В июле 1941 года началось Смоленское сражение. Как правило, под ним подразумевают серию оборонительных действий и контрударов Красной армии, которые замедлили продвижение немецких войск. И хотя в итоге советским силам пришлось уступить, им удалось поколебать самоуверенность немцев, и некоторые историки считают, что впоследствии это сражение очень поспособствовало тому, что вермахт не взял Москву. Но, несмотря на все это, сражение под Смоленском относится к категории «забытых битв» на Восточном фронте.
В ту же категорию входят советские наступательные действия на Восточной Украине зимой 1942 — 1943 года, которые, однако, закончились поражением и принесли Красной армии большие потери. Не безынтересно то, что тогда бои велись именно в тех местах, где сегодня существуют две «народные республики» пророссийских сепаратистов, то есть на Донбассе. Сталин тогда очень переоценил силы Красной армии и втянул своих генералов в операцию, которая, как выяснилось впоследствии, стала последней крупной победой немцев на Востоке. Правда, во время этих боев случилось нечто, что могло иметь для дальнейшего хода войны по-настоящему фатальные последствия.
Первого мая 2017 года в российском издании «Коммерсантъ» была опубликована статья «Пять километров до Гитлера», которая получила большой резонанс, причем даже за границами России. Согласно статье, 20 февраля 1943 года нацистский фюрер находился в украинском городе Запорожье и покинул местный аэродром в тот момент, когда советские солдаты стояли всего в пяти километрах. Но в танках с красной звездой тогда закончилось топливо, а советские офицеры не знали о чрезвычайно ценной «добыче».
В «Коммерсанте» также написали, что сведения об этом примечательном эпизоде были получены из недавно рассекреченных документов, хранящихся в российских военных архивах. Звучит, конечно, крайне интересно, но проблема в том, что все это никакая не сенсация. Да, этот эпизод — в целом правда, просто он малоизвестен, да и, вероятно, тех самых «каких-то пяти километров» не было, и расстояние было несколько больше.
Да, однажды Гитлер действительно побывал в Запорожье, где совещался со своими генералами о ходе боев, и торопливо покинул этот город в момент, когда якобы уже была слышна пальба русских танков и артиллерии. Упоминания об этом эпизоде можно найти в некоторых книгах о боях того времени под Харьковом и на Донбассе, в частности в некоторых чешских трудах. Об этом писал даже сомнительный британский историк, отрицающий холокост, Дэвид Ирвинг. Так что об уникальных данных, которые «Коммерсантъ» раскопал в рассекреченных архивах, речи не идет.
Шумиха вокруг идеи о том, что Красная армия могла убить или взять в плен Гитлера на два года раньше, чем он умер на самом деле, конечно, понятна. То, что шум поднялся вокруг малоизвестного исторического факта, подтверждает довольно низкую осведомленность об этом этапе войны на Восточном фронте. Как с некоторой долей преувеличения заметил американский историк Дэвид Гланц, для многих на Западе Вторая мировая война на Восточном фронте — это всего лишь последовательность из четырех крупных сражений, которые можно найти в любом учебнике: Москва, Сталинград, Курск и Берлин.
Кстати, именно Гланц является автором термина «забытые битвы» и в своем литературном творчестве старается описать эти советско-немецкие сражения, о которых на Западе знают не так много. Гланц говорит, что причиной тому является языковой и политический барьер: большинство западных историков не владеют русским языком, поэтому полагаются в основном на немецкие источники. Сам Гланц хорошо знает язык Пушкина, поэтому ему нетрудно пользоваться русскими источниками.
Однако Гланц отнюдь не является лояльным русофилом. В своих книгах он нисколько не щадит Красную армию и ее командование, включая Жукова, которого принято превозносить. Кстати, в России медленно, но верно поднимается волна критики в адрес Жукова из-за его жестоких методов. Так или иначе Гланц познакомил западных читателей с так называемой операцией «Марс». Она проводилась в ноябре — декабре 1942 года под Ржевом, но в отличие он параллельной операции «Уран» (или боев под Сталинградом) закончилась для Красной армии и самого Жукова полным фиаско.
Книги Гланца нередко критикуют за то, что он пишет ненаучно и приводит цитаты, которые невозможно подтвердить архивными документами и другими источниками. Гланца упрекают и в том, что он пытается проследить ход мыслей исторических фигур. Точно такой же критике подвергается и другой автор, которого в определенной мере можно считать идейной противоположностью Гланца. Да, речь о Викторе Суворове, как сегодня себя именует Владимир Резун, бывший офицер советской военной разведки, который бежал на Запад и написал множество книг о советской военной истории, вызвавших ожесточенные споры.
Суворов популяризировал гипотезу о том, что летом 1941 года Красная армия планировала неожиданно напасть на немцев. Сокрушительные поражения, которые затем потерпели советские вооруженные силы, были просто следствием того, что с точки зрения обучения, тактики и вооружения армию готовили только к наступательной войне. Поэтому когда Красной армии внезапно пришлось обороняться, она оказалась на грани катастрофы. «Теория „Ледокола„», разработанная Суворовым, быстро обрела как восторженных сторонников, так и непримиримых противников.
Ко второму лагерю принадлежит в том числе Гланц, а среди русских историков — Алексей Исаев. Сторонниками теории являются некоторые представители молодого поколения российских экспертов, которые не хотят ограничивать себя советскими догмами. К их числу относится Марк Солонин, некоторые книги которого были переведены на чешский язык, а также Михаил Мельтюхов. Именно эти молодые историки поднимают в своих трудах некоторые спорные темы, связанные со Второй мировой войной на Восточном фронте, то есть с тем, что большинство россиян с большой гордостью по-прежнему называет Великой Отечественной войной.
В свет выходят и новые публикации на те темы, которые раньше были «табу», например о русских антисоветских добровольцах в немецкой армии, о масштабах потерь Красной армии (включая «дерзкий» вопрос о том, была ли необходимость в этих ужасающих потерях), а также о переговорах по поводу сепаратного мира с Гитлером. Затрагивается и пакт Молотова-Риббентропа, который даже сам Владимир Путин назвал безнравственным, добавив, правда, при этом, что в тех обстоятельствах пакт был необходим и понятен.
Примечательно, что эти темы поднимаются только в довольно узком сообществе специалистов, экспертов и любителей, тогда как широкая общественность их не обсуждает. До нее доходят, скорее, «сенсации» вроде той, которую обнародовал «Коммерсант». В общественном сознании явно доминирует официальная интерпретация, которая, освободившись от коммунистической идеологии, все больше акцентирует русский патриотизм и оборонный характер советско-немецкой войны.
В мае 2014 года поднялась волна критики в связи с новым российским законом, который, по словам его противников, ставит все мнения, кроме официального, вне закона. Но в этом законе только говорится, что преступлением является «распространение заведомо ложной информации» о действиях СССР во Второй мировой войне. Кстати, о том, что некоторые первые оценки были несколько преувеличенными, свидетельствует тот очевидный факт, что данный закон действует уже более трех лет, а в России по-прежнему публикуются книги Суворова и его сторонников, как и труды, в которых обсуждаются другие щекотливые темы, связанные с той эпохой.
На самом деле важнее всего первый параграф закона, согласно которому преступлением признается отрицание фактов, подтвержденных международным трибуналом в Нюрнберге. Иными словами, речь идет о запрете пропаганды нацизма и запрете отрицания Холокоста. В Европе подобные меры были приняты уже давно, а в России, на удивление, о них не задумывались до мая 2014 года. Правда, прозвучало и мнение о том, что этот параграф является частью «пропагандистского наступления» Кремля и связанных с ним СМИ, которые нередко к «нацизму» относят и значительную часть современной украинской политики.
Так или иначе победа во Второй мировой войне является одним из центральных мотивов современного российского политического и общественного дискурса. Отсылка к истории, точнее идеализированной форме истории, конечно, не исключительна и встречается у других народов (и чехи тут не отстают, что подтверждает, в частности, сборник героических сказов под названием «Старинные чешские сказания»). Однако в современной России к героическому прошлому прибегают особенно часто.
В знании собственной истории и гордости ею нет ничего плохого (в этом смысле Западу следует поучиться у России), однако перегибать палку не стоит. Потенциал обращения к славной истории, конечно, велик, но вопрос в том, бесконечен ли он. Практически «мифологическое» восприятие истории, которое царит сегодня в России и поддерживается рядом «ритуалов», в том числе военными парадами, несомненно, полезно для режима. Однако напрашивается вопрос: что будет, если (или когда) наступит отрезвление и перед глазами предстанет суровая реальность?
