Азиза родилась в тысячах километров от Красной площади, но непоколебимо верила в Советский Союз. «Это была моя страна, и другой я не знала». Потом эта страна распалась. 25 лет назад. А Азиза, которая к тому моменту уже стала инженером, об этом даже не узнала. Вероятно потому, что в это самое время она рылась на свалке и искала что-нибудь, что можно продать. Эта история из далекого мира, прежде всего, о том, как жить (не)возможно.
Точную дату Азиза Абдрасулова уже не помнит и говорит, что это было «примерно в конце 1992 года», была противная зима, и неприятно дул ветер.
В тот день Азиза, инженер даже не с одним, а с двумя дипломами, стояла на грязном городском рынке, как и в другие дни. Она продавала семечки в кульках, которые делала из газеты. «И в одной из этих газет я увидела полосу с киргизским флагом и огромным заголовком „Эра капитализма". У меня похолодела кровь в жилах. „Они сошли с ума?" — спрашивала я себя. Что они пишут? Ведь за нечто подобное у нас в СССР сажают!»
У нас в СССР…
Но никакого СССР уже не было почти год: красная империя официально перестала существовать в декабре 1991 года.
«Нет, я серьезно не знала об этом, — с ужасом говорит Азиза. — С современной точки зрения кажется невероятным, что можно было не узнать нечто столь крайне важное. Но тогда… Во-первых, у нас ничего не было. Ни телевизора, ни радио. У нас не было даже посуды и постельного белья. Только представьте: все продано. Нищета была страшная, безработица и постоянный голод. Раздобыть хлеба для наших детей — вот что было самым важным. А политика? Что вам до нее, если ваш ребенок может не пережить зиму?»
Да и, как говорит Азиза, Киргизия не пуп земли. Москва далеко! «Думаю, что о развале СССР не знала большая часть населения».
Сегодня Азиза Абдирасулова, которой 58 лет, вероятно, самая известная и активная правозащитница в Средней Азии. У нее есть и телевизор, и радио, и посуда, и постельное белье. У нее есть также дар рассказчицы.
Говорящий ящик
Средняя Азия — особенный уголок планеты. Его трудно понять. Он суров, но пленителен.
В пяти республиках, которые на протяжении большей части 20 века подчинялись Москве, дикий восток как будто встречается с советскими штампами. Бесконечная степь — с унылыми панельными домами. Шахерезада — с Горьким. Несмотря на свои большие размеры, во времена СССР такие республики, как Туркменистан или Киргизия, считались безнадежной провинцией, отсталым краем дынь, зеленого чая и золотых зубов, где и оказываются почти исключительно в наказание.
Азиза родилась в 1958 году в селе на юге Киргизии и была четвертым ребенком из шести в семье. «Как мы жили? Электричество в нашу деревню провели только 1966 году, а до этого мы пользовались керосиновыми лампами. Когда я шла в первый класс, у меня не было даже портфеля. Ручек у нас тоже не было: они появились только в 70-х. Первый телевизор в деревне сосед купил в 1969 году. Мне показалось странным, что из этого странного ящика, говорят люди!»
В 1969 году умерла мать Азизы, после чего она пять лет болела, большую часть времени проводила в больницах и санаториях, порой далеко от семьи: «Это научило меня принимать самостоятельные решения».
В 1975 году Азиза уехала учиться в институте на факультете электромеханики в городе Майлуу-Суу. «После выпуска я начала работать на местном электроламповом заводе. Во времена СССР промышленность в Киргизии была отсталой, но этот завод работал. При нем была огромная свалка. 30 лет она разрасталась, и никто на нее не обращал внимание. А потом, в самом начале 90-х годов, завод закрыли, и остались толпа безработных людей и тонны мусора. И люди ходили на эту свалку со всего города. Мы тоже. Мы рылись в ней, надеясь найти что-то, что можно продать. Я жила, как в страшном сне. На протяжении шести-семи лет я все еще не могла понять, куда делась моя страна. Но я забегаю вперед…»
В 1978 году Азиза вышла замуж, а в 1984 году, когда она с мужем ненадолго поехала работать в сибирском Томске, у них уже было трое детей. В Сибири Азиза окончила второй институт, став строительным инженером. «Я окончила в 1988 году, а через два года СССР начал разваливаться».
Секрет
На том свете встречаются Ленин, Сталин и Брежнев. «Владимир Ильич, — спрашивают Ленина, — что ты там на Земле построил?» — «Ничего! Я ничего не построил!» — отвечает Ленин. «Иосиф Виссарионович, а ты?» — «Тоже ничего!» — говорит Сталин. «А ты, Леонид Ильич? Что построил ты?» — «Ну, я уж совсем ничего!» — отвечает Брежнев. «Тогда что же этот Горбачев, скажите на милость, перестраивает?»
«И таких анекдотов было множество, — говорит Азиза. — А если серьезно… Нам в Киргизии Горбачев не нравился, ведь он уничтожал Советский Союз! Понимаете, мы всегда, бог знает почему, думали, что живем в самой прекрасной стране, что мы самые счастливые люди на планете. Мы все жили одинаково, у всех было, или не было, одно и то же. Мы жили от зарплаты до зарплаты и говорили себе, что так и должно быть. У меня даже никогда не возникало внутреннего протеста. А мои родственники? Они твердо верили в Сталина!»
В 1991 году произошла одна невероятная история. Когда Киргизия стала самостоятельной, некой Бабуре Абыкановой исполнился 61 год. Здоровье ее ухудшалось, она постоянно болела и всегда очень боялась, что умрет и унесет свой секрет в могилу. Поэтому она решила все рассказать.
Она привела представителей киргизских властей в тихое село Чон-Таш, что к югу от Бишкека. В 30-е годы там был санаторий для офицеров НКВД, и Бабура помнила все так, как будто уехала отсюда вчера: ее отец был заведующим в санатории.
И именно он в начале 80-х годов, умирая, рассказал Бабуре, что в ноябре 1938 году НКВД расстрелял в селе десятки людей. Это были киргизские интеллектуалы и партийная элита, а также представители нескольких других народов, включая, кстати, поляков, чехов и словаков.
Отец Бабуры, разумеется, ничего не должен был знать о массовом расстреле, но он узнал. На протяжении 40 лет он молчал и только на смертном одре доверился дочери. Он потребовал от нее: «Ты тоже держи язык за зубами, Бабура, пока не рухнет советский режим!»
Раскопки начались весной, как только растаяла земля. Слова Бабуры подтвердились: на территории кирпичного завода недалеко от бывшего санатория было обнаружено массовое захоронение с останками 137 человек.
Что касается сталинского террора, то и Средняя Азия, отсталый край дынь, зеленого чая и золотых зубов, была не так уж далека от Москвы.
Chupa Chups
«У нас в стране так: если власть слабая, криминал поднимает голову, — говорит Азиза. — Тогда, в 90-е годы, преступность невероятно выросла. Законов как будто не существовало, бандиты приходили даже на свалку, о которой я вам говорила, и брали с отчаявшихся людей дань за ее «использование». А полиция? Представьте себе ситуацию: я прихожу на рынок. В сумке у меня товар на продажу. Вы помните жвачки Chupa Chups? Меня останавливает полиция и обыскивает, а когда находит деньги, то тут же их забирает. У меня даже пытаются забрать эти жвачки, которые я хотела продать. И как мать, я знаю, что если у меня их заберут, то вечером мне не на что будет купить хлеба детям».
Та жизнь, которая была Азизе знакома, полностью разрушилась. Все, что было прежде, будто в мгновение ока перестало существовать. Начались убийства: в начале лета 1990 года в Оше на юге страны разгорелся этнический конфликт между киргизами и узбеками. Было убито до тысячи человек.
Будущее свелось к «пережить завтра». Азиза говорит, что двое ее младших детей, которые родились в 1990 и 1992 годах, были очень маленькие и худенькие для своего возраста.
«Мы пахали по 16 часов в день. И все напрасно. Мой вузовский диплом был ни к чему: найти работу было просто невозможно. Промышленность разваливалась, ничего не строилось. Каждый день был борьбой за существование. Наконец я поняла, что так жить просто нельзя».
Ноябрь 1996 года. Азиза собрала вещи и уехала из бедствующего Майлуу-Суу в столицу — Бишкек.
Найти себе работу, любую. Заработать денег. Перевезти семью. Начать с нуля. Снова.
Простым карандашом
«Проще было бы рассказать о том, чего я в Бишкеке не делала», — смеется Азиза. Она начала с главного рынка чуть менее грязного, чем в Майлуу-Суу. Несколько дней она не могла ничего найти и уже почти отчаялась, потому что каждый новый день без работы означал, прежде всего, следующий новый день без детей. Но наконец она встретила сердобольного молодого человека, который разделил с ней свой «бизнес» с красочными пакетами. («Тогда это был настоящий хит».)
«Он спас меня! Потом я начала продавать и другие вещи, например сладости. Еще я работала в пекарне и швеей. Потом я лепила манты. В общем, занималась всем, что подвернется. Первые шесть недель я спала в ночлежке, а потом, когда приехали дети, я нашла комнату в общежитии.
Азиза вспоминает ежедневные трагедии того времени: малышей, сидевших целыми днями в картонных коробках на промерзшем тротуаре и просящих милостыню, их матерей, совершавших самоубийства, жертв полицейского произвола. «Только сегодня я поняла, что именно в то время у меня начала формироваться некая гражданская позиция. Именно тогда я начала задумываться о том, на что у человека есть в жизни право. Мы сами многое пережили, мы были внутренними беженцами, чужаками в столице. Местные все время прогоняли нас: «Валите туда, откуда пришли!» Нам приходилось давать взятки везде: в школе, у доктора, в учреждениях. Преследовало чувство постоянной униженности».
А потом, однажды ночью, когда дети уснули, Азиза взяла простой карандаш, пожелтевшую школьную тетрадь и написала об этом чувстве унижения.
«Я начала писать короткие критические тексты на социальные темы, а иногда еще и стихи и рассказы, но по большей части статьи. Я делала это для себя, для своей души. Мне это помогало понять, что, собственно, происходит».
Уже тогда в Киргизии издавалась газета под названием Res Publica. Оппозиционная, критическая газета, очень популярная, прежде всего в Бишкеке. Азиза, постоянная читательница, однажды нашла в номере адрес редакции и отнесла туда одну из своих статей, написанных карандашом. «Это было в 1998 году. Я просто положила ее там и даже не оставила свои координаты. А через неделю смотрю — статью напечатали! Не буду врать: это было приятно!»
Как Азиза прославилась
Март 2000 года. В Киргизии проходили парламентские выборы. В них была масса фальсификаций, и вскоре в Бишкек приехали тысячи недовольных избирателей, которые решили протестовать против обмана.
Азиза к тому моменту уже стала постоянной сотрудницей Res Publikа. У нее было настоящее журналистское удостоверение («Даже с фотографией!») и много знакомых среди оппозиционных политиков и правозащитников. Ее жизнь в целом стала более стабильной. Она уже больше не бегала столько по грязным рынкам, а работала комендантом общежития. У нее была небольшая, но стабильная зарплата. Борьба за существование еще не закончилась, но все было уже не так… жестоко.
«На 16 марта — я хорошо помню тот день — была запланирована масштабная демонстрация. Замира Садыкова, шеф-редактор Res Publikа, отправила меня туда в качестве репортера».
Аресты начались, едва на импровизированной трибуне успели смениться первые ораторы. Азиза оказалась в отделении в центре города, в маленькой холодной камере с 15 демонстрантами. «Нас держали там два дня, не давали есть и пить, не пускали в туалет».
На третий день начались скоропалительные судебные процессы и освобождение. От 15 человек в камере вдруг осталось двенадцать, десять, семь, два… И потом Азиза осталась одна.
И тут за ней пришли: «Ты Азиза Абдрасулова, корреспондент Res Publikа?»
«Что теперь? Я должна им сказать? Помогу ли я себе этим или наврежу? Будет ли хуже редакции?» — мысли крутились в голове Азизы.
«Нет. Это не я».
На следующий день пришли снова. «Точно нет?» — «Нет».
Наконец и Азиза предстала перед судом, и там все открылось. В зале ее ожидала Замира и другие коллеги. Как только Азиза вошла, Замира кричать: «Это она! Это наш репортер! А вы утверждали, что ее тут нет! Вы ее похитили! Вы похитили человека!»
Азиза только стояла и удивлялась. Она не подозревала, что за эти несколько дней Замира успела поднять почти общенациональный скандал. Когда она узнала, что Азизу арестовали, то начала обзванивать, а потом и лично объезжать полицейские отделения. Все зашло настолько далеко, что по главному телеканалу в каждом выпуске новостей показывали фотографию Азизы.
«Вдруг вся страна узнала меня в лицо. А я тем временем сидела в камере и все отрицала!»
Суд освободил Азизу. Уже на следующий день новоиспеченная знаменитость приняла участие в дебатах о событиях, произошедших после выборов.
Ее окружили журналисты, которые расспрашивали о деталях заключения. «Кто-то крикнул, что я правозащитница. Тогда мне это показалось полным абсурдом!»
Вечная свеча
Прошло еще какое-то время, прежде чем Азиза Абдрасулова поняла, что ее место не на рынке и не в студенческом общежитии. Прежде чем она поняла, что может защищать других профессионально и это имеет смысл: «Права человека? Что вам до них, если ваш ребенок может не пережить зиму?» — сказала бы Азиза.
Весной 2003 года она прошла правозащитный курс продолжительностью несколько месяцев, который в Киргизии провела организация Freedom House. В том же году Азиза впервые побывала за границей — в Вене. Там ей стало немного грустно от того, что она увидела, «как в Западной Европе заботятся о собственной истории, а мы на нее плюем».
И еще кое-что произошло в том важном 2003 году. Азиза основала свою собственную правозащитную организацию.
Это случилось так: «Я отправила в Министерство юстиции заявление о регистрации Комитета против пыток. Через десять дней мне пришел отказ со ссылкой на то, что в Киргизии никаких пыток нет. Тогда я послала второе заявление о регистрации Комитета по защите политических заключенных. Через десять дней мне пришел отказ со ссылкой на то, что в Киргизии нет никаких политических заключенных. Тогда я послала третье заявление о регистрации правозащитной организации под названием «Вечная свеча». Через десять дней поступило положительное решение».
Сегодня Азизу уже причисляют к «ветеранам» правозащитной деятельности в Средней Азии. В регионе, который, мягко говоря, не блещет демократией, Азизу в определенном смысле спасает известность. Но так было не всегда: в прошлом, работая в сложной правозащитной области, она сталкивалась и с постоянным давлением, и с избиениями, и со слежкой. Ее телефон прослушивался, ей угрожали смертью и даже похитили старшего сына, а двух младших — сбили автомобилем. И всем она оставила инструкции: если с ней что-то случится, если ее арестуют или произойдет что-то другое, они должны сказать, что в семье она изгой, с которым они уже давно не поддерживают связи.
Борьба за жизнь не заканчивается. Она уже просто… другая. Азиза борется не за хлеб для своих пятерых детей, а за достоинство. Для всех.
