В Абхазии 8 августа ждут Владимира Путина. Его визит состоится в девятую годовщину «пятидневной войны» — события, которое значительно изменило Закавказье.
Дополнительной остроты ситуации добавляет то, что российский лидер приедет в Сухум буквально через неделю после балто-кавказско-балканского турне вице-президента США Майкла Пенса. Второе лицо в администрации Дональда Трампа, он не просто выразил поддержку Грузии в ее противостоянии с Россией, но и актуализировал идею присоединения этой закавказской страны к НАТО.
Но можно ли рассматривать предстоящий визит Владимира Путина в Абхазию исключительно как ответ на действия американского вице-президента?
Российский внешнеполитический курс и в стране, и за рубежом нередко рассматривают как реактивную политику. Если говорить о закавказских конфликтах, то действительно, Москва долгое время не стремилась к их «разморозке» и изменению регионального статус-кво. Несмотря на то, что абхазские и югоосетинские руководители неоднократно на протяжении 1990-х и большей части «нулевых» годов обращались с просьбами о признании, Кремль продолжал поддерживать территориальную целостность Грузии и отстаивал позиции в форматах различных переговоров и миротворческих операций. И лишь тогда, когда эта политика перестала работать, а «разморозка» конфликтов стала неизбежной, подходы Москвы стали эволюционировать. Это случилось не в августе 2008 года, а раньше, но «пятидневная война» стала переходом количественных изменений в качество политических решений.
В итоге в Закавказье сформировался второй после распада СССР статус-кво, в котором установились две параллельные политико-правовые реальности: одни и те же территории — бывшие автономии Грузинской ССР — существуют в качестве независимых государств для Москвы и оккупированных территорий Грузии для Тбилиси и Вашингтона.
Произошел в определенном смысле раздел сфер влияния. То, что в свое время Ангела Меркель назвала «ядровой Грузией», усилила кооперацию с США, НАТО и ЕС, а Абхазия и Южная Осетия получили военно-политические гарантии и социально-экономическое восстановление со стороны России.
Это, среди прочего, привело к тому, что у Москвы на абхазском и югоосетинском направлении сформировалась собственная повестка, которая в чем-то имеет привязку к Грузии и США, но в чем-то имеет и свою особую внутреннюю динамику. Ведь сколько бы ни говорили эксперты после 2014 года о «повторении крымского казуса» для Южной Осетии, ничего подобного мы не увидели. В то же время абхазские политики даже особо подчеркивают, что югоосетинские проекты по вхождению в состав РФ для их республики не являются руководством к действию.
Ничего нового
Говоря же о визите Пенса, не стоит переоценивать новизну его предложений. О том, что Грузия вступит в НАТО, было известно еще в решениях Бухарестского саммита в апреле 2008 года. С того времени эти документы никто не пересматривал и не отменял. В то же самое время до сих пор Грузия, как и Украина, не получила даже Плана действий по членству — предпоследнего уровня перед вступлением в Альянс. Не говорил о каких-то дедлайнах по его получению и Майкл Пенс.
Конечно, в ходе предстоящего российского визита в Абхазию американские намерения и действия официального Тбилиси будут так или иначе прокомментированы. Но основной пафос, скорее всего, будет иным.
«Пятидневная война» открыла новую страницу в отношениях между Россией и частично признанными республиками. Внутри Абхазии и Южной Осетии многие не только политики и эксперты, но и рядовые обыватели рассматривают Грузию как прошедший этап, а не одну из опций для выбора будущего.
В отношениях между Москвой с одной стороны, и Сухумом и Цхинвалом с другой, пускай и асимметричных, есть своя собственная повестка. Россию интересует и ситуация с безопасностью собственных граждан. К сожалению, многочисленные эксцессы криминального характера дают поводы для беспокойства. В Абхазии не так давно состоялись парламентские выборы, которые стали попыткой преодоления внутриполитического раскола. Сам этот раскол, среди прочего, основан и на отношении к эффективности использования российской помощи, что в конечном итоге ставит вопрос о качестве управленческой элиты. Многие из возникавших в последнее время сюжетов прямо соотносятся с проблемой эффективности двусторонних соглашений (особенно по части взаимодействия правоохранительных структур).
После 2008 года Абхазия, благодаря российским военно-политическим гарантиям, получила возможность для реализации собственного национально-государственного проекта. Это произошло ровно девять лет назад, и данная символика, конечно, будет неизменно присутствовать во время визита высокого гостя.
Тогда у Абхазии появилась иная повестка дня, в которой грузинская угроза ушла на второй план, а на первый вышло качество собственной государственности. Пусть и с известными оговорками по поводу ограниченного числа признаний нового статуса республики.
Все удачи и провалы на этом пути будут неизбежно записаны и на счет России, которая пошла по пути признания абхазской независимости, что было и по-прежнему остается рискованным внешнеполитическим шагом. Москва готова подчеркивать, что ее решения, принятые в августе 2008 года, необратимы. Но она также крайне заинтересована видеть реальный, а не пиаровский успех в тех образованиях, которые решилась поддержать дипломатическим и военным способом.
