Что бы кто ни говорил, присутствие России на Ближнем Востоке вносит немалый вклад в стабильность всего региона. Кроме того, Москве удалось заполнить вакуум, который оставил после себя в регионе Вашингтон. Сирийский кризис стал поворотным моментом.
В таких условиях применение авиации, безусловно, дает России существенное преимущество, что позволило стабилизировать позиции сирийского льва Башара Асада и вернуть Москве статус влиятельного игрока на ближневосточной арене.
К тому же сирийский кризис помог ей найти новых союзников.
Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, что еще недавно бывший иранский лидер аятолла Хомейни считал Советский Союз «красным шайтаном», тогда как сегодня его преемник предоставил российским бомбардировщикам авиабазу.
В результате Россия становится неофициальным партнером шиитской оси на Ближнем Востоке, то есть Ирана, Ирака, Сирии и ливанской «Хезболлы». США же теряют суннитских партнеров. Провал «арабской весны» усилил позиции исламистов и дискредитировал западную модель в обществах этих государств.
В такой обстановке западная коалиция дышит на ладан. Кроме того, Эр-Рияд завяз в конфликте в Йемене и ослаблен обвалом цен на нефть. И он ничего не потеряет в случае поражения мятежников. Как и Вашингтон, он поставил все на быстрое свержение Башара Асада и поддержку повстанцев, чтобы тем самым сломить ось Тегеран-Дамаск. Но этот план не сработал, отмечает известный репортер Рено Жирар (Renaud Girard).
Кроме того, сохранение Асада у власти — не такая уж большая трагедия для аравийцев: это означает лишь сохранение статус-кво, который раньше их вполне устраивал.
Саудовская Аравия была разочарована подписанным в июле прошлого года договором по иранской ядерной программе.
«Анкара пытается извлечь максимальную выгоду из статуса второй по величине армии НАТО и союзника альянса на южном фронте, без которого не обойтись Вашингтону в глобальном противостоянии с Москвой и в региональной игре между Тегераном и суннитскими монархиями — справедливо отмечает политолог Каролин Галактерос (Caroline Galactéros). — Это опасная игра, расплачиваться за которую приходится сирийцам, иракцам, йеменцам, ливийцам, а завтра, быть может, и ливанцам».
Россия же была разочарована несогласием США сформировать широкую коалицию против ДАИШ (запрещенной в России террористической организации, — прим. ИноСМИ). Москва стремится в первую очередь к совместному с Вашингтоном решению мировых вопросов и восприняла отказ Америки как оскорбление. Иран в свою очередь недоволен задержками в снятии экономических санкций и обвиняет США в том, что они не держат слова, полагает Рено Жирар.
В этой связи также нельзя не отметить, что западный альянс стоит на службе интересов суннитских монархий, чья идеология разъедает наши общества, пишет Каролин Галактерос.
Наконец, начавшая действовать с иранской территории Москва демонстрирует свою ключевую роль в регионе, но сохраняет вполне прагматический взгляд на альянсы и сближения. Учитывая, что ее конечная цель — заставить американцев принять новый, более сбалансированный раздел мира и не дать какой-то другой державе заполучить региональное лидерство.
В то же время, пока неясно действительно ли Вашингтон готов покончить со своим созданием под названием ДАИШ, пишет Каролин Галактерос.
По сути, Вашингтон пытается укрепить суннитскую ось под предлогом борьбы с ДАИШ, что представляет собой полный абсурд, потому что ИГ является ее продолжением. Сирийский Лев в свою очередь понимает, что оказался заложником в игре альянсов.
Международная игра приобрела как никогда многополярный и открытый характер, тогда как все ключевые игроки стремятся оптимизировать свои возможности по постановке помех на глобальном и региональном уровне.
В такой перспективе западный альянс, в который входят аравийцы, катарцы, французы и прочие, представляется в первую очередь вспомогательным инструментом Вашингтона в его глобальном противостоянии с Москвой.
Таким образом, борьба с ИГ становится лишь алиби для Вашингтона, Парижа и прочих его европейских пособников, которые на самом деле сражаются в Сирии и Ливии против влияния Ирана и ради интересов нефтяных монархий.
