По словам Джима О'Нила (Jim O'Neill), создателя аббревиатуры БРИКС — означающей блок развивающихся стран, куда входят Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка — Бразилия лишь тогда превратится в перспективную страну будущего, когда ее экономика перестанет находиться в прямой зависимости от цен на сырье.
В своем интервью «Эштадау» в нынешнем году — когда председателем группы выступает Бразилия — британец признается, что разочарован низким уровнем участия этих стран в решении ключевых мировых вопросов. «Я бы хотел, чтобы БРИКС оказывал влияние там, где это в его власти, а не ограничивался одними только ежегодными встречами на высшем уровне», — сказал он.
Экономист не поскупился на критику и в адрес группы семи крупнейших экономик мира (G7), которая, по его словам, на встрече, которая проходила в минувшие выходные во Франции, заняла «циничную позицию» при анализе проблем Амазонии.
Ниже приводим полный текст интервью.
Estadão: Аббревиатура БРИК появилась в 2001 году. Спустя десять лет после ее создания Вы говорили, что страны-члены блока (на тот момент их было четыре) превзошли Ваши ожидания. Теперь, спустя почти 20 лет, Вы можете дать такую же положительную оценку?
Джим О'Нил: Очевидно, что второе десятилетие было другим. Китай продолжает расти в соответствии с нашими прогнозами — хотя и несколько загадочным образом. Индия растет, но немного медленнее. А Бразилия и Россия стали для нас главным разочарованием. Над этими странами висит «сырьевое проклятие», и они так и не смогли восстановить свое прежнее величие после экономического кризиса начала десятилетия.
— По некоторым прогнозам, в этом году экономика Индии превзойдет по своим размерам экономику Франции и Великобритании. Вы тоже в это верите?
— Да, вполне вероятно. Благодаря своей демографии Индия демонстрирует отличные показатели, так что в течение следующих 10-15 лет ее экономика может вырасти на 6-8%. А если (премьер-министр Нарендра) Моди (Narendra Modi) проведет в Индии реформы, особенно в сфере прямых иностранных инвестиций и бизнеса, Индия может расти со скоростью десять процентов.
— Как Вы считаете, за какое время Китай сможет обойти США по объему экономики?
— Китай — это особый случай: даже при более медленном росте он должен догнать США до 2030 года. Мы предполагаем, что в течение десятилетия, которое начнется в 2020 году, Китай замедлит свой рост до пяти процентов в год. Это возможно, хотя никаких гарантий, разумеется, нет. Перед Китаем стоит много задач, ждущих своего решения.
— Когда БРИКС сравняется с G7?
— Учитывая масштабы Китая и совокупный объем экономик остальных стран блока, БРИКС встанет в один ряд с Большой семеркой к 2037 году. Индия, несмотря на все свои проблемы, вот-вот войдет в пятерку самых крупных экономик мира, а Бразилия по-прежнему сохраняет свое место в первой десятке. Думаю, что это случится до 2040 года — главным образом благодаря Китаю. БРИКС может превзойти G7. Это будет зависеть от Китая и Индии. Если к 2030 году Китай обгонит США, а Индия на тот момент сравняется с Германией, вполне вероятно, что к 2040 году БРИКС станет аналогом G7.
— Вы упоминали о неудачах Бразилии, которая, как и Россия, до сих пор не может оправиться от рецессии. Когда же Бразилия перестанет быть «страной больших надежд» и начнет жить сегодняшним днем?
— Когда отучится чрезмерно зависеть от сырьевых товаров и их ценового цикла. Как уже давно говорят многие, включая меня, Бразилии необходимо провести соответствующие внутренние реформы, чтобы освободить отечественный частный сектор, особенно в том, что касается инвестиций. Нынешние попытки реформировать пенсионную систему крайне важны.
— Вы следили за полемикой вокруг Амазонии, которая в конечном итоге стала центральной темой обсуждения на саммите G7 и вышла в заголовки международных новостей?
— Споры вокруг Амазонии свидетельствуют о слабости международного управления и, соответственно, о сомнительной значимости самой G7. Хотя, с одной стороны, замечательно, что (президент Франции Эммануэль) Макрон (Emmanuel Macron) поднял этот насущный вопрос. С другой — возникает вопрос: почему эта тема не обсуждалась на встрече G20 в июне — на форуме, в котором участвовала Бразилия и который представляется более уместной площадкой для тех, кого действительно касаются глобальные проблемы, включая изменение климата? Очевидно, что Бразилия должна что-то с этим делать. Но мне не понятно, почему этот вопрос стал повесткой дня G7. Единственное объяснение, которое я вижу, это цинизм. Получается, у стран «Большой семерки» исчерпались темы, по которым они способны найти друг с другом общий язык и которые касались бы только их самих.
— Я читала, что во время международного финансового кризиса последнего десятилетия многие эксперты, включая Вас, полагали, что дни БРИКС сочтены.
— Не думаю, что я это говорил. Я говорил, что кризис открыл странам группы глаза на нелепую зависимость мира от американского потребителя. БРИКС, особенно Китай и Индия, могут сделаться для мира тем, чем Соединенные Штаты были для него в последние 40 лет — крупнейшим в мире движущим фактором потребления.
— Южная Африка не входила в первоначальную аббревиатуру блока, и Вы противились ее вступлению в группу. Эта страна продолжает оставаться на обочине БРИКС?
— Я восхищаюсь дипломатическим искусством Южной Африки, благодаря которому она сделалась частью БРИКС, но с экономической точки зрения ее присоединение к блоку никогда не имело смысла. И не имеет его до сих пор. По объему своей экономики Южная Африка уступает, по крайней мере, десяти другим развивающимся странам и уже много лет из кожи вон лезет, чтобы продемонстрировать хоть какой-то рост. Иногда я в шутку говорю политикам из БРИКС, что их коллективная сила достигла своего апогея тогда, когда они позволили Южной Африке вступить в их клуб. У Нигерии, равно как и у Индонезии, Мексики, Турции, Эфиопии, Вьетнама, Таиланда и многих других стран есть гораздо более законные основания для вступления в БРИКС.
— Благодаря чему БРИКС можно считать единым целым? Сегодня между этими гигантами наблюдается какая-то общность?
— Если бы не Китай, они бы не играли никакой политической роли. Я верю в них как в экономическую силу, но их политический союз вызывает у меня серьезные сомнения. Одним из главных мотивов вступления в БРИКС является желание стать частью группы, в которую не входят Соединенные Штаты, но тут возникает вопрос: по прошествии десяти лет вы сделали хоть что-нибудь, чтобы считаться преобразующей силой внутри вашего мира или в глобальном контексте? Что вы сделали, чтобы стимулировать свой собственный рост и вывести его за пределы тех показателей, которые вы бы продемонстрировали в любом случае? Как вы повлияли ли глобальное состояние мира и безопасность? На самом деле, мне бы хотелось, чтобы БРИКС использовал свое влияние там, где это в его власти, а не ограничивался одними только ежегодными встречами на высшем уровне!
— Во Всемирной торговой организации (ВТО) идет полемика по поводу особого режима, предоставляемого крупным развивающимся странам. Эта тема стала разменной монетой в ходе первых переговоров президента Жаира Болсонару (Jair Bolsonaro) c Дональдом Трампом. Каково Ваше мнение по этому вопросу?
— Я вижу, что ВТО изо всех сил пытается не отставать от глобальных изменений, происходивших в течение последних 20-25 лет, но эта организация нуждается в реформах — как нуждаются в них Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк и большинство глобальных органов управления. В прошлом году я стал президентом исследовательского центра «Чатем Хаус» (Chatam House) и считаю своей главной задачей улучшение глобального управления. Это крайне важно, и крупным странам следует проявлять большую открытость, когда есть стимулы для реформ (в ВТО).
— Как Вы оцениваете торговую войну между США и Китаем, ее последствия для мира и, в частности, для БРИКС?
— По-моему, советники Трампа немного застряли в другом времени. Сегодня мы вступаем в эпоху китайских потребителей, а это отличная возможность для США и их лучших компаний. Между тем Соединенные Штаты вбили себе в голову идею, что Китай является недобросовестным конкурентом, который крадет у американцев рабочие места и так далее и тому подобное. Ошибка Трампа в том, что он намеренно заставляет рассматривать самые разные вопросы в двупартийном ключе, и я не знаю, насколько Соединенным Штатам хватит гибкости, чтобы смягчить ситуацию.
Вызывает обеспокоенность тот факт, что 85% от всего номинального мирового валового внутреннего продукта (ВВП) в это десятилетие приходятся на США и Китай, так что, если они продолжат свои склоки из-за торговли, по всей вероятности, мало не покажется никому. Полагаю, что в какой-то момент — возможно, когда американцам более отчетливо откроется перспектива экономической рецессии — США оставят эту идею фикс. А пока этот спор будет подталкивать Китай к дальнейшим реформам и заставит его в большей степени руководствоваться внутриэкономическими соображениями, нежели интересами международной торговли, в чем — до определенной степени — нет ничего плохого.
— Возвращаясь к Трампу и Болсонару: в мире происходит разворот вправо. Не только в США и Бразилии, но и в ряде европейских стран, к примеру, в Великобритании с приходом к власти довольно противоречивого политика Бориса Джонсона (Boris Johnson) с его наиболее радикальной позицией по вопросу Брексита. Как Вы оцениваете это политическое движение?
— Думаю, что оно отражает одно из негативных последствий глобализации: многие ее блага перешли к более крупным и богатым компаниям и составили их прибыль. Во многих западных странах ослаб рост заработной платы, а качество рабочих мест улучшилось недостаточно. Правда, их упрощенный ярлык популизма мне не по душе. Между Трампом и Джонсоном большая разница, но проголосовавшие за них избиратели составляют часть населения, стремящегося к лучшей жизни. По-моему, важно, чтобы крупные компании здесь играли более активную роль, а не ограничивались одними только обвинениями в адрес политиков.
— Вы британец, и у меня есть к Вам вопрос по Брекситу: на чьей Вы стороне? Развод пойдет на пользу Англии и ее соседям, или обернется им во вред?
— Безусловно, в торговом отношении выход из ЕС поставит Великобританию в крайне невыгодное положение, и чем более жестким будет этот выход, тем сильнее окажется первоначальный шок. Однако я не думаю, что эта проблема — самая важная из тех, которые Великобритании предстоит решать в будущем. Она далеко не так важна, как проблема неравенства, регионального неравенства, поколенческого неравенства, очень низкой производительности и квалификации. Если бы эти вопросы решались, избиратели могли бы проголосовать за то, чтобы остаться в ЕС. Необходимо, чтобы британские политики относились к этим вопросам более серьезно — вне зависимости от Брексита. По прогнозам независимых аналитиков, за десятилетие, прошедшее после кризиса 2008 года, производительность труда в Британии снизилась на 20% — эта проблема посерьезнее любого Брексит.
— За свою карьеру Вам довелось поработать в ряде крупнейших мировых финансовых учреждений. На чем сегодня сосредоточена Ваша деятельность?
— Сегодня я погружен в вопросы государственной политики, и для меня первостепенное значение имеют четыре вещи. Я являюсь президентом Chatam House, возможно, самого авторитетного аналитического центра в мире за пределами США, и для меня эта должность — большая честь и предмет гордости. Я состою членом британской образовательной благотворительной организации, которая ставит себе целью помогать улучшать результаты образования людям, находящимся в ущербном положении. Я по-прежнему активно участвую в работе над проектом North Powerhouse, который призван восстановить экономический рост ряда северных областей индустриальной Англии, в нем я исполняю обязанности вице-президента. Я также вовлечен в глобальную борьбу с устойчивостью к противомикробным препаратам (AMR). Кроме того, я провожу независимую глобальную оценку для (бывшего премьер-министра) Дэвида Кэмерона (David Cameron). Мне поручили этот анализ, учитывая мой опыт работы с БРИКС — и, пожалуй, это было самое интересное и, безусловно, самое важное в моей профессиональной карьере.
