Что-то тайное и необъяснимое есть в духовных связях разных народов, в особенности если они настолько удалены друг от друга, как русские и сербы. Что побуждает сербов заинтересоваться Россией, выучить русский язык и погрузиться в русскую культуру? На этот вопрос существует множество ответов. Свою версию нам предложил наш давний сотрудник Милан Радованович, переводчик и преподаватель русского языка на кафедре славистики филологического факультета Белградского университета.
Однажды учитель русского языка в одной белградской средней школе сказал ученикам, что в жизни им пригодится всего три предмета: география, физкультура и русский язык. География, чтобы знать куда бежать, физкультура, чтобы суметь убежать, и русский язык, чтобы там, где они окажутся, со всем справиться. Эту шутку ученики, как обычно бывает, запомнили лучше, чем учебный материал.
Русские говорят, что в каждой шутке есть доля правды. А правда в том, что Россия действительно стала пристанищем для многих из тех, чей духовный голод не утолили западные ценности. Это было особенно заметно два-три десятилетия назад, когда поздний Советский Союз и ранняя Российская Федерация были непривлекательны в материальном смысле, не открывали перед иностранцами широких возможностей для путешествий, работы, получения информации или профессии и не сулили других материальных благ. И все равно многие в мире интересовались Россией по чисто «метафизическим», то есть труднообъяснимым причинам. Об этой необъяснимости, вероятно, лучше всех рассказал отец Серафим, игумен сербского монастыря Святой Троицы, в известной передаче «Духовники». «Важным событием в моей жизни стало то, что в восьмом классе я был премирован за успехи книгой «Братья Карамазовы»… И это книга произвела на меня большое впечатление. Половину я не понимал, но осознал, что существует какой-то другой мира. И тогда я заинтересовался и прочитал все произведения Достоевского».
Кто-то, возможно, подумает, что речь идет об «обыкновенной» любви к литературе. Но в данном случае человека привлекла не литература как искусство, а именно осознание того, что «существует другой мир», совершенно отличный от западной матрицы, в которой и согласно которой мы все живем с детства. Этот другой мир привлекателен, даже несмотря на то, что он крайне беден и некомфортен, что он не сулит ни защиты, ни материальных благ, ни карьеры… Именно такой была Россия в начале 90-х годов, когда я (по той же, уже упомянутой, причине) заинтересовался ею. Я полагаю, что потребность в этом «другом мире» универсальна и не зависит от национальных, исторических и географических факторов. Но у сербов она более выражена по нескольким причинам.
Первая и самая важная — это православная вера. Безусловно, она является наиболее впечатляющим выражением другого мира, к которому мы тянемся. И в этой сфере русские и сербы похожи как две капли воды. Только русские — капля намного больше, но тяга малого слиться с большим естественна. В современной системе западных ценностей религиозная принадлежность воспринимается как какое-то хобби, поэтому многие не готовы к открытым проявлениям и выражениям глубины своей веры в духе трех коронных вопросов святого Юстина Джелийского: «Человек ли ты? Серб ли ты? Слышал ли ты об Господе Христе?» — или прославленного изречения Достоевского о том, что он остался бы с Христом даже в том случае, если бы кто-то смог ему доказать, что истина не во Христе. Но и без этого «максимализма» мы можем со спокойной душой констатировать, что православие сыграло наиважнейшую роль в истории наших народов и стран. Мы не знаем в точности, что сказал русский монах молодому сыну Неманя Растку, но видим плоды, которые взросли из этого семени, и их по меньшей мере не стоит игнорировать. Иными словами, если русский или серб (любой веры или атеист) не ощущает некоего почтения к православию и православным христианам, тем самым он сам себя исключает из тысячелетней истории своего народа.
Другая причина — общее славянское происхождение. С точки зрения времени речь идет по меньшей мере о двух тысячах лет близости, а с точки зрения пространства — о самой большой по площади территории на планете. А кроме времени и пространства, есть еще «моя простая славянская душа», которая чувствует, что все мы очень похожи друг на друга и во многом очень схожи. К сожалению, славянский мир вдоль и поперек изрезан разными границами и разделен по различным признакам, поэтому славяне не образуют монолитного целого, но, возможно, это тоже одно из свойств славянской души. В любом случае, общее происхождение тоже неправильно было бы игнорировать, и самой большой и плодоносной ветвью, которую породил славянский корень, является опять-таки Россия. Она настолько велика и крепка, что невольно сплачивает все остальное славянство. Так что и с этой стороны естественно, что сербы любят русских.
Третья, самая загадочная причина — наша общая характерная черта: мы не смиряемся с неправдой, оккупацией и рабством. Как и почему, объяснить трудно. Не смиряемся и точка. В любом мировом раздоре мы всегда были по одну сторону. И если однажды опять случится общемировой катаклизм, нет сомнений в том, что сербы и русские снова будут вместе и будут, как всегда, по одну сторону.
Все это не дифирамбы и не идеализация русского и сербского народа, а моя собственная попытка объяснить самому себе «силу магнетизма», с которой Россия привлекает многих людей и в особенности сербов. Вообще, если уж речь зашла об идеализации, лучше всего здесь процитировать покойного батюшку Василия Тарасева, многие годы бывшего настоятелем русской православной церкви в Белграде. В начале 90-х я был одним из тех поклонников Сербии, которых он привез в Россию, и по пути из аэропорта в Москву сказал нам: «Мы приехали сюда посетить Алешу Карамазова, но не удивляйтесь, если столкнетесь со Смердяковым. Он тоже русский». Воистину золотые слова! Но глупо основывать свое отношение к русским, судя пусть даже по средним представителям этого народа, с которыми мы были знакомы, или о которых слышали, а уж тем более — по самым худшим. Кстати, то же касается и нас, ведь и у сербов есть свои посредственности и свои смердяковы. Если идеализировать всех представителей одного народа, неизбежно рано или поздно постигнет разочарование. Но, возможно, это замечание излишне, потому что, вероятно, оно само собой подразумевается.
Важно другое. Россию невозможно хорошо узнать без русского языка. По крайней мере не в том контексте, о котором здесь идет речь. Каким бы хорошим ни был перевод Негоша на русский язык, там нет и следа того Негоша, которого мы знаем и чувствуем. То же самое — познание России без русского языка. Двери в тот «другой мир» лишь слегка приоткрыты. Изучая язык и «поглощая» шедевры русского народа на языке оригинала, мы широко открываем эти двери, а со временем и устраняем преграды, то есть становимся частью намного большего и богатого духовного пространства, конца и края которого не видно.
