В новом четырехсерийном документальном фильме Оливера Стоуна (Oliver Stone) «Интервью с Путиным» есть как минимум один действительно искренний момент. Когда Путин показывает Стоуну снятые с воздуха кадры с бензовозами ИГ (запрещенной в России террористической организации — прим.ред.), везущими нефть из Сирии в Турцию, Стоун его спрашивает, почему бы Путину с президентом Турции Эрдоганом просто не встретиться друг с другом и не развеять взаимное недоверие. Путин, удивленный этим предложением, разражается смехом.
Однако большая часть их бесед показательна совсем в другом смысле. Когда во второй серии Путин говорит Стоуну, что президентская резиденция находится в 20 минутах езды от Кремля, он забывает добавить, что так быстро он добирается только благодаря тому, что полиция расчищает ему путь, перекрывая движение, и что президентский кортеж может нестись по городу со скоростью 80 миль в час. И то же самое относится почти ко всем словам Путина в этом фильме. В лучшем случае каждая его фраза требует абзаца примечаний, объясняющих, какие именно факты российский президент оставил за скобками. В худшем случае факты в принципе не принимаются во внимание. Вот хороший пример: «У нас сотни телевизионных компаний и радиокомпаний. Государство их вообще никак не контролирует». Или вот еще: «Мы никогда не вмешиваемся во внутриполитические процессы других стран».
Зачем Путину все это говорить? Разумеется, он не ждет, что ему поверят, хотя это тоже было бы неплохо. Он не обязан поддерживать никакую идеологию, как это приходилось делать советским руководителям, вынужденным врать обо всем подряд. Власть Путина абсолютна, и он может говорить все, что ему заблагорассудится. Никого в России не шокировала бы информация о том, что государство контролирует СМИ или о том, что Москва запугивает и дестабилизирует правительства других стран.
Для Путина ложь — это демонстрация силы. Только сильным ложь сходит с рук. И чем наглее эта ложь, тем лучше видно, что собеседник не может или не осмеливается возразить.
Легко понять, почему Стоун мирится с тем, что ему лгут. Ему нужно хорошее отношение Путина, чтобы снимать фильм. Труднее вопрос о том, почему Путин уделил Стоуну столько времени, учитывая, что у него вообще-то есть страна, которой нужно управлять.
Можно предположить, что Путину нравилось общество Стоуна — как минимум, на первых порах. Путин, похоже, питает слабость к брутальным стареющим здоровякам (вспомним Жерара Депардье (Gerard Depardieu) и Стивена Сигала (Steven Seagal)). Вероятно, дело в том, что они максимально непохожи на него самого — аккуратного, подтянутого, отутюженного. Возможно, также Путин искренне надеялся узнать в процессе разговоров что-нибудь новое. Ведь благоразумный автократ всегда должен быть открыт для новых идей, позволяющих увеличить его власть и богатство.
Однако Стоуну нечего ему предложить, и в течение трех из четырех интервью Путину остается только рисоваться. В последнем интервью, когда опасность потерять доступ перестала быть такой грозной, Стоун демонстративно наседает на Путина с вопросами о том, вмешивались ли российские хакеры в американские выборы 2016 года, и Путин подыгрывает ему, делая несколько сердитый вид. Однако всерьез это его явно не задевает — он получает столько же времени, чтобы вволю порассуждать, как США годами вмешивались в российские выборы, финансируя оппозиционные движения.
Путин умеет говорить убедительно. Его доводы абсолютно логичны — если исходить из его идеи о том, что Россия всегда желает только добра. Не стоит забывать и о том, насколько детально он владеет материалом. Во всем, что касается России, Путин, возможно, — самый информированный человек в мире. Еще бы. Ему ведь нужно знать факты, чтобы от них отклоняться.
В ответ на неуклюжие расспросы Стоуна Путин бодро рассказывает, как работает российский Центральный банк, объясняет, что такое Договор об ограничении систем противоракетной обороны, излагает краткую историю развития российского ядерного оружия, делится сравнительной статистикой по национальным оборонным расходам в мире и едва не переходит к разговору о том, как отапливается Кремль — но, к счастью, что-то его отвлекает.
Никаких неудобных вопросов не звучит. Стоуна не интересуют ни злоупотребления во время чеченских войн, ни обстоятельства гибели самолета Malaysian Airlines, пролетавшего в июле 2014 года над пророссийской восточной Украиной, ни четыре взрыва жилых домов в трех российских городах в 1999 году, серьезно способствовавшие приходу Путина на президентский пост. (Review в 2012 году писал об основаниях подозревать власти в причастности к этим терактам.) Вопрос о личном состоянии Путина поднимается в крайне вежливой форме, и президент с улыбкой опровергает все подозрения.
Полноценных разногласий между Путиным и Стоуном нет, и интервью зачастую выглядят несколько затянутыми (если эти четыре часа были нарезаны из записей длиной в 19 часов, что же осталось за кадром?), хотя никогда не бывают абсолютно неинтересными. В награду за сервильность Стоун получил то, что в Кремле называют «доступом к телу», на беспрецедентном для западного интервьюера уровне. Кто раньше знал, что у Путина есть личная часовня? Или три офиса в одном только Кремле?
В фильме с замечательным мастерством используются архивные съемки. Отрывок из телевизионного выступления, в котором Борис Ельцин в последний день 1999 года объявлял о своей отставке, буквально невыносимо видеть. Ельцин с трудом, произнося слова, заявляет россиянам, что он уходит. Он хрипит и сопит. Уже один вид этой трясущейся человеческой развалины вполне объясняет, почему российский народ с таким облегчением принял Владимира Путина. Новый президент хотя бы был способен самостоятельно передвигаться и связно говорить.
Сравнивать «Интервью с Путиным» с интервью Фроста с Никсоном 1977 года абсолютно неуместно. Если Фрост стремился добиться от Никсона признания вины в «Уотергейте», то Стоун, похоже, не хочет добиться от Путина ничего особенного. Мало того, большую часть времени Стоун выглядит плохо подготовленным и охотно позволяет Путину лидировать.
Впрочем, справедливости ради, вряд ли подготовка могла бы помочь обсуждать с Путиным его работу, потому что никто за пределами российской верхушки толком не представляет себе, как проходит день Владимира Путина и как именно функционирует механизм его власти. Как маленький человек с начищенными ботинками заставляет трепетать перед собой страну со 144-миллионным населением? Когда Путин приглашает Стоуна присутствовать при его — как он утверждает — ежедневном общении по видеосвязи с региональными чиновниками и представителями Министерства обороны, невозможно сказать, был ли этот обмен безликими фразами об отсутствии дорожных пробок в Уральском федеральном округе постановкой или именно так обычно и осуществляется управление Россией.
В своих интервью Стоуну Путину почти все время посылает Соединенным Штатам примирительные сигналы, что и сам Стоун позднее подчеркнул в беседе со Стивеном Солбертом (Stephen Colbert). Путин хвалит Барака Обаму, Джона Маккейна (John McCain) и других американских политиков. Он все время говорит о потенциальном «партнерстве». Его тон — намного теплее, чем можно было бы ожидать, если вспомнить, какими были отношения между Россией и Америкой в период, когда записывались интервью, то есть с июля 2015 года по февраль 2017 года. Это был самый разгар напряженности после бегства Эдварда Сноудена (Edward Snowden) в Москву и на фоне череды кризисов на Украине, один из которых был связан с российской аннексией Крыма. К тому же в этом время набирал силу скандал вокруг звучащих в адрес России обвинений в попытках повлиять на выборы с помощью кибератак.
Беседуя со Стоуном, Путин мог бы угрожать и обвинять, как он это умеет делать. Вместо этого мы в основном видим «симпатичного Путина» — адекватного и конструктивно настроенного, пусть и несколько обиженного тем, что за пределами России его никто не понимает. Основная идея его речей сводится примерно к следующему: «Я — разумный человек, вот моя позиция, согласитесь с ней, и мы сможем сотрудничать».
С точки зрения «симпатичного Путина», мировые проблемы связаны не со злой волей, а с ошибками. Он говорит, что Америка ошибалась, когда взялась за длительную оккупацию Афганистана и когда поддержала «арабскую весну». Европа ошибается, когда боится России, потому что она путает Россию с Советским Союзом. Даже Россия когда-то ошибалась — в прошлом, до Путина. И только Россия сейчас не ошибается.
Со временем значимость «Интервью с Путиным», вероятно, возрастет — это все-таки крайне редкий случай, когда один из изменивших мир лидеров так долго говорит с интервьюером. Однако непосредственно сейчас его эффект серьезно ослабляют события последнего года. В конце концов, большая часть фильма происходит в мире, где президент США — Барак Обама, его преемником, скорее всего, станет Хиллари Клинтон, а шум вокруг российского вмешательства в американские выборы только начинает подниматься. Президент Трамп появляется только в четвертой — последней — серии, причем в качестве неизвестной величины.
Разумеется, многое изменилось не только в Америке. Если бы Стоун приехал в Кремль на пошлой неделе, ему пришлось бы пробираться мимо крупнейших за последние годы антипутинских демонстраций под руководством борца с коррупцией Алексея Навального (в Review о них писала 14 июня Маша Гессен). Для Стоуна Путин — по-прежнему тот чудотворец, который привел Россию в порядок после ельцинской разрухи. Однако в течение большей части последнего десятилетия российскую экономику подтачивали снижение нефтяных цен и совокупное воздействие коррупции и кумовства. Успехи Навального явно показывают, что Путин достаточно надоел россиянам, чтобы возникла возможность бросить ему реальный политический вызов. Или, по крайней мере, что такая возможность могла бы возникнуть, если бы Путин не контролировал политический процесс и если бы наиболее упорные критики Путина не имели странной привычки внезапно умирать.
В фильме есть трогательный момент, когда Путин вспоминает, как в 1999 году он был назначен исполняющим обязанности премьер-министра. По его словам, тогда он думал об одном — о том, «куда спрятать детей». Дело в том, что Россия на тот момент напоминала и отчасти по-прежнему напоминает «клан Сопрано» в увеличенном масштабе. Противник, который мог убить тебя, но не тронул бы при этом твою семью, выглядел по тем временам образцом добропорядочности.
В 2001 году на концерте скрипача Вадима Репина в Московской консерватории я случайно оказался позади обеих дочерей Путина. Их выход — даже в окружении телохранителей — выглядел смело. В те дни еще возможно было возлагать хотя бы некоторые надежды на президента, который позволил своим дочерям отправиться в общественное место, чтобы послушать Бетховена.
