Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Одним из способов подвести черту под противостоянием сторонников семьи и гендера может быть противопоставление двух ключевых позиций, которые можно представить в виде лозунгов. Натуралистический гласит: «папа и мама — лучшее, что может быть у ребенка». Исторический — «нигде отца и матери не достаточно, чтобы сделать ребенка», как пишет антрополог Морис Годелье в «Метаморфозах родства».
Книга представляет собой своеобразное введение в гендерные исследования и стоящие перед ними задачи. Сегодня данная область поднимает все больше важнейших вопросов. Книга выстраивается вокруг трех ключевых тем: понимание общества, телесное самосознание и христианская традиция. Таким образом, она дает точку опоры в подходе ко множеству спорных моментов. Уделяется должное внимание и вкладу католиков. Отрывок из книги «Гендерная мысль. Общество, тело, христианство» Эрве Леграна и Янна Резона Дю Клезью.
Спор «семьи» и гендера: эссенциализм против конструктивизма
Одним из способов подвести черту под противостоянием сторонников семьи и гендера может быть противопоставление двух ключевых позиций, которые можно представить в виде лозунгов. Натуралистический гласит, что «папа и мама — лучшее, что может быть у ребенка», тогда как исторический возражает, что «нигде отца и матери не достаточно, чтобы сделать ребенка», как пишет антрополог Морис Годелье в «Метаморфозах родства».
Противопоставление витализма и историцизма, природы и гендера на самом деле является проявлением грубого сравнения на основании отношений института и половых признаков, которое скрывает истинную суть вопроса. Главное же тут — этическая интерпретация экзистенционального и экспрессивного масштаба в феноменологии рождения и половых различий. Как понимать основу нашего существования в качестве имеющего половые признаки существа? Если человечество едино, почему оно делится на мужской и женский пол? Что делать с герменевтической условностью, по которой все люди рождаются в разное время и занимают четкую с генеалогической точки зрения позицию, поддающуюся однозначной интерпретации? С одной стороны, эссенциализм утверждает, что половые различия должны быть «приручены», чтобы не допустить их дикого проявления и обеспечить гуманизацию в нравственном, политическом и религиозном плане. Такой подход означает риск чрезмерной валоризации института по отношению к противостоящим ему силам и эросу. Это может проявляться в грубом контроле над желаниями тела. С другой стороны, гендер отстаивает множественность и единичность опытов сексуальной жизни вне установленных рамок и при сопротивлении тому, что хотело бы дисциплинировать ее вплоть до манипулирования, незаметности или карикатурных форм. Здесь возникает риск нарушения в отношениях с общим миром, так как его восприятие через призму личных желаний заставляет забыть о его коллективной сущности.
Нам нужно найти в себе силы, чтобы отойти от дуализма природы и культуры, биологии и символики, данного и созданного. Все дело в том, что этот дуализм не дает нам понять, что основополагающая суть вопроса заключается в понимании различий полов, если они носят не только логический характер. Глубина вопроса просто колоссальна: что подразумевается под единством человечества, если то проявляется в двойственной фигуре мужчины и женщины? Как и герменевтические пространственно-временные рамки, в которых мы учимся осознавать себя и быть осознанным другими как мальчик или девочка, семья, как эхо, отражает этот вопрос. Но если мы не осознаем всю туманность этой загадки, то остаемся узником альтернативы между природой и гендером, которая провоцирует современный отголосок конфликта между традицией и современностью, хотя обе стороны вращаются вокруг одного центра. Эту альтернативу можно хорошо описать следующим образом: «В каком направлении реализуется причинно-следственная связь: от различий между биологическими полами к социальным гендерами, или же от гендеров к полам, от общества к природе?» Таким образом, эта альтернатива противопоставляет тех, кто считают, что причинно-следственная связь идет от гендера к природе (конструктивистский и исторических подход: «То, что мы представляли как естественный пол, всегда имело социальный отпечаток», Джудит Батлер), и тех, кто уверен, что все идет от биологии к гендеру (эссенциализм и витализм: гетеросексуальность — основа родительских отношений). Нам кажется, что поставленный таким образом вопрос все еще остается в рамках дуализма. Тем не менее, речь идет о том, чтобы преодолеть его с помощью взаимосвязи пассивности экзистенциональной сути рождения с его восприятием, прояснением, борьбой, протестом и принятием по отношению к данной ситуации. Этого можно добиться, если вспомнить, что во всех этих спорах поднимаются вопросы существования, а не метафизики. Рождение — это не жизнь. А генеалогическое место — не семья. Именно по этой причине феноменология рождения взывает к герменевтике признания.
Как уже говорили, гендерные исследования укоренились в рамках длительного и необходимого исторического процесса. Они относятся к конструктивистскому подходу, отказываясь от обязательной отсылки к природе. Как помните, Руссо в «Рассуждении о происхождении неравенства» подчеркивал значимость «умения совершенствоваться, которое под действием обстоятельств развивает все остальные и живет в нас как в виде и личности. В отличие от животного, которое через несколько месяцев становится тем, чем будет всю свою жизнь, и чей вид через тысячу лет является тем же, чем был в первый год из этой тысячи лет».
Указав на связь между совершенствованием и воздействием обстоятельств, Руссо сформулировал то, что выразили мыслители-экзистенциалисты ХХ века, продемонстрировав, что у животного сущность предшествует существованию, а у человека — существование сущности. Человечество определяется его совершенствованием и больше не подчиняется природе, будь то биологическое естество или история культурных и социальных порядков. Совершенствование — это способность вырваться из природной необходимости, естественных детерминантов и детерминизмов. Тем самым это подрывает основу нравственной телеологии (природа устанавливает для человека его путь). Первые размышления о гендере с упоминанием различий между биологическим полом и социальным половым самосознанием отталкивались именно от этой идеи. В нашем вопросе мужчина и женщина не являются самцом и самкой, если подразумевать, что тело имеет особую функцию (и он, и она должны следовать ей), естественным вместилищем которой является семья как «естественное объединение». Пол — это не природа, а скорее история.
Чтобы стать мужчиной или женщиной, не достаточно механически выполнить программу или код, который предопределила для нас природа. Биографический процесс во многом задействует герменевтику отношений человека с другими людьми. Хотя у женщины есть возможность родить детей, это не означает, что она создана исключительно для того, чтобы произвести их на свет. Приравнивание одного к другому означало бы придание материнству животного характера. Вот почему метафоры зачастую обманчивы. В частности это касается обилия растительных метафор в разговорах о половых различиях и размножении. Речь идет о пережитке орфического восприятия природы, космовитализма, который видел в половых различиях и размножении силу борющейся со смертью природы. Но если отойти от отживших свое метафор, орфическая сторона вопроса говорит нам кое-что важное: в половых различиях есть сила и мощь, которые стоят выше нас и могут вызывать беспокойство. В нас и вокруг нас есть если не жизнь, то некая успокоительная пассивность. Здесь формируются живые метафоры для отображения связей, которые нам хотелось бы рассматривать как освобождающие. Родители дают ребенку жизнь, то есть то, чем они сами не владеют. Однако способность человека к деторождению не должна рассматриваться через чисто биологические понятия. Различные подходы женщин к этому вопросу, от появления множества детей до добровольного воздержания, не говоря уже о разных формах совместной жизни, — все это подчеркивает необоснованность отсылок к природе для оправдания ограниченных концепций существования. Нужно помнить о такой простой вещи: человек как существо направлен против природы. А его судьба обретает наполнение в той мере, в какой у него есть своя история.
Эрве Легран (Hervé Legrand) — экклесиолог и экуменист, заслуженный профессор Парижского католического института, вице-президент Международной академии религиозных наук.
Янн Резон Дю Клезью (Yann Raison Du Cleuziou) — политолог, преподаватель Университета Бордо, научный сотрудник Центра Эмиля Дюркгейма.
Нам нужно найти в себе силы, чтобы отойти от дуализма природы и культуры, биологии и символики, данного и созданного. Все дело в том, что этот дуализм не дает нам понять, что основополагающая суть вопроса заключается в понимании различий полов, если они носят не только логический характер. Глубина вопроса просто колоссальна: что подразумевается под единством человечества, если то проявляется в двойственной фигуре мужчины и женщины? Как и герменевтические пространственно-временные рамки, в которых мы учимся осознавать себя и быть осознанным другими как мальчик или девочка, семья, как эхо, отражает этот вопрос. Но если мы не осознаем всю туманность этой загадки, то остаемся узником альтернативы между природой и гендером, которая провоцирует современный отголосок конфликта между традицией и современностью, хотя обе стороны вращаются вокруг одного центра. Эту альтернативу можно хорошо описать следующим образом: «В каком направлении реализуется причинно-следственная связь: от различий между биологическими полами к социальным гендерами, или же от гендеров к полам, от общества к природе?» Таким образом, эта альтернатива противопоставляет тех, кто считают, что причинно-следственная связь идет от гендера к природе (конструктивистский и исторических подход: «То, что мы представляли как естественный пол, всегда имело социальный отпечаток», Джудит Батлер), и тех, кто уверен, что все идет от биологии к гендеру (эссенциализм и витализм: гетеросексуальность — основа родительских отношений). Нам кажется, что поставленный таким образом вопрос все еще остается в рамках дуализма. Тем не менее, речь идет о том, чтобы преодолеть его с помощью взаимосвязи пассивности экзистенциональной сути рождения с его восприятием, прояснением, борьбой, протестом и принятием по отношению к данной ситуации. Этого можно добиться, если вспомнить, что во всех этих спорах поднимаются вопросы существования, а не метафизики. Рождение — это не жизнь. А генеалогическое место — не семья. Именно по этой причине феноменология рождения взывает к герменевтике признания.
Как уже говорили, гендерные исследования укоренились в рамках длительного и необходимого исторического процесса. Они относятся к конструктивистскому подходу, отказываясь от обязательной отсылки к природе. Как помните, Руссо в «Рассуждении о происхождении неравенства» подчеркивал значимость «умения совершенствоваться, которое под действием обстоятельств развивает все остальные и живет в нас как в виде и личности. В отличие от животного, которое через несколько месяцев становится тем, чем будет всю свою жизнь, и чей вид через тысячу лет является тем же, чем был в первый год из этой тысячи лет».
Указав на связь между совершенствованием и воздействием обстоятельств, Руссо сформулировал то, что выразили мыслители-экзистенциалисты ХХ века, продемонстрировав, что у животного сущность предшествует существованию, а у человека — существование сущности. Человечество определяется его совершенствованием и больше не подчиняется природе, будь то биологическое естество или история культурных и социальных порядков. Совершенствование — это способность вырваться из природной необходимости, естественных детерминантов и детерминизмов. Тем самым это подрывает основу нравственной телеологии (природа устанавливает для человека его путь). Первые размышления о гендере с упоминанием различий между биологическим полом и социальным половым самосознанием отталкивались именно от этой идеи. В нашем вопросе мужчина и женщина не являются самцом и самкой, если подразумевать, что тело имеет особую функцию (и он, и она должны следовать ей), естественным вместилищем которой является семья как «естественное объединение». Пол — это не природа, а скорее история.
Чтобы стать мужчиной или женщиной, не достаточно механически выполнить программу или код, который предопределила для нас природа. Биографический процесс во многом задействует герменевтику отношений человека с другими людьми. Хотя у женщины есть возможность родить детей, это не означает, что она создана исключительно для того, чтобы произвести их на свет. Приравнивание одного к другому означало бы придание материнству животного характера. Вот почему метафоры зачастую обманчивы. В частности это касается обилия растительных метафор в разговорах о половых различиях и размножении. Речь идет о пережитке орфического восприятия природы, космовитализма, который видел в половых различиях и размножении силу борющейся со смертью природы. Но если отойти от отживших свое метафор, орфическая сторона вопроса говорит нам кое-что важное: в половых различиях есть сила и мощь, которые стоят выше нас и могут вызывать беспокойство. В нас и вокруг нас есть если не жизнь, то некая успокоительная пассивность. Здесь формируются живые метафоры для отображения связей, которые нам хотелось бы рассматривать как освобождающие. Родители дают ребенку жизнь, то есть то, чем они сами не владеют. Однако способность человека к деторождению не должна рассматриваться через чисто биологические понятия. Различные подходы женщин к этому вопросу, от появления множества детей до добровольного воздержания, не говоря уже о разных формах совместной жизни, — все это подчеркивает необоснованность отсылок к природе для оправдания ограниченных концепций существования. Нужно помнить о такой простой вещи: человек как существо направлен против природы. А его судьба обретает наполнение в той мере, в какой у него есть своя история.
Эрве Легран (Hervé Legrand) — экклесиолог и экуменист, заслуженный профессор Парижского католического института, вице-президент Международной академии религиозных наук.
Янн Резон Дю Клезью (Yann Raison Du Cleuziou) — политолог, преподаватель Университета Бордо, научный сотрудник Центра Эмиля Дюркгейма.
