало «прямого эфира». И именно этому обстоятельству мы обязаны нашими коллективными фобиями.
Не стало больше войн, не выросли показатели несправедливости, не скакнула вверх шкала человеческой жестокости. Просто ту самую замочную скважину, из которой к нам просачивалась информация о несправедливости мира, технологическая революция внезапно превратила в открытую настежь дверь. И мы ошеломленно стоим на пороге, обдуваемые информационным ветром, в котором потрясения стали нормой.
Любые разговоры о неизбежности новой глобальной войны хорошо сверять с рассказами бабушек. Моя, например, жила на Дальнем Востоке и держала под кроватью «тревожно-эвакуационный» чемодан — на случай военного конфликта с Китаем. Мысль о ядерном ударе была неотъемлемым спутником ее ежедневного быта.
Мир никогда не был стабилен. Есть какой-то горделивый снобизм во всех заявлениях о том, что мы сегодня стоим на рубеже глобальных потрясений. Хотя бы потому, что мы наблюдаем эти потрясения на протяжении последних двух столетий.
Мир и правда меняется. Силовой передел границ, новый технологический уклад, глобальные кризисы — все это рискует перекроить привычный миропорядок. Но в условиях трансформаций наша цивилизация живет как минимум последние два столетия. А попытка окрестить настоящее «последними временами» все больше похожа на желание медиа-менеджеров всучить потребителю старый товар в новой обертке.
У нас уже не будет передышек и перерывов. Реальность вокруг нас будет меняться каждые 5-10 лет. Конкурентоспособность человека будет определяться его способностью адаптироваться к изменениям.
Бессмысленно ждать перемен. Надо учиться в них жить.
