Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Новосибирск: православие и психиатрия

Сын новосибирского православного активиста Юрия Задои месяц провел в психиатрической больнице по заявлению отца

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Сын известного новосибирского православного активиста Юрия Задои — Константин — на днях был выписан из психиатрической больницы №3 Новосибирска, где провел чуть меньше месяца. Туда 20-летнего юношу поместили на принудительное лечение по заявлению его отца. 11 июля в больнице состоялось закрытое судебное заседание.

Сын известного новосибирского православного активиста Юрия Задои — Константин — на днях был выписан из психиатрической больницы №3 Новосибирска, где провел чуть меньше месяца. Туда 20-летнего юношу поместили на принудительное лечение по заявлению его отца. 11 июля в больнице состоялось закрытое судебное заседание.

Издание «Сиб.фм», ссылаясь на заключение комиссии врачей психиатров, сообщает, что Юрий Задоя вызвал к сыну психиатров «в связи с нарастающей агрессией и неадекватным поведением». В документе также говорится, что у Константина Задои «в течение нескольких месяцев возникали вспышки агрессии», он «вооружался ножом, бросал чайник в голову отца, применял силу в адрес отца и матери». В больнице юноше, студенту второго курса Новосибирского медицинского университета, поставили диагноз «острое полиморфное психическое расстройство без признаков шизофрении» и назначили нейролептики, — сообщила прессе мама Константина Задои.

Родственники молодого человека убеждены в его адекватности и в том, что принудительная госпитализация — результат конфликта с отцом на религиозной и политической почве. 2 августа Константина Задою отпустили из больницы с условием, что он отзовет жалобу на свою госпитализацию:

— Самочувствие у меня сейчас хорошее, — рассказывает в интервью Радио Свобода Константин Задоя. — Выпустили меня, потому что я отозвал заявление адвокатов с жалобой, которую они написали. Мне сказали, чтобы я отзывал все жалобы, отказывался от апелляции и тогда меня выпустят. В противном случае лечение продолжится. То есть, грубо говоря, меня шантажировали.

— Что происходило в больнице? Что вам объяснили, что с вами делали?

— Меня сразу определили в острое отделение. Я ссылался на статьи о госпитализации, но мне сказали, что я буду умничать в остром отделении. Сначала мне угрожали, а потом все-таки связали уже в отделении и сразу же начали давать лекарства.

— Что это были за лекарства?

— Я спрашивал, мне не говорили.

— Вы сказали, что вас шантажировали. Кто эти люди?

— Врачи.

— Могли бы объяснить, как получилось, что вас госпитализировали? С чего все началось?

— У нас долгий конфликт с отцом на религиозной и политической почве. В один из конфликтов он начал продвигать свои религиозные идеи, чтобы я завтра пошел на такой-то митинг. Я сказал, что мне уже это надоело, захлопнул сильно дверь и стекло разбил. Он решил этим воспользоваться, вызвал санитаров. Санитары меня забрали. Я отказывался подписать согласие на лечение, на госпитализацию. Поэтому был назначен суд. Было написано заключение врачей, которое абсолютно не соответствующее действительности, что я угрожал убийством врачам. Но, основываясь на выводах этой комиссии, суд принял решение меня госпитализировать и лечить.

— Из-за чего у вас конфликт с отцом? По каким вопросам вы не сходитесь?

— В основном, конфликт на религиозной почве. Ему не нравится, что я смотрю, что я слушаю, «Радио Свобода» вот, например. Не дает покупать продукты из-за поста, заставляет поститься, упрашивает меня в монастырь сходить, в церковь. Он не может вести диалог. Я пытался беседовать, говорить, что это мое право — смотреть, ходить или не ходить. Он слышит только себя. Поэтому я старался не говорить с ним особенно. Но так как он наседал постоянно с этими темами, то приходилось вступать в конфликт. Он считает, что я помешался на каких-то своих идеях, неадекватно себя веду. А сигналом к его действиям стало то, что я резко закрыл дверь и разбил стекло.

— Вы живете вместе с ним?

— Сейчас нет, конечно, я переехал. Но я переехал к нему жить, когда поступил в медицинский, чтобы учиться спокойно, жить не в общаге. С этого момента, с 2014 года, начались конфликты.

— Вы сейчас можете что-то предпринять, обжаловать эти решения?

— Да, конечно. Я уже написал заявление в районный суд о признании недействительным отказ от жалоб, потому что мне не были разъяснены права и так далее.

— Есть мнение, что сейчас все чаще возвращается опыт советской карательной психиатрии. Вы тоже стали жертвой такой истории? Или это все-таки бытовой конфликт?

— Я считаю, да, возвращается. Я наблюдал людей, которые были со мной и в одном, и в другом отделении. Их рассказы меня утвердили в этом, а также то, что комиссия врачей написала абсолютную ложь обо мне. Это я также считаю доказательством того, что карательная психиатрия никуда не уходила.

— А что эти люди рассказывали?

— Один мужчина мне рассказал, что он писал жалобы в полицию на соседей, не помню по какому поводу. Соседи против него написали жалобу, и его забрали в психиатрическую клинику с диагнозом, который он не знает, какие ему лекарства дают, тоже не в курсе.

— Я разговаривала с людьми, которые попадали принудительно в такие заведения. Многие сравнивают больницу с тюрьмой. У вас тоже такие ощущения?

— Конечно, я так и сказал в комментарии к одному из порталов, что там люди сидят за решеткой. К ним применяют довольно часто физическую силу со стороны санитаров. Практически каждый день я это видел. Врачи не обращают никакого внимания на пациентов. Это не больница, это какая-то колония изолированных людей.

— Могли бы описать, как ваш день там проходил?

— Перед тем, как пресса дала огласку этой ситуации, я содержался в остром отделении. Там распорядок дня был очень простой — завтрак, обед, ужин и процедуры. Никаких прогулок, ни библиотеки, ничего. Просто палата — и все. Потом меня перевели в общее отделение. Там, кроме наличия библиотеки, никаких различий не было, иногда выпускали на улицу.

— Общаться с близкими можно было?

— В остром отделении запрещены были телефоны, но в часы посещений приходить можно было. Дело в том, что иногда из-за действий препаратов я не мог физически встретиться ни с адвокатом, ни с родственниками, хотя они приходили.

— Расскажите о себе, чем вы занимаетесь, участвуете ли в каких-то политический акциях, ходите на митинги?

— Я студент, поступил на бюджет два года назад. У меня есть спортивный разряд. На акции и митинги я хожу, да. Как раз хотел на митинг попасть, который был в Новосибирске против «пакета Яровой». Да, я не против сходить на митинг и считаю, что это правильное занятие, нужное.

— Какие у вас сейчас планы? С кем вы сейчас живете?

— Я с сестрой теперь живу на съемной квартире. Планы — учиться. Учеба занимает основное время. Конечно, слежу за акциями в городе, в стране, — рассказывал Константин Задоя.

Отец Константина Задои — Юрий Задоя — известный в Новосибирске православный активист. С 2012 года он является координатором новосибирского отделения православного политического военно-патриотического движения «Народный собор». Известен своей борьбой с «незаконной рекламой» в Новосибирске, жалобами на группу Pussy Riot и «Ленинград», пикетами и митингами против оперы «Тангейзер». В июне по жалобе Задои к реальному сроку в колонии приговорили бердского активиста Максима Кормилицкого за пост в социальной сети «ВКонтакте», который Задоя счел оскорбительным. Православный активист неоднократно требовал от мэра Новосибирска запретить традиционное первомайское абсурдистское шествие — «Монстрацию» и привлечь к ответственности ее идеолога Артема Лоскутова.

В интервью Радио Свобода Артема Лоскутов рассказал подробнее о роли Задои-старшего в общественной жизни Новосибирска:

— Про Задою я узнал в 2012 году, поскольку он написал на меня жалобу то ли в прокуратуру, то ли еще куда-то о том, чтобы возбудили административные дела. Волна его успеха развивалась параллельно волне успеха Pussy Riot. Группа развивалась за счет гонений каких-то православных активистов и церкви, а параллельно развивались эти активисты. Деятельность Задои — он оперативно реагирует на любой повод, о котором ему важно написать жалобу. Это может быть связано с законом об оскорблении религиозных чувств, с чем-то, где есть место поговорить об общественном праве, которое он берется защищать.

О том, что его сын попал в психушку, мне написала его подруга. Она написала, что приехали санитары, что они не знают, что делать, что надо это предавать огласке, что сейчас происходит суд и вот-вот его принудительно поместят в госпиталь психиатрический. Из-за этого кое-что стало известно про его семью. Мама мальчика рассказывала, что они с трех лет детей живут отдельно. Она забрала детей, потому что там произошел какой-то эпизод. На Задоя напали, дали ему по голове. Он в какой-то момент решил, что ему нужно теперь жизнь посвятить Богу, какие-то вещи пожертвовал в церковь. Дети жили с мамой, а потом приехали в Новосибирск, поступили в вуз. Происходили какие-то бытовые конфликты, которые кончились тем, что Задоя свои методы, которыми он борется в общественном поле, применил и в семье — вызвал полицию, написал жалобу, что сын якобы хотел его убить, что он нуждается в психиатрическом лечении, поскольку выкалывал иконам глаза. Подруга этого мальчика все отрицает, говорит, что все это выдумано, что это бред. Тем не менее, парня закрыли на месяц. Хорошо, что он сейчас вышел, потому что история могла затянуться надолго.

— Это просто такого рода бытовой конфликт? Или это все-таки еще один случай, подтверждающий, что сейчас советский опыт карательной психиатрии возвращается?

— История про карательную психиатрию никуда не девалась. Просто она не была на поверхности, она не была на виду. Просто вышла такая история, что известный человек сына посадил. Ведь все эти клиники не сегодня появились, они продолжали действовать с советских времен. Кто туда попадал, никого не интересовало. Другое дело, что есть со стороны общественности ниша, которую заняли такого рода активисты, «православные», статус которых не очень понятен. То ли они представляют церковь, то ли еще кого… Я не знаю, как люди внутри церкви относятся к тому, что их представляют такие люди.

На удивление в Новосибирске с Задоем власть как-то считалась до момента, когда он стал саму власть критиковать. Раньше ему все сходило с рук. Все его жалобы имели «зеленый свет». Считалось, что он какой-то человек, который дружит с полицией, с церковью, с прокуратурой. Этой весной он в своих общественных воззваниях задел впервые мэра, губернатора, которых он тоже обвинил в каких-то темных делах, сказал, что они тоже в чем-то виноваты и должны уйти в отставку. В этот момент что-то щелкнуло. Я понял, что сейчас Задоя перебрал, сейчас у него у самого начнутся какие-то проблемы. Тогда его стали исключать из Народного собора, говорить, что он много на себя берет. До этого момента он несколько лет, как епископ какой-то, занял такое общественное место. На самом деле, он увлеченный, фанатичный, во все это верит. Он, скорее, не Милонов, который немножко придуривается и паясничает. Во все, чем он занимается, он твердо верит. Ему, наверное, кажется, что он действительно себе дорогу в рай прокладывает с этой священной борьбой. Первое его появление в СМИ было борьбой с «бугорком». Он написал заявление, что на рекламе магазина интимных товаров на одежде у мужской фигурки возвышается такой «бугорок». «Бугорок» необходимо убрать, поскольку он пошлый, поскольку дети видят и развращаются. Это была первая его победа. Не помню — убрали ли бугорок, но Задоя с тех пор присутствует у нас в жизни как человек, который следит за моралью.

— Получается, то, что он сделал с сыном, вписывается в линию его поведения, в то, как он видит мир?

— Да. Он в нем увидел какого-то врага, идеологического оппонента, несмотря на то, что этот же человек нам рассказывает про какие-то семейные ценности. Долго было непонятно, что за человек нам вещает про семейные ценности, про то, что нужно бороться с западной культурой, которая семейные ценности уничтожает. Как выясняется, семьи-то у него у самого нет. Свою семью он потерял — жена от него ушла вместе с детьми. Одного ребенка он в психушку сдал… У человека явно происходят вытеснения своих комплексов, своих каких-то потерь через какую-то общественную деятельность. К сожалению, получается, что, когда человек свои личные проблемы не смог решить, он берется за общественные. Это несчастный человек, — заключает Артем Лоскутов.

Сам Юрий Задоя в беседе с изданием Lifenews признался, что у него «проблемы с сыном». В октябре 2015 года в ответ на возмущенное письмо жителей Новосибирска Задоя так объяснил свою деятельность: «Что ж нам делать в лихую для нашей культуры и Родины годину, как не защищать наш народ в этой страшной и безжалостной по отношению к людям информационной и культурной войне? Вот и делаем всё, что в наших силах. И судя по реакции наших недругов, делаем это успешно!»