Neatkarīgā попросила посла по особым поручениям МИДа Латвии, сопредседателя группы по гуманитарным вопросам Латвийско-российской межправительственной комиссии Андриса Вилцанса высказать свое мнение о важнейшем, с чем Латвии с учетом происходящего в мире и в Европе нужно будет считаться в этом году.
NRA: Выполняя свою работу, вы видели мир собственными глазами во всех его концах, поэтому можете оценивать происходящее и ожидаемое в широком контексте. Что вы особо акцентируете в нынешнем году, главным образом, для Латвии? Разумеется, хочется, чтобы это было не официальное мнение и чтобы присутствовало субъективное отношение.
Андрис Вилцанс: Я со своей стороны отмечу: то, что я скажу, в большей мере будет мое частное, нежели официальное мнение. 2017 год? Во-первых, как бы странно это ни показалось, но 17-й в определенной степени пройдет в тени 100-летия октябрьского переворота, или так называемой Великой Октябрьской социалистической революции, или по новейшей версии, спецоперации германского генштаба. Мне кажется, что в нашей части света эта годовщина даст определенный материал для размышлений. Прошло сто лет — но сумели ли мы преодолеть последствия того переворота?
— С учетом отношений в наши дни, думается, что очень желательный «материал для размышлений» будет подавлен стремлением всех сторон использовать этот факт для своих бессмысленных политических спекуляций.
— Да, это почти неизбежно. Но это не означает, что упомянутое событие не следует попытаться понять. Никто ведь до сих пор не может с полной определенностью сказать — что же на самом деле было в 1917 году? И Первая мировая война практически забывается. Хотя на Европе, прежде всего, на Франции и Англии, она оставила чуть ли ни больший отпечаток, чем Вторая. С этим связано и основание Латвийской Республики. И каково же в конце концов наше отношение к стрелкам? Они такая страница истории, которую невозможно стереть или вырвать. Сейчас нередко усердно пытаются обойти то, что вообще были стрелки, в особенности красные, хотя они фактически сыграли важную роль в истории. У латышей не очень много таких, скажем, феноменов, которые делают наглядным наше участие в истории. К тому же, не только в масштабах Латвии… К сожалению, эта тема чрезмерно политизирована. Я не считаю, что мы должны стыдиться своих соотечественников, которые продемонстрировали героизм, даже при том, что боролись на «неправильной» стороне. В противном случае, как понять большую экспозицию в Лондонском музее, посвященную латышским боевикам 1905 года под руководством Якоба Петерса (Петерса-Художника), которые по заданию партии пытались ограбить банк? Один из экспонатов — простреленный цилиндр Уинстона Черчилля, он руководил операцией против пятерых латышских боевиков, в которой участвовало 750 полицейских и шотландских гвардейцев. Между прочим, недавно в Санкт-Петербурге, на улице Латышской, фирма, которая занималась реконструкцией этого района, установила стелу в память о воевавших в Первую мировую войну латышских стрелках.
Но в том, что будет множество спекуляций, нет сомнений. В 2011 году ныне покойный президент Израиля Шимон Перес сказал: «В эту эпоху революций и кризисов мы потеряли прошлое и не построили будущее. Если бы я мог кому-то что-то посоветовать, то сказал бы: оставьте прошлое в покое. Прошлое больше не существует. Пусть оно покоится с миром, мы не будем в него вмешиваться и ссылаться на него. Будущее — новое и требовательное. Пусть наши дети учатся мечтать, предвидеть, находить взгляд на будущее». Мудрые слова, но полностью избавиться от прошлого никто не может. Прошлое, историю надо знать. Хотя бы для того, чтобы не повторять одни и те же ошибки.
— Придется ли и в этом году думать о существовании в условиях кризиса цивилизации?
— Думаю, что придется. Экономический кризис 2008-2009 годов был суровым, но… ничего не закончилось. Если верить многим прогнозам, то теперь только все начинается. Но мы в Латвии пока словно в тихой гавани. Можно сказать, что во многих сферах мы находились как бы в тени Европы. Все происходит — только не у нас. В особенности в связи с беженцами, терроризмом. Кризис с беженцами нас по-настоящему не затронул. Эта буря в стакане воды из-за нескольких десятков беженцев просто комична.
— Если «все еще только начнется», то почему политики Европейского союза до сих пор рельефно и понятно не сформулировали обществу тот уровень внутренних и внешних угроз, с которыми мы можем столкнуться? И почему в нашей «тихой гавани» политическая практика неадекватна риторически проповедуемому политиками уровню угроз? На мой взгляд, эта риторика угроз предусматривает активную мобилизацию политики в связи с такими явлениями, как двухобщинное государство, этническое голосование, «пятая колонна». Но никаких движений в этом направлении не просматривается…
— С этим я могу частично согласиться. Потенциальные угрозы нередко преувеличиваются. Во-первых, это отпугивает инвесторов. Если мы все время акцентируем тревогу, повышенный уровень опасности и угроз, то какой же инвестор в здравом рассудке будет вкладывать в страну, которая, можно сказать, вот-вот, на дай Бог, будет завоевана?
Но нельзя сказать, что эта угроза выдумана на ровном месте. Определенные опасения по поводу возможного поведения нашего восточного соседа существуют. Кто еще лет пять назад мог представить всю эту авантюру с Украиной?
— Скоро исполнится три года с тех пор, как Россия вторглась в Крым, и несколько лет экспансии беженцев в Европу. Поэтому еще более непонятно, почему лидеры ЕС и Латвии отдают предпочтение запугиванию людей, а не доводят до их сведения, с чем нужно считаться и что делать. Почему не прекращается, по меньшей мере, производство страха?
При нынешних масштабах информационной войны почти невозможно отличить, где правда, а где выдумка. Конечно, существуют методики, с использованием которых можно определить степень достоверности информации, но разве у многих из нас есть время и соответствующие знания, чтобы это делать? К тому же, это «творчество» СМИ даже может и не быть политическим заказом, а просто желанием, распространив какую-то «сенсацию», повысить рейтинг телепередачи или тираж издания. Журналисты уже не те, что были раньше. Журналистика, как таковая, в больше й степени умерла. Если раньше новости делали журналисты, то теперь агентства преподносят журналистам новости, которые они затем излагают…
— Вы тоже думаете, что после вступления в должность Дональда Трампа предвидятся какие-то существенные изменения во внешней политике США, в отношениях ЕС и США?
— Действительно, избрание Дональда Трампа вызвало достаточно нервную реакцию части общества и истеблишмента не только в США, но и далеко за их пределами. Но если помните карикатуру Херлуфа Бидструпа «Предвыборное жаркое», то знаете: предвыборные обещания — это одно, а реальная политика после победы на выборах — нередко совсем другое. Поживем — увидим… Однако необходимо учитывать, что в США не монархия, и даже президенту не по силам за короткое время резко изменить политику, это не позволяет достаточно сложный механизм государственного управления, у которого большая инерция. Одна из причин победы Трампа в том, что люди действительно хотят реальных перемен, на которые в случае победы Хиллари Клинтон не было практически никаких надежд. Как пишут мои друзья из США — интеллигенты латышского происхождения, они голосовали за Трампа в надежде, что он положит конец преувеличенной политкорректности.
Но самая большая интрига связана с планами Дональда Трампа (если таковые существуют) в тандеме с семьей Ротшильдов произвести реконфигурацию мировой финансовой системы с целью вернуть «машинку для печатания долларов» из ведения Федеральной резервной системы под контроль правительства США и, возможно, вернуться к золотому покрытию доллара. Если только это не выдумки любителей теорий заговора, а реальные планы, то, разумеется, мировую финансовую систему и многие другие сферы, включая внешнюю политику, ожидают очень большие потрясения (нечто подобное Великой депрессии в США 1929 года — только теперь уже в мировом масштабе) и перемены.
— Как в контексте этих возможностей или независимо от них могут в этом году измениться отношения ЕС, США с Россией? Даже Европа уже начинает подсчитывать ущерб, который ей причинили санкции. Только Германия насчитала около 20 миллиардов евро…
— По-моему, это преувеличенные цифры… Данные Австрийского института исследований народного хозяйства следующие: самые большие убытки в связи с санкциями и их последствиями в 2015 году возникли у Германии (свыше 6 миллиардов евро и потеря 97 тысяч рабочих мест), Франции (1,6 миллиарда) и Польши (1,3 миллиарда).
Это тоже не мало, но я не думаю, что в данном случае по экономическим соображениям можно принести в жертву Украину. Надо ведь сохранить лицо…
Что касается Латвии, то Россия остается важным торговым партнером, третьим по величине импортером латвийских товаров (7,52% из общего объема экспорта) и четвертым по величине экспортером (8,35%). Для сравнения: на первом месте Литва — соответственно, 17,55% и 17,14%. (Данные за 3-й квартал 2016 года). Однако товарооборот постоянно падает, и экономические отношения с Россией для Латвии уже не так стратегически важны, как это было в 90-е годы. Постепенно сокращаются также объемы транзита товаров, Это объективный процесс, на который Латвия повлиять не может. Прекращение транзита товаров через порты Латвии — это политическое решение. Российские порты и транспортные компании недостаточно загружены.
— Вы были послом Латвии на Украине. Какие процессы в этом государстве, по-вашему, наиболее вероятны?
— Исходя из своего семилетнего опыта посла на Украине, рискну высказать еретическую мысль. По-моему, самой подходящей для Украины формой построения государства является федерация типа ФРГ. Думаю, что большинство тех людей, которые, как я, побывали во всех регионах Украины и ознакомились с их спецификой и особенностями, со мною согласятся, даже если побоятся громко сказать об этом. Все соглашаются, что западная Украина существенно отличается от восточной, но не видят, что не меньше различий существует также на уровне областей и даже отдельных городов (пример — Одесса). Нельзя забывать, что в 17-20-е годы прошлого века на нынешней территории Украины было провозглашено 16 (!) политических образований с претензиями на государственность. Эти образования нередко были враждебно настроены друг к другу и не имели ни малейшего желания объединяться. При нынешней степени централизации государственного управления сложно представить возможность избрания парламента и создания правительства, которые углубятся в эту региональную специфику и постараются принять ее во внимание. Логичнее было бы делегировать большую часть полномочий парламентам и правительствам «земель», оставив «центру» только характерные для федеративного правительства функции. Думаю, что федерализация в той или иной форме отведет угрозу фрагментации власти и развала единого государства, а также откроет путь к реинтеграции на Украину мятежных регионов. Я понимаю, что сейчас это утопия, но другого выхода пока не вижу.
— Что в этом году на политическом уровне особо близко должна принять к сердцу Латвия?
— Я не законодатель, и это не совсем мой бизнес, но думается, что необходимо разобраться с реформами в здравоохранении, образовании, а также с налоговой реформой.
Налоги. Нет надобности в реформе ради реформ. Они должны быть продуманными, просчитанными. Разумеется, отмена налогов для малого бизнеса или снижение подоходного налога через какое-то время позитивно отразится на экономической активности населения и увеличит массу взимаемых налогов. Однако зарплаты учителям и другим бюджетникам, пенсии и т.п. надо платить сегодня, а не в туманном будущем. Чем залатать этот «переходный» период? Снова возвращаться к международным займам? Или есть другие варианты? Но главный вопрос, естественно, риторический: где взять такой электорат, который проголосует за реформаторов, а не в очередной раз за тех же, кто проваливал одну экономическую политику за другой и, к тому же, сохранил власть? И не менее важно — где взять политиков молодого поколения, которые будут готовы, как минимум, попытаться что-либо изменить в тех сферах, в которых у нас явно нет успехов?
(Публикуется с небольшими сокращениями).
