Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Французская кампания заблудилась в России

© AFP 2017 / Eliot BlondetУчастники предвыборных дебатов на французском телеканале TF1 (слева направо): Франсуа Фийон, Эммануэль Макрон, Жан-Люк Меланшон, Марин Ле Пен и Бенуа Амон . 20 марта 2017
Участники предвыборных дебатов на французском телеканале TF1 (слева направо): Франсуа Фийон, Эммануэль Макрон, Жан-Люк Меланшон, Марин Ле Пен и Бенуа Амон . 20 марта 2017
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Стремление Запада унизить и развалить Россию после 1991 года — миф. Что касается границ, стоит напомнить, что Россия не сделала их для себя приоритетным вопросом и добровольно подтвердила их в последовавшие за окончанием холодной войны годы. Границы были спящим вопросом, который всплыл на поверхность лишь потому, что отвечал националистическим планам Владимира Путина.

«Я хочу быть президентом, выступающим за мир, и провести конференцию по безопасности от Атлантики до Урала. Необходимо вновь обсудить все оставшиеся от Советского Союза границы. Лучше говорить, а не бряцать оружием в сторону России», — заявил Жан-Люк Меланшон на дебатах трех основных кандидатов 20 марта.


Франсуа Фийон одобрил это и добавил: «Мы сами меняли границы. [«Но не силой!» — перебил его журналист]. Вовсе нет, взять хотя бы Косово. Раз мы — Запад, то считаем себя вправе делать все, что угодно, вторгаться в Ирак, устанавливать свой порядок в целом регионе, потому что мы — борцы за свободу. Существует один основополагающий принцип — право народов на самоопределение. Существуют границы, которые были прочерчены совершенно неприемлемым для народов образом. И мы не можем противиться обсуждению этих вопросов».


После заявления Бенуа Амона о том, что «вопрос границ — самый чувствительный из всех», Меланшон подчеркнул в стремлении уточнить свое предложение о конференции: «Нужно заново обсудить все границы. Границы между Россией и Украиной — после Крыма или до него? Лично я не знаю. Это нужно обсудить».


Марин Ле Пен не брала слово на этом этапе дебатов, однако ее позиции по данным вопросам и так прекрасно известны. 3 января она заявила BFM: «Я не считаю, что там была нелегальная аннексия. Прошел референдум, и жители Крыма выразили желание присоединиться к России». Эти слова (она повторила в интервью «Известиям» 17 января) стали продолжением традиционного положительного отношения лидера Национального фронта к России. Так, например, в пресс-релизе партии от 17 июля 2014 года после падения рейса Malaysia Airlines на востоке Украины, звучит призыв воздержаться от поспешных выводов, «обвиняя сепаратистов и даже Россию и полностью снимая ответственность с украинской армии».


На встрече с Владимиром Путиным в Москве 24 марта она сделала такое заявление: «Мы не верим в дипломатию угроз, санкций и шантажа, которую Европейский Союз, к сожалению, все активнее проводит в отношении Российской Федерации и своих собственных членов». Кроме того, она повторила свою «точку зрения об Украине, которая совпадает с мнением России».


Подведем итоги. Три из пяти основных кандидатов в президенты Франции считают, что у поведения России на международной арене и напряженности вокруг нее есть два объяснения. Первое — это двойные стандарты Запада по отношению к ней. Второе — проблема границ между Россией и соседями, которые следовало бы пересмотреть по окончанию холодной войны: Запад не стал этого делать, хотя не отказал себе в этом, когда ему это было выгодно, «например» в Косове, как отметил Фийон. Кроме того, когда один из кандидатов предлагает конференцию от Атлантики до Урала, то есть без американцев, лишь один из них (Бенуа Амон) оспаривает идею в ходе дебатов при том, что ее одобряет даже кандидат от умеренных правых.


Предложение Жана-Люка Меланшона вряд ли даст что-то на практике: идея конференции по пересмотру границ несерьезна, поскольку все государства, в ущерб которым это может пройти, откажутся участвовать в ней. Это потенциально касается всех соседей России и в первую очередь Украины, Молдавии, Прибалтики, Грузии и Азербайджана. Если, конечно, мы не поставим под сомнение ряд приобретений Сталина во время и после Второй мировой и не позволим Румынии затребовать себе Северную Буковину, Финляндии — Карелию, а Германии — Калининград (не думаю, что Меланшон имел это в виду). Кроме того, известные своим серьезным подходом к дипломатии россияне сами никогда бы не приняли такое предложение, которое выставило бы их нарушителями европейского спокойствия, разозлило соседей и объединило их против Москвы.


Эта экстравагантная идея заслуживает упоминания лишь с учетом того, на что она проливает свет: «провинциализацию» дебатов по внешней политике во Франции и особенность нашей страны, которая выделяется в Европе избыточной, плохо информированной и сбившейся с пути русофилией.


Что касается первого момента, даже те, кто, как и автор этих строк, считают, что Запад наделал ошибок в отношении России после холодной войны и что расширение НАТО было опасным, особенно на фоне безответственного намека Украине и Грузии на перспективы вступления, знают, что эти просчеты (по счастью, они были исправлены после 2008 года) уравновешиваются другими фактами: сдержанное поведение Запада на фоне распада СССР (он предпочел, чтобы тот остался единым), благосклонное отношение к России как к преемнице Союза, поддержка Бориса Ельцина, в частности в войне в Чечне, в отношениях с Украиной и во время кризиса 1997 года.


Стремление Запада унизить и развалить Россию после 1991 года — миф. Что касается границ, стоит напомнить, что Россия не сделала их для себя приоритетным вопросом и добровольно подтвердила их в последовавшие за окончанием холодной войны годы (главной задачей для нее было подтверждение территориального статус-кво и в частности отношений с Германией). Границы были спящим вопросом, который всплыл на поверхность лишь потому, что отвечал националистическим планам Владимира Путина. Если мы хотим улучшить отношения с Россией, перед нами встает множество вопросов, однако границы, наверное, последний из них, и подняли его только во Франции на дебатах 20 марта.


По факту, (именно в этом заключается второй момент) между Францией и Россией существует давняя и особая близость, которую усиливают личные качества некоторых кандидатов. Во Франции имеется двойственная русофильская позиция, как со стороны голлистов, так и коммунистов, наследниками которых сегодня можно представить Франсуа Фийона и Жана-Люка Меланшона.


В то же время каждый привносит в нее что-то свое. Фийон разыгрывает верность Филиппу Сегену (Philippe Séguin), который крепко держался за франко-российский альянс, даже в ходе самых своих неоднозначных выступлений, как в декабре 1994 года, и опыт сотрудничества с Владимиром Путиным в бытность их обоих премьерами (их общение явно приносило Фийону удовлетворение, особенно по контрасту с той малозначительной ролью, которую оставил ему Николя Саркози).


У Жана-Люка Меланшона русофилия обогащается восхищением цивилизаторским империализмом: он прославляет то, что гранды (понятное дело, за исключением США) приносят подчиняемым малым народам, как, например, Китай, который он прославляет за принесенное в Тибет просвещение и всеобщие ценности.


Кроме того, на ум приходит его высказывание о Литве в контексте референдума по европейской конституции в 2005 году. Ему тогда напомнили, что Европа приняла литовцев. «Да пусть они катятся куда подальше! Литовцы? Ты вот много знаешь о литовцах? Лично я не видел ни одного!» Впоследствии он привел неточные данные о том, что литовские власти отказали в гражданстве 400 000 представителей русскоязычного меньшинства и начали выплачивать пенсии ветеранам СС (все жители независимой Литвы получили гражданство, причем в стране не существовало отрядов СС, в отличие от Латвии).


Наконец, у Марин Ле Пен русофилия упирается на идеологические корни, которые уходят не в коммунизм или голлизм, а культ лидера и сильного режима (она связывает и то и другое с Владимиром Путиным). В геополитическом плане Марин Ле Пен выступает за выход из НАТО, как и Жан-Люк Меланшон, а также стремится к стратегическому альянсу с Россией и «панъевропейскому союзу суверенных государств с участием Швейцарии и России», который должен заменить ЕС.


Таким образом, благосклонное отношение трех кандидатов к России имеет разные корни, однако все они считают, что Запад плохо обращался с Москвой, и хотят сближения Парижа с ней, в частности по сирийскому вопросу. Как заявил Франсуа Фийон 20 марта, «французская политика против «Исламского государства» (запрещенная в России террористическая организация — прим.ред.) обернулась провалом. Мы оставили России и Ирану свободу действий, хотя должны были бы вести эту борьбу вместе с ними».


Бенуа Амон и Эммануэль Макрон придерживаются иного мнения. Первый — единственный из всех, кто поддерживает вызывавший ухудшение отношений с Россией дипломатический курс нынешнего президента. Второй тоже критически отзывается о равнении на позиции России. «В отличие от вас, я не стремлюсь к пактам с Владимиром Путиным», — сказал он Ле Пен 20 марта. В интервью Libération 24 марта он занял еще более четкую линию: «В этом одно из моих главных разногласий с Ле Пен, Фийоном и Меланшоном: их восхищение Россией под руководством Путина губительно. С Москвой, безусловно, нужно вести диалог, чтобы обеспечить стабильность на Ближнем Востоке. Тем не менее не следует забывать, что она собой представляет, и чем занимается, природу ее режима».


Как бы то ни было, Макрон отмечает больше нюансов в предложениях о политике в адрес России по сравнению с Франсуа Олландом: «Я не согласен с некоторыми по интервенционизму. Независимость в Европе нужна для того, чтобы не слиться с остальными, укрепить партнеров. Я за политику доверия и ответственности, потому что наша история — вековая история. Мы вместе строили мир во всем мире с помощью экономических альянсов, иногда и Россией».


На сайте «Вперед!» мы видим поддержку диалога с Россией и постепенного снятия санкций на определенных условиях. Наконец, по Сирии Макрон считает ошибкой ставить уход Башара Асада предварительным условием и подчеркивает необходимость сотрудничества с Россией для урегулирования кризиса.


Позиции кандидатов по России были относительно стабильными и, честно говоря, не слишком заметными до американских ударов по сирийской базе в ответ на химическую атаку с применением зарина 6 апреля. От наиболее благосклонно настроенных к Москве кандидатов мы услышали осуждение (Меланшон), удивление (Ле Пен) и скептицизм («понятно, но опасно», Фийон) по поводу американской инициативы.


Жан-Люк Меланшон переделал франко-немецкий пресс-релиз с поддержкой американских ударов («Башар Асад несет всю ответственность за эти события. Его нескончаемое применение химического оружия и массовые преступления не могут остаться безнаказанными») в «твит»: «Олланд и Меркель несут всю ответственность за то, что дали Трампу единоличное право наносить удары по кому угодно и когда угодно» (как будто они действительно могли предоставить президенту США какое-то право в сфере применения силы!).


У Марин Ле Пен, чья близость к Путину и Башару Асаду, поддержка Трампа и враждебность к НАТО до того момента подкреплялись стремлением к сотрудничеству Путина и Трампа и изоляционизмом последнего, явно просматривалось замешательство. Американские удары, предупреждение в адрес Путина, реакция на преступление Асада, признак активности Трампа во внешней политике — все это стало ударом по ее расчетам.


Положение Франсуа Фийона проще, потому что в отличие от Марин Ле Пен он не защищал Дональда Трампа. В любом случае, он дистанцировался от американской операции, возможно, в стремлении избежать «равнения на США», которое кажется ему главным грехом внешней политики Франсуа Олланда. Он опасается, что американские удары могут помешать формированию единого фронта с Россией, к которому он призывает в сирийском вопросе, и привести к российско-американской конфронтации.


Ален Жюппе (Alain Juppé, «Сторонники реальной политики все еще будут утверждать нам, что режим Башара Асада — нормальный партнер?», — заявил он после химической атаки) поддержал американскую операцию, как и большинство республиканцев. Франсуа Фийон отверг очевидный вывод о том, что карт-бланш Асаду на действия в Сирии вряд ли подтолкнет Россию к сотрудничеству, и выделился своим мнением на фоне собственного лагеря и европейских партнеров Франции, что указывает на прочность его убеждений относительно России.


Бенуа Амон выразил безусловную поддержку американской операции и предложил «всем, кто оправдывают Путина, пересмотреть свои взгляды». Эммануэль Макрон довольствовался тем, что «отметил для себя» американскую операцию. В эфире France 2 (сразу же после химической атаки) он высказался за международные действия против Асада под эгидой ООН с участием Франции (при этом он не объяснил, как можно убедить в ее необходимости Россию, которая не разделяет «наши ценности и наши предпочтения»). В отличие от Франсуа Фийона и Бенуа Амона он явно не горит желанием как-то подставляться в этом вопросе.


В целом, самая дальновидная позиция по России принадлежит Бенуа Амону, самому маленькому из «больших кандидатов», которого сейчас бросает собственный электорат. Здесь он решил разорвать пакт о ненападении с Жаном-Люком Меланшоном, однако тут встает вопрос о целесообразности такого шага, потому что жесткость по отношению к России едва ли намного популярнее у избирателей.


Как бы то ни было, его слова нельзя не одобрить: «Когда беседуешь с Путиным, лучше прийти с аргументами». Иначе говоря, нам нужно пытаться наладить отношения с Россией, однако происходить это должно не только на основании доброй воли или признания настоящих или выдуманных ошибок прошлого, но и с опорой на силу, которая заставит Россию принять во внимание нашу точку зрения.


Возможно, удары Трампа в Сирии поспособствуют этому. И, кто знает, быть может, заявляющие о своем реализме кандидаты заплатят политическую цену за то, что во имя стремления к сотрудничеству с Россией демонстрировали одну лишь открытость и воздержались от проявлений жесткости, без которых у Владимира Путина не будет ни малейших причин сотрудничать с нами.