Последний аргумент для осмысления тем, кто еще сомневался в необходимости если уж не анонимизировать террористов, то, по крайней мере, свести их обсуждение к минимуму: речь идет о четкой позиции еврейской философии, которая, нужно признать, может многое дать в подобных вещах. Прежде всего, это, конечно, «Захор»: «Помни, что сделал тебе Амалек». А также «Лашон а-ра», «злословие». Нужно сделать так, чтобы имя злодея и его детей забылось. Это, например, касается неизвестно какой по счету попытки уничтожить еврейский народ потомком Амалека. Имя убийцы неизменно заглушалось свистом, гамом и топотом ног. И оно стало неслышимым. Оно было прекрасно известно, но словно сжалось и погибло. Библейскому, а затем талмудическому мышлению совершенно чуждо такое потворство — озвучивание имени варвара. У этого закона было одно исключение. Нацистские амалеки. Они сами стремились стереть из истории имена преступников вместе с телами их жертв. Сегодняшние амалеки носят цвета джихада и действуют с точностью до наоборот. Они гордятся содеянным. Ищут славы. Оставляют удостоверение личности прямо на месте преступления. Если же мы сами называем это имя и показываем лицо, это только придает больший отклик исламистскому проекту. Тем самым мы не сопротивляемся, а только помогаем ему.
Сейчас, в это время новостного затишья, начинаешь задумываться о том, что упустил за последние месяцы. В том числе о выставке Пьера Гийота в галерее Azzedine Alaïa, о которой мне уже столько времени не давали сказать ДАИШ, Путин, Трамп и им подобные. Тому, кто, как я, вступил во взрослую жизнь или приобщился к литературе, когда генерал Массю объявил войну «Могиле для 500 тысяч солдат» («одна из главных книг нашей эпохи», по мнению Мишеля Фуко), она принесла огромную радость. Перечерканные и исправленные рукописи, настоящий палимпсест. Красные, зеленые, черные листы, которые формируют живое, компактное и пронизанное каким-то особым светом целое. Рисунки с тех времен, когда писатель подумывал о том, чтобы стать живописцем вроде Гогена. Нельзя не отметить художников, которые лично или своими творениями почтили того, кого всегда считали одним из своих самых почетных собеседников. Работа Бернара Дюфура (Bernard Dufour), который покинул нас этим летом… Два портрета Мигеля Барсело (Miquel Barcelo)… Работа Даниеля Бюрена (Daniel Buren) как отражение «Историй Саморы Машела»… Когда-то найденный на улице в Ньюкасле насквозь промокший экземпляр «Эдема», который, по словам Майкла Дина (Michael Dean), предопределил его судьбу как художника… Приехавший из Австрии Клаус Ринке (Klaus Rinke)… Жюльетт Блайтман (Juliette Blightman) из Берлина… И Пол Маккартни, который перевел последнюю страницу последней книги Гийота, сделал ее аудиозапись и прослушал ее 200 раз, создав 100 рисунков на iPad…Все это, все эти встречи (поблагодарим за них моего юного друга Донатьена Гро), все эти столкновения духа и материи, все эти еще не засохшие чернила, неустоявшиеся формы и подвижные воспоминания, все это заслуживает упоминания.
