Когда два года назад Гарри Каспаров, чемпион по шахматам, ставший политическим диссидентом, предупреждал, что Владимир Путин стремится подорвать либеральную демократию — не только в соседних с Россией странах, но и на всем Западе — многие сочли эти заявления странными. Теперь, когда Россия сумела взломать серверы Национального комитета демократической партии и принялась распространять фальшивые новости в промышленных масштабах, его слова начинают выглядеть пророческими.
Впрочем, полностью очевиден масштаб происходящего стал лишь в последние недели, благодаря журналистам, опубликовавшим десятки материалов о вмешательстве России в демократические процессы.
Американская пресса по понятным причинам фокусируется в первую очередь на странных связях между Кремлем и Белым домом Дональда Трампа. Поэтому здесь редко замечают, что Россия, кроме этого:
— Активно поддерживает ультраправую популистку Марин Ле Пен (Marine Le Pen), победа которой на предстоящих президентских выборах во Франции будет угрожать самому существованию Европейского Союза.
— Злонамеренно распространяет клевету в отношении главного соперника Ле Пен Эммануэля Макрона (Emmanuel Macron).
— Утверждает, что канадский министр иностранных дел и Христя Фриланд (Chrystia Freeland), откровенно критически настроенная по отношению к Путину, питает к России наследственную нелюбовь.
— Устанавливает тесные связи с «Альтернативой для Германии» — антимусульманской и антиамериканской партией, временами проявляющей интерес к нацистскому наследию. («Большая проблема заключается в том, что Гитлера изображают абсолютным злом», — заявил недавно Wall Street Journal один из ее видных представителей.)
— Пытается подставить власти европейских стран, которые приняли большое количество беженцев, распространяя выдумки о преступлениях, совершенных вновь прибывшими, и даже предлагала молодежи в проблемном стокгольмском пригороде деньги за устройство беспорядков «на камеру».
— Оказывает помощь любым партиям, готовым исполнять волю Москвы. Скажем, в Италии путинская партия «Единая Россия» подписала соглашение о сотрудничестве с ультраправой «Северной лигой» и одновременно начала переговоры о таком же соглашении с формально левым движением «Пять звезд».
«Российские чиновники шокированы тем, что их план по делегитимации западных демократий осуществляется намного быстрее, чем предполагалось», — пошутил недавно сайт Onion. Шутка получилась действительно смешная. Однако пугающая реальность заключается в том, что Россию нисколько не смущают собственные успехи. Напротив, они ее только подстегивают. После впечатляющей победы в Соединенных Штатах Москва удвоила усилия по подрыву демократии на всем пространстве от Канады до Хорватии и от Греции до Швеции.
Напротив, причины нынешнего столкновения выглядят намного менее глубокими. Легитимность путинского правления никак не зависит от экспорта путинского типа коррупционного капитализма в другие страны. Экономических выгод смена режима в других странах Путину тоже не дает. Более того, пока он уважал суверенитет соседних стран, Германия и Соединенные Штаты вполне охотно торговали с Россией, несмотря на то, что режим Путина становился все более клептократическим.
Таким образом, у Путина, казалось бы, мало причин тратить сокращающиеся ресурсы своей страны на мировую борьбу с либеральной демократией. В связи с этим возникает искушение счесть его выходки всего лишь отчаянным блефом. Но думать так было бы ошибкой. Какой бы нелепой ни выглядела эта картина воспроизводящейся в голове российского лидера идеологической конфронтации между Востоком и Западом, Путин, похоже, в самом деле, убежден, что Россия может процветать только в том случае, если либеральная демократия потерпит крах.
Дело не только в том, что Путин, как отмечали многие, считает распад Советского Союза «крупнейшей геополитической катастрофой» 20 века. И даже не в том, что, как писал Джошуа Китинг (Joshua Keating), он сильно обижен на Запад и теперь стремится к мести. Важнее те широкие выводы, которые он делает из этих двух предпосылок.
По его мнению, Россия может вернуть себе былую мощь, только создав надежную и обширную сферу влияния, что невозможно, пока соседние государства — например, Грузия и Украина — могут сами определять свою судьбу. Вдобавок, он уверен, что Россия не будет пользоваться подлинным уважением других стран, если она останется автократической аномалией в окружении демократических стран.
Соответственно, ответ на вопрос о том, насколько рационально действует Путин, зависит от того, что мы будем считать рациональными целями. Если мы предположим, что он просто хочет укрепить свою власть и российскую экономику, его действия будут выглядеть неразумными. Но если мы будем понимать, что он пытается превратить Россию в первостепенную державу, внушающую страх врагам и служащую вассалам предметом для подражания, мы увидим, что он блестяще разыгрывает те посредственные карты, которые он получил при раздаче.
Итак, что же могут сделать либеральные демократии, чтобы защититься от той скоординированной атаки, которую начала Москва?
Первый шаг предполагает, что западные демократические страны должны начать относиться к угрозе, которую представляют для них новые, тайные формы войны, серьезнее, чем они привыкли. Особенно показательным примером постыдного благодушия в этом контексте выглядят американские законодатели-республиканцы, изображающие из себя «ястребов» в вопросах национальной безопасности, но игнорирующие масштаб вмешательства иностранной державы в прошлогодние президентские выборы.
Впрочем, другие страны недалеко от этого ушли. Скажем, в Германии мало кто в курсе, что сервера Бундестага уже были взломаны и что в преддверии предстоящих этой осенью национальных выборов страну тоже могут ждать информационные «сливы». Отчасти именно из-за этой неосведомленности попытки укрепить германскую кибероборону продвигаются крайне медленно.
Второй шаг — закрыть все законные каналы, по которым иностранные державы могут влиять на западную политику. У Соединенных Штатов с давних пор есть жесткие законы, запрещающие иностранцам давать деньги американским партиям и кандидатам. Например, я, пока в этом месяце не получил американское гражданство, не имел права жертвовать на политические кампании.
В это трудно поверить, но в таких европейских странах, как Германия и Франция, подобных законов нет. В результате Россия на законном основании может оказывать финансовую поддержку местным популистам — левым и правым, — готовым с ней сотрудничать. Чтобы закрыть эту лазейку, необходима только политическая воля, но пока ее никто не проявлял.
В качестве третьего шага мы должны признать, что для успешного противостояния новым формам дезинформации нам потребуется задействовать учителей и людей искусства, а не только политиков и корпорации. Во времена холодной войны страны Северной Америки и Западной Европы отвечали на брошенные либеральной демократии идеологические вызовы, вкладывая реальные средства в гражданское воспитание. Они старались объяснять людям ценность наших политических систем. Школы и университеты понимали, что важная часть их миссии — воспитывать граждан, разбирающихся в политических вопросах и готовых защищать свои свободы.
Сейчас это понимание размылось. Большинство школ и университетов слишком фокусируются на подготовке учащихся к успешной карьере и из-за этого забыли о более широкой задаче воспитания ответственных граждан. Как почти десять лет назад указывали конгрессмен Ли Гамильтон (Lee Hamilton) и судья Верховного суда Сандра Дэй О'Коннор (Sandra Day O'Connor), «гражданское воспитание продолжает приходить в упадок из-за возросшей важности рубежных экзаменов и из-за акцента, который школьные реформы делают на грамотности и математике. Слишком многие из молодых людей сейчас просто не понимают, как работает наша политическая система».
Четвертый — связанный с третьим — шаг требует от писателей и ученых переосмыслить свою роль в обществе. Нам долгое время нравилось считать себя критически настроенной интеллигенцией, главная задача которой — указывать на окружающие несправедливости и деконструировать основополагающие нарративы о ценностях Просвещения и гении Отцов-основателей. Разумеется, критика по-прежнему остается важной вещью. Не имеет смысла отрицать, что реалии либеральных демократий в разных странах мира часто не соответствовали просвещенным ценностям, на которых основано либерально-демократическое государственное устройство. Однако в наше опасное время писатели и интеллектуалы больше не вправе предаваться псевдорадикальному позерству и ограничиваться критикой мировой несправедливости. Напротив настоящая интеллектуальная храбрость сейчас требует от нас искать слова, способные объяснить, почему либеральная демократия заслуживает сохранения и как можно исправить ее недостатки.
Это не первый раз, когда Кремль пытается дестабилизировать западные демократии. Еще в 1946 году Джордж Кеннан (George Kennan) предсказывал в «Длинной телеграмме», что Москва будет использовать радикальные политические партии для «давления на правительства капиталистических стран в советских интересах» и одновременно станет вести «беспощадную борьбу» против умеренных лидеров.
В те времена умеренные лидеры верили, что свободу нужно защищать, и неустанно трудились, чтобы оградить свои страны от советских поползновений. Однако, кроме этого, они смогли добиться еще более важного результата. Они обеспечили своим согражданам ощутимое повышение стандартов жизни и надежду на будущее. В послевоенную эпоху экономика быстро росла, широкие круги населения наслаждались плодами прогресса и людям казалось, что совсем скоро будет достигнуто еще большее благополучие. Благодаря этому у подавляющего большинства граждан выработалась глубокая приверженность демократическим институтам. В итоге организовывавшиеся Кремлем кампании по инфильтрации и дезинформации оказывались безуспешными.
Чтобы помешать очередным попыткам Кремля подорвать демократию, политическим лидерам необходимо осознавать новые риски, характерные для 21 века. Однако даже в эту новую эпоху, бывает крайне полезно изучать старые рецепты успеха. Для охраны нашей свободы нам нужно научиться лучше объяснять, почему либеральная демократия стоит того, чтобы ее сохранять. Кроме этого нам также следует признать, что более честное распределение плодов экономического роста требуется не только для социальной справедливости, но и для политической стабильности.
