Россия-2016: «Результат предсказуем, а последствия — нет»

— Эта договоренность в четыре раза меньше по объемам, чем в 2008 году. И, в отличие от того периода, она слишком размазана между мелкими игроками. Саудовская Аравия взяла на себя относительно небольшие обязательства, Иран вообще не взял, Ирак тоже взял довольно маленькие. Я в эту сделку вообще не верю, это, мне кажется, было сделано только с одной целью: как-то тактически поддержать цены, но довольно скоро это будет ясно, плюс то, что цены вышли за 50 долларов, привело уже к заметному оживлению американской добычи, и мы это на рынке увидим в ближайшие месяцы. На мой взгляд, эта сделка не имеет реального значения для рынка нефти.

— Итак, успехов во внешней политике вы не видите, а что на ваш взгляд, самый крупный провал?

— Я думаю, что самым крупным провалом стало то, что прямое вмешательство Владимира Путина во внутреннюю политику западных стран стало очевидным и доказанным. Я думаю, это будет иметь очень серьезные последствия, станет фактором внутренней политики и голосования. В Европе это будет иметь очень большое значение, потому что отношение к путинской России в целом негативное.

— Какими, на ваш взгляд, будут основные российские внешнеполитические тенденции в 2017-м?

— 2017-й будет ареной борьбы новых сил, нацеленных на передел западного порядка, с традиционными силами, которые будут вынуждены перегруппировываться и мобилизовываться. Я лично считаю, что 2017-й будет годом реванша традиционных политиков и, прежде всего, в Германии. Хотя у Путина, конечно, связаны с многими предстоящими, прежде всего, европейскими выборами большие надежды. Мы, видимо, присутствуем при начале длительного периода перетягивания каната.

— А что будет в Сирии?

— Похоже, что все как-то смирились с тем, что в Сирии придется заключать определенное перемирие с участием всех сторон. Я думаю, так или иначе, чтобы прекратить все это кровопролитие, будут договариваться, по крайней мере, о временном соглашении, частью которого будет Асад. Ему останется под контролем часть территории. Я думаю, что в 2017-м ИГИЛ добьют.

— Сохранение власти Асадом можно считать успехом России?

— Может быть, только как тактический успех. Потому что все-таки цена сохранения Асада у власти была чрезмерно большой. Это очень шаткое равновесие, и единственное, чем оно обеспечивается, это присутствие российской армии. Как мы знаем по историческому опыту, и по факту понятно, что это повлечет издержки, и вопрос о нашем уходе из Сирии встанет рано или поздно.

Внутренняя политика

Основная внутриполитическая тенденция уходящего года — некоторое снижение управляемости и разбалансировка вертикали в условиях сужения ресурсной базы, считает политолог доцент Института общественных наук РАНХиГС Екатерина Шульман.

— Каждый старается добыть себе кусок ресурса, а ресурсов становится меньше. В конце прошлого года я выделила три тенденции, за которыми надо следить. Первая — точечный, ситуативный протест, преимущественно городской, хотя и не только. Связанный с городской проблематикой — как капремонты, ЖКХ, сборы, налоги, платные услуги, сносы, вырубки, застройки. Это тип событий, который был значимым в 2016, и, по моим представлениям, должен быть значимым в 2017-м. Второй тип событий — войны силовиков плюс Чечня, обостряющаяся внутривидовая конкуренция. И третье — это попытки системы реформировать саму себя. Я могу сказать, что эта моя классификация оказалась верной.

— Но что-то наверняка стало для вас сюрпризом…

— Из неожиданного, произошедшего в 2016 году, я бы назвала результаты парламентских выборов, которые оказались неожиданными с точки зрения самой системы. Вот это указание из Кремля провести выборную кампанию, как это называлось на официальном языке, «честно, открыто и конкурентно», понимать надо было как «провести ее более прилично, чем в 2011 году». Хотя бы избежать демонстративных нарушений, какие в 2011-м вызвали массовые протесты. Эти разговоры были целым рядом регионов проигнорированы. Совершенно очевидно, что федеральный политический менеджмент хотел другого результата. Четыре-пять фракций, может быть, без конституционного большинства «Единой России». То есть, какого-то более приличного итога, который бы позволил сказать: смотрите, уровень конкуренции чрезвычайно вырос, у нас вообще демократии больше, чем во всем остальном мире. Но целый ряд регионов, прежде всего, национальные республики, решили не слушать все эти кремлевские разговоры, провели выборы так, как они привыкли их проводить. И в награду получили гораздо больше мандатов.

И второе — это сверхнизкая явка, именно в центральных областях, в городах, в среднерусских регионах. Обнажился разлом между субъектами федерации, который довольно тщательно маскируется. Грубо говоря, в городах никто не пришел голосовать. А из тех немногих, кто пришел, очень мало людей захотели проголосовать за «Единую Россию». В итоге мандаты получили те регионы, в которых явка и результат формируется без участия избирателей. Состав Думы оказался довольно сильно перекошен в эту сторону. С течением времени это может проявить себя, особенно, учитывая, что половина Думы — это одномандатники, которые обязаны региональным группам интересов гораздо в большей степени, чем центральной администрации.

— Что ждать от внутриполитической повестки в контексте предвыборного периода?

— Предвыборная повестка для нас важна, хотя обычно считается, что выборы у нас ненастоящие и результат у них предсказуемый. Результат предсказуем, а последствия — нет. Это известный парадокс авторитарных выборов. Для нашей политической системы предвыборный период — то время, когда она пытается услышать общественный запрос и как-то на него ответить. А смена общественных запросов — это еще одна значимая тенденция уходящего года. Людей все больше беспокоит все, что касается ухудшения качества жизни.

— Разве в этом есть сюрприз?

— Сюрприз в том, до какой степени быстро гражданам осточертела внешнеполитическая тематика. Людей просто раздражает то, что в условиях, когда жизнь явно становится тяжелее и хуже, мы все время участвуем в каких-то приключениях в странах с экзотическими названиями. Я думаю, что последние трагические события это настроение усилят. Недаром после катастрофы самолета все основные усилия пропагандистской машины направлены на то, чтобы перевести разговор на то, как кто-то неправильно скорбит, или вообще не скорбит, а радуется. Возникают какие-то фантомы, какие-то воображаемые радующиеся украинцы, какая-то воображаемая Божена Рынска, которая что-то не то написала. Давайте обсуждать этот парад привидений, вместо того, чтобы видеть то, что торчит у нас перед глазами.

Социально-экономическая ситуация

Положение российской экономики в 2016 году несколько выправилось по сравнению с предыдущим годом, считает член-корреспондент РАН, заведующий отделом Института мировой экономики и международных отношений РАН Сергей Афонцев. Однако ускорилось падение реальных доходов населения.

— Цифры, конечно, лучше, чем в прошлом году по ряду параметров. И по динамике ВВП, и по динамике промпроизводства, и по динамике инвестиций. Главных факторов два: во-первых, низкая база, потому что в прошлом и позапрошлом году были реально очень глубокие шоковые эффекты на российскую экономику, и с низкой базы падать, конечно, труднее. И второй фактор, который очень сильно нас в этом году поддержал — это восстановление, по крайней мере, частичное, цен на нефть. Оно не обеспечило выход на параметры, которые у нас были в два предшествующих года, но масштаб кризисных тенденций сгладило. Сильно расстроило продолжающееся падение реальных доходов населения. И это главный фактор, который подрывает потенциал восстановления внутреннего спроса и в целом экономического оптимизма в обществе.

— Если предположить, что цены на нефть продолжат позитивную динамику, и при удачном развитии событий Запад снимет с России часть санкций, это кардинально изменит нашу экономическую ситуацию?

— Если совсем грубо говорить, то кризис на две трети был обусловлен падением мировых цен, причем, не только на нефть, но в целом на сырье. И где-то на одну треть — влиянием санкций. То соглашение, которое сейчас достигнуто по линии регулирования цен на нефть — это, безусловно, позитивное информационное поле для российской экономики. Другое дело, что мы не знаем, как в краткосрочной перспективе рынки будут реагировать на эти соглашения с учетом того, что оптимизм и запас хороших новостей на нефтяном рынке исчерпан. И совершенно непонятно, как в начале следующего года нефтяные цены будут себя вести. Что касается санкций, то, конечно, ожидания есть, надежды в этой связи высказываются достаточно смелые. С точки зрения средних и долгосрочных перспектив, ограничение доступа к зарубежным финансовым ресурсам — это было очень мощным ударом по экономике страны. И если восстановится доступ хотя бы к американскому финансовому рынку, конечно, облегчение будет достаточно значимое. Другое дело, что эффект будет не сиюминутный. Но даже на уровне символики это будет очень позитивный фактор. С другой стороны, ожидание позитивного фона будет подстегивать сланцевые компании к расширению объемов бурения и, соответственно, с лагом от полугода до полутора лет приведет к расширению добычи нефти из сланцевых месторождений. Конечно, это будет дополнительный фактор давления на цены.

— На ваш взгляд, насколько вероятно в 2017 году снижение рейтинга власти из-за социально-экономической ситуации?

— Я бы сказал, что это крайне маловероятно. То есть, я бы оценивал это в 5-10%. Популярности власти может угрожать дальнейшее ускорение снижения реальных доходов. Если мы говорим, что до президентских выборов еще полтора года, продолжение этих тенденций может власть очень сильно обеспокоить.

Между тем, в конце года рейтинг поддержки президента России достиг годового максимума — 86,8%. Таковы результаты опроса ВЦИОМ, проведенного 24-25 декабря после пресс-конференции Владимира Путина.