«Чего ты заводишься, у него просто другая точка зрения. Он просто хочет мира. Он просто скептик. Вам нужно с ним поговорить». На самом деле, не нужно.
Когда-то давно я верил в компромиссы. Считал, что люди исходят из рационального. А потом ко мне в Крым приехала российская армия. Следом она приехала на Донбасс и стала понемногу расстреливать мои иллюзии.
Оказалось, что вся постсоветская дискуссия была не о том, какой Украине быть — нейтральной, пророссийской или прозападной. Она была о том, быть Украине или не быть. И оказалось, что нейтральность — это лишь промежуточная стадия для того, чтобы она стала «российской».
Я не случайно пишу это слово в кавычках. Потому что Донбасс доказал — мечтать о России вовсе не означает получить Россию. После полуострова пророссийский обыватель еще имел основания верить в «крымский сценарий» — когда чужая армия малой кровью приносит тебе рублевые пенсии. Но после того, как восток Украины превратился в Сомали, верить в компромиссы с РФ может либо идиот, либо провокатор.
Мы 23 года жили в пограничье и внеблоковости. Мы из года в год договаривались с Москвой и шли на компромиссы. Но проблема в том, что любой компромисс недостаточен для Кремля. Ему нужен буфер, а как будет выглядеть судьба жителей этого буфера — ему не важно. Судьба Донбасса — тому иллюстрация.
Иногда история перестает быть гуманитарной наукой, а становится точной. Три больше двух. Семью семь — сорок девять. Нет смысла вступать в дискуссии с теми, кто утверждает обратное. Некоторые идеи токсичны. Некоторые люди никогда не позврослеют. Реальный возраст значения не имеет.
У них могут быть разные мотивы. Кто-то, устав от ответственности, хочет сильной руки. Кто-то ностальгирует по молодости и эрекции. Кто-то верит в «прогнивший запад» или скучает по номенклатурному статусу. Но ни одна из форм ностальгии по прошлому не имеет смысла, если она уничтожает будущее.
И вопрос даже не к люмпенам — они неизбывны как осадки. Вопрос к тем, кто всерьез предлагает мне вести с ними переговоры. Кто считает их точку зрения равноценной. Кто пытается легитимизировать ее на уровне публичной дискуссии.
И не важно, чем они руководствуются. Кто-то, возможно, верит в левую идею, призывающую защищать слабых, забывая о том, что за спиной этого меньшинства стоит одна седьмая часть суши. Кто-то, вероятно, так долго обслуживал российских сателлитов, что отрезал себе иные пути к трудоустройству. Кто-то и сейчас берет деньги у России. Кто-то — просто дурак.
Дискуссия невозможна, как невозможен компромисс между онкологом и шарлатаном. Победа одного приведет к выживанию организма. Победа другого — к некрологу. Тот, кто считает землю плоской, юридически равен тому, кто знает про гелиоцентричность. Но никому не придет в голову сталкивать их в ток-шоу для сверки аргументов. И уж тем более — отправить адепта слонов и черепахи преподавать в школу.
Война резко сужает пространство допустимого. Дискуссия об украинском будущем была возможна до Крыма и Донбасса — все те годы, пока Москва и Брюссель конкурировали за Киев. Теперь дискуссии нет. Либо вы сопротивляетесь агрессору, либо не считаете его агрессором. Но тогда будет уместнее поступить как Анатолий Вассерман.
Который уехал.
