Русские всегда очень интересовались происходящим на европейском континенте. Европа очень много значит для России, и за минувшие 500 лет наша история во многом определялась взаимными отношениями. Выдержат ли эти столетние связи испытание в эти трудные времена?
Россия всегда стремилась догонять европейские технологии и инновации, но при этом не следовать в том же политическом направлении, что и Европа. Будучи в своем роде зеркальным отражением, Россия всегда имела с Европой много общего, но при этом оставалась искаженным, иногда перевернутым отображением европейских тенденций. Россия импортировала европейскую одежду и технологии, перенимала образ жизни и идеологии (в том числе, коммунизм и либерализм), но при этом всегда оставалось нечто, что ни один российский правитель не пытался заменить на западный эквивалент — московская политическая система. Основа московитской пирамиды (или вертикали) взаимоотношений, породившей соответствующую политическую систему, всегда оставались неизменными.
«Петр Великий взял из старой Руси государственные силы, верховную власть, право, сословия, а у Запада заимствовал технические средства для устройства армии, флота, государственного и народного хозяйства, правительственных учреждений», — написал в начале ХХ века российский историк Василий Ключевский. Российские культурные нормы, в том числе, ценности, порядки и мировоззрение считались священными, а на безбожный Запад они обычно смотрели свысока. Несмотря на это, Москва неохотно была вынуждена учиться у Европы в тех областях, где европейцы добивались успеха.
Как минимум раз или два в столетие российский правитель, будь то царь, генеральный секретарь или президент, осознавал, что его страна безнадежно отстала, и зачинал масштабные реформы. Европейских соседей при этом считали одновременно соперниками и учителями. Некоторые европейцы получали большую известность при некоторых царях. Петр Великий учился у голландцев и немцев, Екатерина Великая переписывалась с французскими философами и приглашала немецких фермеров селиться в России. Германские оружейники, инженеры, врачи и, позднее, военные офицеры и ученые жили и проходили натурализацию в России при всех правителях.
Европа служила для России точкой отсчета. Русские отправлялись в Европу учиться, жить, создавать произведения искусства и писать романы. С незапамятных времен Россия поставляла в Европу сырье и импортировала технологии и знания. Революционные идеи тоже были важным импортируемым товаром. Владимир Ленин прожил 15 лет в Швейцарии, Франции и Великобритании и заложил интеллектуальные основы большевистского проекта во время пребывания за границей.
Послевоенная европейская экспансия, с точки зрения России, осуществлялась в два этапа — во время Холодной войны и в постсоветский период. Во время Холодной войны на Россию больше всего впечатления произвел экономический прогресс. Подстегнутые планом Маршалла, западно-европейские страны быстро восстанавливали экономику в первые послевоенные годы. Некоторые из них затем добились беспрецедентного процветания для своих граждан под кроткими режимами и тем самым демонстрировали вызывающую зависть мягкую силу.
В постсоветский период Россия уделяла основное внимание политическому прогрессу Европы. После падения Берлинской стены расстояние, с которого Россия взирала на Европу, увеличивалось, и Европа уплывала прочь. Советский блок потерял всех своих членов, а Европейский союз приобрел новых и процветал. «После 1991 года Европейский союз стал убежищем для бывших участников Варшавского договора, а затем и для прибалтийских стран. В ту же сторону начали смотреть Украина, Грузия и Молдавия. Движение в сторону Европы очевидным образом стало также отказом от России», — написал недавно Александр Бауман, главный редактор московского Центра Карнеги.
Россия считает, что эта продолжавшаяся десятилетиями европейская экспансия, осуществлявшаяся в период Холодной войны и в постсоветский период, затормозила. Чем больше Россия считает объединенный Запад провальным проектом, тем меньше настроена следовать его курсом. Консервативные силы России чувствуют себя более сильными, тогда как прогрессивные и либеральные силы испытывают еще больше трудностей в отстаивании своих взглядов. Те, кто считал, что российские порядки, мировоззрение и отношения всегда намного превосходили разлагающий путь Европы, сегодня одержали верх.
Все вышесказанное ведет к дихотомии. Многое в России выглядит европейским, но многое совершенно точно таковым не кажется. Это особенно заметно, когда речь идет о российском государстве, как об институте. Российская классическая музыка и литература — часть европейской культурной традиции, тогда как российские властные структуры очень далеки от европейских аналогов. Эта двойственность служит источником путаницы и взаимного непонимания, иногда длящегося веками.
Многие в России считали, что прошлая волна глобализации создает возможность преодолеть разрыв между российскими и западными институтами. Но, похоже, произошло обратное.
На фоне ужасных террористических атак в Европе Москва ожидает прихода к власти сепаратистских, анти-иммигрантских и правых националистических партий. Эти силы Кремль считает близкими. Они говорят о безопасности и закрытии границ для противодействия потоку иммигрантов и терроризму. То же самое делает и Москва, считающая свой авторитарный метод более эффективным, чем европейский. Москва считает выход Великобритании из Европейского союза самым последним и заметным из серии событий, свидетельствующих о вероятном распаде Евросоюза и ослаблении других многонациональных институтов. Российские чиновники и идеологи считают себя достаточно сильными и чувствуют достаточно уверенности в себе, чтобы не реагировать чрезмерно бурно на недавнее решение НАТО разместить четыре многонациональных батальона в Польше, Литве, Латвии и Эстонии. И Москва еще не отреагировала на развертывание в странах Центральной Европы американской системы противоракетной обороны.
По этой причине происходящее сегодня вызывает особенный интерес. Россия считает, что европейский прогресс застопорился впервые за долгие десятилетия. Кремль, конечно, не ожидает, что европейцы придут в Москву учиться противодействовать вызовам сегодняшнего дня. Но с уходом Великобритании от процесса принятия решений Кремль рассчитывает на усиление роли России в отношениях с тем, что она считает ослабленным Западом.
Тем не менее, в слабости или в силе, Западная Европа и Россия всегда служили отражением друг друга. В последний раз, когда в Европе происходил подъем антидемократических сил (в конце 1920-х и в 1930-х годах), Россия превращалась в полноценную тоталитарную диктатуру. Коммунизм и фашизм, жуткие режимы, определившие ХХ век, были зеркальным отражением друг друга. Когда Европа строила общий рынок и начинала считать права человека приоритетными, вне зависимости от государственных границ, Советский Союз, будучи далеким отражением этого, постепенно своим способом устанавливал более мягкий режим, с неким вниманием к индивидуальным правам. Ценности общего рынка и прав человека сегодня, кажется, отступают, а Европа и Россия вступают в круг, который, как некоторые опасаются, может стать повторением 1930-х годов. Будем надеяться, что обе стороны зеркала смогут учиться на своем прошлом.
