«У каждого настоящего есть свое будущее, которое освещает его и которое исчезает вместе с ним, становясь прошлым-будущим».
Жан-Поль Сартр
В одной из своих последних статей Френсис Фукуяма, говоря о победе Дональда Трампа, заметил: «Мне как политологу будет очень интересно следить за президентством Трапма: оно позволит проверить, насколько сильные органы власти в США… Ни один из лидеров США никогда не выступал против всей системы и не желал подорвать существующие нормы и правила. Таким образом, мы вступили в эпоху великого естественного эксперимента, который покажет, что управляет Соединенными Штатами: законы или люди».
Это утверждение справедливо не только для США — весь мир вступает в такие локальные противостояния. Однако в каждом конкретном случае оно имеет свой, неповторимый акцент. Но в терминах политической культуры было бы серьезным упрощением сказать, что это лишь вопрос, кто сильнее: политическая система (с сотней лет истории и практиками) или воля отдельного человека? На самом деле вопрос все же стоит ставить шире — это кризис самой классической модели отношений власти и общества (или, пожалуй, даже наоборот — общества и власти) в современном демократическом обществе.
Бунт «простых людей» против «политической системы»
«Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка — и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток: — Вставай, подымайся, рабочий народ! Голоса утробные, первобытные… Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: Cave furem (Берегись собаки, употребляется и как предостережение вообще — прим. ред.). На эти лица ничего не надо ставить, — и без всякого клейма все видно».
Иван Бунин. «Окаянные дни»
Похоже, мы вступаем в период, когда т.н. «простые граждане» (т.е. обычно консервативно настроенные, преимущественно без высшего образования) решили, что сформировавшаяся за последние 20-30 лет либеральная демократическая политическая система (вместе со сформированным вокруг нее политическим классом) явным образом игнорирует их интересы. Что их страны идут «не туда». Что руководители занимаются «не теми вопросами» и «не так». Что экономические блага, производимые «простыми людьми», перераспределяются в пользу тех, кто этого не заслуживает.
Победу Трампу обеспечил именно этот класс: проживающий в маленьких населенных пунктах, часто не находящий себя в динамичных современных экономических процессах. И именно подобные «простые американцы» (т.е. упрощенно воспринимающие сложные реалии и поэтому запутавшиеся и в политике, и в обществе, и в себе) продемонстрировали необычайно высокую явку на последних выборах, что и привело к победе Трампа. Трампа, который импонировал им риторикой, замешанной на простоте и прямоте. Риторикой, которая знакома и привлекательна для мужчин и женщин «средней» Америки, которым республиканцы традиционно адресовали свои кампании.
Это противоречие между классическими «синими воротничками» в постклассическом мире, с одной стороны, и креативными «белыми воротничками» высокотехнологической эпохи — с другой, похоже, дошло до определенной «точки невозврата». Это, если хотите, новая редакция классовой борьбы.
«В отличие от убийства, совершаемого один раз, ненавидеть — значит убивать беспрерывно, стирая с лица земли того, кого мы ненавидим», — предостерегал Хосе Ортега-и-Гассет. Современный западный аналитик Джоан Вильямс в своей статье на эту по-новому злободневную тему много говорит о том, как демократы так и не смогли (или не захотели) услышать голос «простых людей». Однако, что более важно, — так это такие слова данной статьи как «злость», «ненависть» и «презрение» — всех ко всем. Именно эти эмоции стали залогом победы Трапма. Не ухудшение экономической ситуации, а ненависть и ощущение несправедливости. Именно они, в конечном итоге, привели к кризису в отношениях между либералами и консерваторами, причем на сугубо бытовом уровне. А ведь казалось, что такой проблемы (внутреннего идеологического соперничества) вроде бы больше нет, но стоило РФ немного информационно «разворошить» ее, и оказалось, что вместо выгоревшего пепелища — горячие угли, лишь немного присыпанные пеплом.
И все же проблема куда шире, чем результаты выборов в США. Это лишь один из фронтов проблемы, с которой столкнулся весь западный мир: противоречие между вызовами, с которыми столкнулся Запад (масштабные миграционные процессы, падение роста экономик, усиление внешних субъектов международных отношений), и тем, как на эти вызовы отреагировали политические элиты — «качество» этого ответа создает у «простых людей» стойкое ощущение, что у руля «не те». Отсюда и стремительный рост популистов, играющих на этих чувствах и предлагающих «простые» решения: «выселять» мигрантов, строить дороги, занять активную позицию по отношению к развивающимся странам. То, что эти «решения» будут неэффективны, «простых людей» интересует мало — на самом деле им нужна надежда. Надежда, что все вернется к состоянию достаточно умозрительного «счастливого периода», которым был для них период 1970-80-х гг.
Марин Ле Пен во Франции, Петри Фрауке в Германии, Герт Вилдерс в Голландии, Беппе Грилло в Италии и многие другие силы по всему миру — всех их объединяет понимание этого тренда и готовность его использовать. Россия, также понимая данный тренд и во многом задавая ему значимые тональности, готова, в свою очередь, разыгрывать/использовать тех, кто его использует/разыгрывает. И единственное, что сегодня сдерживает стремительное шествие этих «новых лидеров» (как это правильно заметил Фукуяма), — это «закон». Именно закон (в широком смысле этого слова) оказывается под наибольшим прессом давления в этом противостоянии. Выдержит ли он волюнтаризм отдельных личностей? Или будет поставлен им на службу? Может ли один человек полностью изменить курс государства, или все же «традиция» и «рационализм» (вкупе с невозможностью консолидировать в руках всю власть) окажутся надежным заслоном подобным желаниям?
Кстати, подобный путь в политико-правовой тупик мы прошли с 2010-го по 2013-й. И мы знаем, что случается, когда «закон» оказывается подавлен силой «отдельного человека», если он захочет сменить курс на противоположный. Проблема состоит в другом: как далеко готовы зайти граждане демократических государств, отстаивая свои ценности? Пойдут ли они так же далеко, как пошли украинцы?
Европейская стратегия Кремля: «попы Гапоны» международного масштаба
«Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало! Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков!»
Владимир Высоцкий. «Письмо из сумасшедшего дома»
Однако перечисленных европейских политиков-популистов объединяет не только желание воспользоваться глобальным бунтом. Их всех связывает еще одно звено, которое невозможно не замечать, — Кремль. Кремль, который тоже понял, «куда дует ветер». Кремль, который понял, что сравнительно недорогими толчками через медиапространство этот осторожный протест можно превратить в неудержимый поток, и начал это делать с 2008-2009 гг. И политические силы, не годами, а десятилетиями находившиеся на обочине политических процессов, будучи тем, что принято называть «несистемными политическими движениями», чья популярность измерялась сотнями последователей, неожиданно стали обретать политический вес, который уже сейчас приводит к поражению элит, находящихся у власти по 30-40 лет.
И сегодняшняя Россия, как и раньше, все активнее паразитирует на подобных идеях/концептах неравенства — противопоставляя «загнивающий капиталистический Запад» настраиваемому под себя «дивному новому миру» и развивая для этого новый вариант «Коммунистического интернационала». Лозунги и клише — все те же, в стиле вечной «борьбы за мир», «защиты угнетенных» (в Сирии), «соотечественников» (на Украине) и «интернациональной помощи» оным (там же). «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Эта работа с «простыми людьми», эти навязываемые им «простые» интерпретации, эти «альтернативные факты» в «альтернативной информационной среде» работают эффективно с западным обывателем.
В этом смысле показательна Голландия, где, казалось бы, далеко не ключевой для голландской общественности вопрос был разыгран связанными с российскими структурами «активистами» как по нотам. Голландцам, которые достаточно далеки от украинских реалий и украинских проблем, достаточно быстро сумели внушить несколько простых мыслей. Что на Украине переизбыток коррупции, что подписание Соглашения об ассоциации станет этапом для вступления Украины в ЕС, что Соглашение навредит отношениям Голландии и России и т.д. Целый набор русских клише про Украину был эффективно и в сжатые сроки внедрен в информационное пространство Голландии. И результат нам известен. Популистские, конспирологические, дезинформационные призывы пророссийских активистов и медиа неожиданно нашли широчайшую поддержку у «простого голландца». Ведь эти призывы не нужно было тщательно анализировать, не нужно было о них много думать — они «играли» на настроениях, которые зреют в Европе, зреют в странах Запада). И Голландия здесь — лишь один пример.
Но их становится все больше. И каждый следующий «информационный вброс», каждая новая поддержка Кремлем разнообразных антиевропейских, «альтернативных», «евроскептичных» политических партий, движений, групп — все это корректирует (а скорее уточняет) европейский политический ландшафт, меняет желания и чаяния электората. Так что да, Москва действительно вмешивается в политику западных государств. Вмешивается активно. С размахом. И активно использует эти тренды в своих операциях влияния. В своей попытке навязать Западу гибридную войну на своих правилах. Можно даже сказать, что роль Москвы, в данном случае, сосредоточена в двух моментах: подпитывать упомянутую выше ненависть «простых людей» и дать этой ненависти возможность «выливаться» через точку фокуса — лидеров этих движений. Этим Москва и занята — она дает внутреннему протесту западного мира точку фокуса, лидеров, способных стать большими популистами, чем самые радикальные популисты.
Почему же эти вмешательства успешны? Прежде всего потому, что Запад все еще не может поверить, что мир, который более 20 лет назад, казалось, решительно ушел от ужасов холодной войны, неожиданно сделал круг и вернулся в мир «постправды, постзапада, постпорядка» (как достаточно точно охарактеризовал его Вольфганг Ишингер на ежегодной Мюнхенской конференции по вопросам безопасности). Впрочем, даже тут мы видим попытку «закамуфлировать» неприятную для наших западных партнеров реальность. Разговоры о «постправде» или «альтернативных фактах» возможны лишь в одном случае — если вы боитесь произнести вслух более понятные и привычные слова: ложь, пропаганда, дезинформация. Так же и «мир постзапада» это то, что можно описать как «мир, в котором Западу и всей его демократической практике бросают вызов — внешний и внутренний». Мир «постпорядка» — это не некая непонятная сущность; это мир, в котором государства снова нарушают международные нормы права и собираются делать это в дальнейшем.
Ситуация с реакцией Европы на новый-старый вызов сильно напоминает первую стадию классического переживания изменений (чаще всего — стрессовых). Так вот Европа, похоже, так и застряла на первом этапе — шоке, который сопровождается отрицанием. Отрицанием того, что это вообще возможно. Отрицанием того, что ситуация драматически изменилась и больше не станет прежней. Прохождение этого этапа требует честности перед самим собой, с чем у политкорректной Европы явно возникают проблемы. Но без такого принятия Европе не перейти к другим этапам, включая реальное изменение поведения. А пока что это «отрицание» играет лишь на руку России, которая еще и дополнительно подпитывает его, донося всеми возможными путями идею, что никакого вмешательства нет, ничего не изменилось, а если и изменилось, то все быстро можно вернуть на прежние рельсы.
Классик французской и мировой литературы Шарль Бодлер («король поэтов», как говорил о нем другой французский классик Артюр Рембо), точно подметил, что «самая изощренная хитрость дьявола состоит в том, чтобы уверить вас, что его не существует». Здесь мы имеем очень похожую ситуацию. Но тут цена уверенности в «отсутствии дьявола» — само выживание Запада, поскольку ему явным образом брошен вызов. Угроза ИГИЛ (запрещенная в России лорганизация — прим. ред.), угроза миграционных потоков и десятки других «угроз» — это лишь производные либо сопутствующие процессы такого вызова. ИГИЛ хоть и ставит себе за цель — «мировой халифат», построенный на жестокости и насилии, но даже в мусульманском мире количество сторонников такой идеи не так уж велико. Мигранты, как бы ни были масштабны их передвижения, не ставят себе за цель (цель осознанную, четко понимаемую) уничтожить Запад как таковой.
Зато Москва способна и поставить такую цель, и даже попытаться добиться ее выполнения. В т.ч. — руками ИГИЛ, руками мигрантов. Правда, добиться этого можно лишь необлицкригом и только в случае, если Запад (как Украина до 2014 г.) будет старательно делать вид, что такой проблемы просто не существует. И хотя мир постоянно декларирует свою «обеспокоенность» тем, как Москва вмешивается в политические и избирательные процессы по всему миру (в т.ч. с помощью операций в киберпространстве), однако так же следует признать: эти опасения все еще не выходят за рамки досужих разговоров. Вроде бы создаются разнообразные исследовательские центры, посвященные этой проблеме, пишутся тексты, принимаются резолюции…
Но нет ощущения, что Запад действительно готов признать простой, но от этого не менее тревожный факт (который, кстати говоря, был понятен в схожей ситуации середины 80-х): Москва никогда не откажется от программ дестабилизации, поскольку основой этой деятельности являются два ресурса — деньги и командная система, в которой основную роль играют представители спецслужб (более того, количество этих представителей постоянно увеличивается). Можно сколько угодно говорить о том, что к власти в европейских странах рвутся «агенты влияния» Москвы, что снова задействуются всевозможные «общества дружбы» и «движения за мир», что пропаганда и дезинформация (равно как и подделка документов) вернулись на повестку дня (и вернулись с новой силой, вооружившись современными технологиями и методиками), — все это понятно. Проблема в другом — в неготовности Запада признать, что ответ на такую агрессию лежит в двух плоскостях, в определенной степени конкурирующих между собой.
Первый путь — самим превратится в «драконов» и бороться с агрессором не просто на равных, но используя свой, куда больший экономический потенциал. Именно этого демократические страны больше всего и боятся (хотя и начали движение в этом направлении), поскольку стать множеством маленьких подобий России не хочет никто. А без этого бороться с конкретными методами гибридной агрессии почти невозможно — ведь это процесс постоянных ограничений при не менее постоянной деятельности Кремля по выдумыванию все новых «относительно честных» способов использовать преимущество демократической модели в своих интересах.
Второй путь — это экономическое уничтожение агрессора. И это именно то, что во многом удалось сделать в свое время с СССР. Запад как-то быстро забыл, что распад Союза был обусловлен, конечно, множеством разнообразных сложных процессов, но ключевым оказалась именно экономика. СССР просто не выдержал гонки с западным миром, явным образом «надорвавшись». Да, для граждан СССР фактор «величия» был значимее, чем отсутствие товаров на полках, но тоже — до определенного предела. Думать о том, что пустой холодильник — это плата за регулярно транслируемое по телевизору величие, намного труднее, когда ты видишь, что другие страны почему-то имеют и то, и другое.
Конечно, выбор второго пути (экономического) не означает, что нужно забыть про усиление систем национальной безопасности, вновь развернуть на полную мощность системы разведывательной и контрразведывательной деятельности. В этом контексте дискуссия, развернувшаяся на ежегодной конференции в Мюнхене по вопросам безопасности относительно того, 2% или 3% ВВП нужно выделять на национальную безопасность членам НАТО, — это не вопрос цифр. Это вопрос отсутствия настоящего (я бы хотел подчеркнуть это — именно настоящего, а не декларированного) понимая угрозы, перед которой стоит демократический мир сегодня.
Если сегодня прежде всего европейские страны не начнут увеличивать свои расходы на сектор безопасности и обороны, если не будут вкладываться ресурсы в контрразведывательную деятельность, если не будут вкладываться средства в собственные инструменты стратегических коммуникаций — завтра военная составляющая гибридной войны придет и в Европейский дом, так же как она пришла на Украину. Можно смеяться (или удивляться) идеям вроде возведения в парке «Патриот» в подмосковной Кубинке макета Рейхстага, однако это куда более четкий сигнал Западу, что именно ему готовит Кремль в случае дальнейшей политики «поиска понимания». Уже даже непонятно: как еще Кремль должен донести до европейцев свою ключевую идею — мир, который ему видится идеальным, это и есть мир холодной войны (а в новой терминологии — мировой гибридной войны)?
Украина: политические воспоминания о демократическом будущем
«Неправда угнетает и противодействует, но тем больше желание бороться с ней».
Григорий Сковорода
Украина в этом широком контексте оказывается в странной ситуации. То, что мы делаем сейчас, — это не просто борьба за наше выживание, за нашу независимость. Это и есть та самая защита современных ценностей, которой должен был бы заниматься и Запад. Но не занимается по описанным выше причинам. Впрочем, делать из этого «культ» и основой рассказа о нашей «особой миссии в мире» все же не стоит. Фактически мы можем и должны говорить о необходимости формирования (на основании сложившейся реальности) достаточно простой, но понятной и рациональной стратегии внешней и внутренней политики государства: наша основная задача остается простой и конкретной — выжить в этой войне; вторая задача — выйти из нее сильнее, чем мы были вначале; третья — научить бороться тех наших партнеров, кто хочет учиться; и четвертая — объединяться с теми, кто готов, как и мы, сопротивляться.
Последнее действительно важно, поскольку с теми, кто не хочет (именно «не хочет», а не «не может» — разница очень существенная) противостоять геополитическому хулигану ради призрачной надежды, что если ему «уступить», дать то, что он хочет, то все успокоится, — нам не по пути. Просто потому, что мы понимаем опасность этого фиктивного «решения» — мы по нему уже шли последние 20 лет. И мы знаем, что это, собственно, и не решение вовсе. Следует отчетливо понимать (хотя это уже и неоднократно говорилось) — враг не смирится с этим. Никогда. Скорее даже наоборот — активизируется.
Ярким примером является нашествие разнообразных дилетантов от международных отношений, которые решили срочно облагодетельствовать Украину целой серией мирных планов. Все эти «агенты влияния» разного уровня вовлеченности и разного уровня подготовленности аки табуны троянских коней начали гарцевать на нашей политической площадке, надеясь, что хотя бы один из них сумеет «въехать в ворота» украинской «крепости». Нам предлагают то «забыть про Крым», то «провести выборы под присмотром российских войск», то «примириться и не будоражить общественность» — этих планов будет становиться все больше. И цель этого «планов громадья» — убедить западных партнеров в том, что решения существуют — просто «несговорчивая» Украина не хочет их искать.
Немного грустно, правда, от уровня агентов, которых пускает в ход Кремль. Один — бывший финансовый махинатор с настолько пестрой политической карьерой, которой мог бы позавидовать Остап Бендер. Другой — по сути экс-олигарх, который хочет вернуться в «большую игру». Американские «миротворцы» тоже ничуть не лучше. Засветившиеся в благородном деле «принести Украине мир» ценой украинского же Крыма американские юристы, при ближайшем рассмотрении, оказываются с такими «пятнами на солнце», что скорее напоминают другого известного «юриста» и «друга Украины» — Владимира Жириновского.
Однако реальным результатом реализации любого из этих «планов» станет утрата нами не части Украины, не «отдельных районов», а всей страны. Целиком. Ибо любая попытка «договорится» с агрессором (даже опосредовано) приведет к масштабному политическому кризису. Кроме того, процессы, о которых мы говорили в начале статьи (движение «простых людей»), для Украины было актуальным всегда — не случайно же подавляющее большинство украинских партий (даже такие партии крупного капитала, какой была Партия регионов) всегда были скорее левацкими партиями, чем правыми. Запрос на простые и наглядные решения мы видим и сегодня. «Блокады» путей, «Майдан-3», требования «назвать войну войной», «ввести военное положение» — все эти примеры «магического мышления» не уходят с повестки дня. И используются агрессором. Используются масштабно, с видимым удовольствием, со знанием дела. Подрывая наше единство, нашу готовность сопротивляться в «длинной войне» без четко определенных рамок и правил.
И Москва активно действует на этом направлении. После провала попытки силового установления «Новороссии» Кремль зашел с другой стороны — «самоликвидация Украины как государства», первым этапом которой становится тотальная хаотизация украинской жизни. По всем основным направлениям. Одно из них — вышеописанное международное (через обилие «планов прекращения войны»), другое — экономическое (в т.ч. через усложнение экономических отношений внутри страны), третье — политическое (агитация за перевыборы всех и вся). И таких направлений очень много.
Со многими из этих вызовов нам удается справиться. Но не со всеми. И это как раз тот проблемный момент, который все еще не решен в рамках реформирования сектора безопасности и обороны. И хотя наши западные партнеры все эти годы нам активно помогали в данной сфере, но сказать, что проблемных мест не осталось, было бы большим преувеличением. Впрочем, несмотря на это мы должны все четко осознать: мы давно не контрибуторы, а доноры безопасности. Причем как региональной, так и международной.
Другой вопрос, что стали мы ими не по своей воле, а лишь как продукт нашего основного задания — победить в войне ради выживания самой Украины. Однако это не означает, что мы не должны этим пользоваться в своих внешнеполитических действиях. Да, Мюнхенская конференция показала, что Украина уже не в фокусе международного внимания, что есть другие проблемы и интересы, которые быстро вытесняют ситуацию на второй и третий план проблем.
И правы те, кто говорит, что если мы хотим и дальше привлекать внимание Запада к нашим вопросам, то нам следует искать новые формы. Нам необходимо показывать, что мы — решение проблемы, а не сама проблема. Но точно так же справедливо (и я об этом говорю почти каждый раз) — мы не можем (и не должны) заниматься только тем, чтобы искать пути, как бы нам «понравиться Западу». Нам нужна собственная проактивная позиция, исходя из новой реальности. И для этого у нас есть необходимые предпосылки. Сегодня мы уже прошли значительно дальше наших западных партнеров по пути решения вышеизложенных проблем.
Да, наш контекст несколько отличается от среднезападного (в т.ч. по уровню развития экономик, по уровню самосознания, по вызовам для рынка труда), и да, мы этот путь прошли не полностью. Но зато наш пример наглядно показывает, что бывает, если России не оказать вовремя сопротивление. Что происходит, если дать ей возможность «обжиться» у вас — спонсировать политиков, формировать по своему усмотрению ваше информационное пространство, протягивать на государственные должности своих агентов влияния (которые начинают разваливать систему госуправления изнутри). Мы все это прошли и заплатили слишком высокую цену за свою доверчивость и нежелание смотреть на мир без «розовых очков». Мы готовы делать все, чтобы такую же цену не пришлось сначала заплатить Европе, а затем — и всему миру. Залог этого — наш уникальный опыт противостояния гибридной агрессии.
Можно бесконечно говорить о том, что «все это уже когда-то против кого-то применяли», но почти никогда — именно как совокупность. И даже если посмотреть на исторические прецеденты, то там не найти всего того, с чем мы столкнулись — кибератаки на критическую инфраструктуру, использование энергетического оружия и многое другое. Тем более что «гибридную войну» от простого «использования совокупности методов» отличает один небольшой, но важный момент — наличие четкого военно-политического решения агрессора, а значит и методы, применяемые им, не носят хаотичного характера, но встроены в единую и логичную цепь. И вот противостоять этой целостности мы научились. И нам есть чем делиться в этой сфере с нашими партнерами.
Поэтому именно вокруг общности желающих научиться противостоять агрессору возможно и нужно выстраивать наши новые альянсы (или укреплять старые). Кроме того, в условиях, когда игра идет не на региональном, а на глобальном уровне мы больше не может оставлять, например, азиатское направление как второстепенное. Китай, Индия, Южная Корея и другие страны должны вернуться в фокус нашего настоящего внимания. Не декларативного, а реального. Пусть сначала по линии экономизации отношений, но нам нужны совместные проекты. Невозможно биться с врагом только на своем поле — необходимо расширять пространство, нужно «растягивать» его силы, хотя наша основная надежда — это, конечно, наша армия и наш сектор безопасности, но второй эшелон — создание предпосылок для того, чтобы враг «надорвался».
Сегодня мы действительно сталкиваемся с глобальными процессами миграции. Но не физической (как больших масс людей), что сегодня беспокоит европейские столицы. Миграции идеологий, появление новых идеологических «разломов» в тех местах, которые, казалось, были надежно «закрыты». Консерватизм в форме махрового популизма выходит на «тропу войны» и, по мере продвижения, набирает все новых сторонников. Под этим катком оказываются все привычные нам демократические процедуры и формы организации государства.
Оказалось, что их можно использовать с не меньшей эффективностью против самих государств и их стабильности. Хотя Х.Ортега-и-Гассет и говорил, что «судьба демократии при любой ее форме и развитости зависит от мелкой технической детали — процедуры выборов. Остальное второстепенно», однако теперь мы видим, что иногда и выборы становятся фактором, который приводит к власти людей, стремящихся эту саму демократию уничтожить. Полностью. И уж кому как не Европе это знать…
Впрочем, я бы не стал преждевременно сбрасывать со счетов «закон». Пример достаточно серьезной трансформации риторики Трампа после выборов и под давлением сначала общественности, а затем и собственных соратников, необходимость считаться с определенными процедурными моментами, а также возможность спецслужб осуществлять свою деятельность, максимально дистанцируясь от политических предпочтений действующего руководства страны, — все это говорит о том, что «закон» может сказать свое слово. Что не отменяет самое главное: «бдительность» (общества, ученых, экспертов, сектора безопасности и обороны), похоже, из категории фоновых понятий становится актуальным элементом повседневной жизни.
