Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Украинская дилемма

Капитулировать перед Путиным или быть независимыми в несовершенном ЕС

© AP Photo / Emilio MorenattiПротесты на площади Независимости в Киеве
Протесты на площади Независимости в Киеве
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В чем сегодня заключаются отношения между Украиной и Европейским Союзом? Кредиты, предписания, обещания. Открытые улыбки политиков, и надежно закрытые государственные границы. Обеспокоенность лидеров и бесконечные спекуляции в печати на тему украинского национализма и радикализма, которые якобы являются основными тенденциями в украинском обществе.

На «Фейсбуке» есть отличная функция: он напоминает тебе о том, что ты делал в этот же день два или три года назад. Такой личный фотоальбом, приятные воспоминания о прошлом. Но когда живешь в стране, которая вот уже третий год находится в состоянии войны с агрессором, то воспоминания о событиях двух- или трехлетней давности уже не столь идиллические. В эти дни в конце января украинский «Фейсбук» полнится фотовоспоминаниями о зиме 2014 года, о киевском Майдане. Как будто смотришь семейный альбом и видишь на страницах обгоревшие автобусы и машины на улицах и первых погибших. Их с каждым днем все больше, а воспоминания чем дальше, тем ужаснее. Все это было в предыдущей жизни. Точнее, все это было тогда, когда жизнь стала другой, совершенно другой. Три года назад. Не так давно. В прошлой жизни.


Три года назад на Украине шла затяжная революция, формальной целью которой была европейская интеграция. И хотя уже тогда большинство людей, вышедших на улицы и протестовавших против правительства президента Якуновича, понимало (пусть и не всегда говорило вслух), что европейская интеграция — это только предлог, внешний раздражитель, и что на самом деле речь идет не об острой потребности в Европе, а об острой потребности в новой Украине. Обществу нужна была перезагрузка. Правительство стало объектом острой критики со стороны правых, левых (разумеется, я говорю о настоящих левых, а не о «коммунистах», финансируемых правительством) и либералов. Правительство было тем общим врагом, который делал возможными компромиссы между «демократами» и «консерваторами», между националистами и либералами. В данном случае Европа стала своего рода противовесом всего, что воплощала в себе постколониальная, постсоветская, пропутинская политика. Европа стала противовесом всего советского, Европа стала противовесом реабилитации сталинизма, Европа стала противовесом русского шовинизма. У меня такое подозрение, что сама Европа даже не подозревала, насколько важную роль она играет в умах украинцев с точки зрения ценностей, насколько украинцы необоснованно идеализируют ее, и как отчаянно на нее надеются. На Европу возлагались надежды, к Европе взывали. Нужно сказать, что Европа выражала всяческую поддержку, хотя, как я подозреваю, особенно не понимала сути того, что происходило в центре Киева.


Потом революция победила, и началась российская агрессия. Обстоятельства окончательно изменились. Примечательно, что отношение к Европе также постоянно менялось. Оказалось, что степень надежд на Европу не соответствует степени готовности европейского сообщества поддержать украинцев в их борьбе за собственную свободу. В действительности выяснилось, что сами понятия свободы и независимости можно интерпретировать достаточно общо, не исходя из собственного понимания свободы как таковой, а на основе общих геополитических и исторических стереотипов и клише. Я очень хорошо помню дебаты на тему Крыма, в которых я принял участие как раз в тот день, когда в марте 2014 года на оккупированном Россией полуострове проходил организованный русскими референдум. Дебаты были в Берлине, и я принял в них участие вместе с немецкими экспертами и специалистами, которые говорили о крымчанах и от имени крымчан.


Говорилось о том, что Россия имеет право на Крым, что Россию можно и даже нужно понять, что нет ничего особенного или ужасного в подобном неожиданном изменении государственных границ. Дело было в середине марта, и никому не хотелось думать о войне. Мнения публики разделились. Кто-то был уверен, что проводить референдум на оккупированной территории неправильно с этической и нравственной точки зрения, а кто-то отвечал на это, что иногда исторические закономерности и право сильного имеют больший вес, чем любые правовые нормы. В общем, демократия. Каждый остался при своем мнении, а Россия объявила о присоединении Крыма. Тогда у меня было такое впечатление, что мои оппоненты спорят о каком-то учебнике истории, у которого нет ничего общего с подлинными событиями в моей стране. Холодная война, «рука Америки», угроза национализма — у граждан свободной Европы были десятки оправданий того, что одна страна, кстати, не их собственная, а просто страна, которой они симпатизируют, вдруг решила отобрать часть у другой страны, которая им, напротив, не слишком симпатична. Казалось, что обсуждают какую-то межу в чужом огороде. Так я тогда подумал. Допускаю, что и они тогда обо мне не подумали ничего хорошего.


«Охлаждение к Европе» в украинском обществе становилось все более очевидным по мере обострения военного конфликта на Донбассе. Когда на территории Украины появились российские диверсанты и солдаты, и европейские лидеры отреагировали «глубокой обеспокоенностью», это вызвало как минимум удивление и непонимание. Когда военнослужащие российской армии массово убивали украинских солдат под Иловайском, а самым серьезным последствием стало введение антироссийских санкций, это вызвало негодование и разочарование. Когда попытки европейских политиков вмешаться дипломатическими средствами увязли в топком болоте минских договоренностей, которые не устраивают ни одну из сторон конфликта, то, похоже, даже у последних «еврооптимистов» не осталось аргументов. Собственно говоря, Украине и не нужны аргументы. Ей нужна победа и восстановление мирной жизни.


Так что же осталось от европейской интеграции? Украина по-прежнему движется к Европе, хочет того последняя или нет (она, кажется, не очень рада такой перспективе). Причина проста: у Украины нет выбора. Она либо капитулирует и растворится в путинском имперском проекта, или сохранит независимость и свободу (за последние три года эти понятия для многих украинцев обрели совершенно новый, но уже не книжный или теоретический, смысл) в пусть несовершенном и не слишком многообещающем, противоречивом и полном двойных стандартов Европейском Союзе. Разумеется, за последние три года отношение украинского общества к Европе, что бы под этим понятием мы ни подразумевали, изменилось. В значительной степени этому способствовала сама Европа. Если беспристрастно взглянуть отношения между Украиной и ЕС, то неизбежно создастся впечатление, что Украине приходится защищаться на двух фронтах. Референдум в Голландии, резкое ухудшение отношений с Польшей, постоянные попытки некоторых европейских политиков снять санкции против России, и, наконец, мы являемся свидетелями отказа от безвизового режима. Все это очень отдаленно напоминает партнерские отношения и не очень способствует появлению каких-то иллюзий. У Украины уже давно нет иллюзий. И это тоже важная перемена в мировоззрении, происходящая с нами: мы понимаем, что в подобной ситуации, в условиях войны, оккупации и смены геополитической конъюнктуры, мы можем полагаться только на самих себя, и мы прекрасно понимаем, а также имеем возможность постоянно убеждаться в том, что для многих граждан Европейского Союза такие понятия, как «демократия» и «достоинство», превратились в абстракцию, нечто из прошлого, нечто, чему место на библиотечных полках, а не в реальной жизни.


В чем, собственно говоря, сегодня заключаются отношения между Украиной и Европейским Союзом? Кредиты, предписания, обещания. Открытые улыбки политиков, и надежно закрытые государственные границы. Обеспокоенность лидеров и бесконечные спекуляции в печати на тему украинского национализма и радикализма, которые якобы являются основными тенденциями в украинском обществе. На самом же деле это означает отсутствие равноценного диалога, отсутствие понимания. Это политические игры вместо принципиальности, дипломатия вместо искренности. Если прибавить к этому продажность и беспомощность украинских политиков, которые представляют Украину на официальном уровне, то в целом ситуация выглядит весьма плачевно. Может ли это отвратить Украину от Европы? Я убежден, что нет. Повторюсь: выбор у нас небольшой. Тем неприятнее чувствовать сдержанность и чрезмерный прагматизм со стороны тех, на кого так полагаешься. Но политикой, в отличие от солидарности, занимаются прагматичные люди, а значит, не всегда искренние.


В конце я бы хотел добавить, что моя позиция, несомненно, даже не претендует на беспристрастность и отсутствие эмоций. Моя страна уже третий год ведет войну с оккупантом. И такую войну я, конечно, не считаю гражданской. Я поддерживаю армию своей страны, потому что именно она обеспечивает мне свободу и независимость. И я считаю предателями и коллаборационистами тех, кто взял в руки оружие для борьбы против своей страны и поддержал агрессора, который вторгся в украинские города. Нет, я не думаю, что с оккупантом можно вести диалог, в особенности когда он держит в руках заряженное оружие. Я подозреваю, что, скорее всего, моя позиция никого не удивит — даже тех граждан ЕС, которые не признают за моей страной права на справедливость, и, разумеется, тех, кто понимает, почему последние три года моя страна воюет. Похоже, все уже давно решили, чему верить, а на что закрывать глаза. Просто те из нас, кто честнее, не называют себя «экспертами».