Основательница организации «Femen» Инна Шевченко делится историей своей жизни в комиксе «Ее зовут Инна», который был нарисован Тома Азюэло и написан совместно с ней Симоном Рошпо. Он посвящен ее детству на постсоветской Украине и позволяет ей иначе взглянуть на это время после десяти лет борьбы в рядах «Femen», а также лучше понять подвигнувшие ее на это причины.
Это почти что черно-белое повествование, состоящее из «цветов грусти», рассказывает о годах лишений и мрачном существовании. Сейчас она занята работой над вторым томом, который доведет историю до ее вступления в «Femen». Инна говорит с нами об идее комикса, борьбе за свободу слова, от «Шарли Эбдо» до скандала вокруг Милы, и дальнейших планах.
BFM.TV: Почему вы решили поведать вашу историю с помощью комикса?
Инна Шевченко: Он позволяет мне лучше делиться эмоциями. Рисунок несет в себе больше, чем слова. Многое из того, что я видела и пережила, мне сложно объяснить и проанализировать в словах. Я впервые пишу мою историю, чтобы не дать кому-то другому возможность представить ее в своих словах и взглядах. Я сделала этот комикс для себя самой, для моих ран.
— Вам все же пришлось доверить вашу историю художнику и сценаристу…
— Тома работал со сценарием Симона, а также фотографиями, которые я получила от родителей. Кроме того, он работал с результатами работы Симона, который ездил на Украину, чтобы увидеть мою семью и дом, где я росла. Нарисованные им места и люди отличаются от настоящих, но эмоции переданы точно.
— В комиксе упоминаются задевшие вас перестрелки в Копенгагене 14-15 февраля 2015 года. Именно такие события вы предпочитаете представлять в рисунках, а не в словах?
— Все верно. Если бы я попыталась описать вам в словах то, что ощущала в тот момент, вам это могло бы показаться нелепым. Рисунок показывает чувство одиночества и тоски, что эта девочка (я) больше не может и не хочет двигаться дальше. На одном из рисунков в начале альбома я стою одна в темноте. Этот рисунок представляет собой отражение того, что я очень часто ощущаю. Альбом начинается именно так, потому что после этой тяжелой травмы я начала много думать о моей жизни. Мне пришлось вернуться в начало моей истории, чтобы понять, почему девушка вроде меня решила пойти в политику, использовать альтернативные методы протестов, несмотря на все насилие и опасности.
— Вы нашли ответ?
— Комикс представляет собой попытку ответить на этот вопрос. Ответ кроется в каждом рисунке. Для меня очевидно, что я никогда не решила бы бороться за мою независимость, если бы не выросла в обществе, которое без конца сражается за свое достоинство. Я росла в обстановке, когда все — родители, взрослые, дети — чувствовали себя униженными. У нас были дни без электричества, а горячую воду давали всего на несколько часов в день. Иногда приходилось голодать. Денег не было. До 1996 года у нас не было национальной валюты. Нельзя было просто выйти погулять после школы: преступность была слишком высокой. Это оставило на мне глубокий след.
— В комиксе вы говорите о «старом великане»…
— Это попытка маленькой девочки объяснить свои страдания. Я пыталась воспринимать эту ситуацию, как игру. Отключение электричества было для меня тем моментом, когда семья могла собраться вместе. Мы играли, папа пел песни. Я представляла себе старого великана, который хотел объединить семьи, потому что иначе родители были слишком заняты тем, чтобы хоть что-то заработать, чтобы на следующий день у нас была еда. В начале1990-х годов перед моими родителями каждый день стоял этот вопрос.
— В комиксе вы рассказываете, что мама приносила вам батончики Bounty.
— Да, это был момент счастья. Мы разрезали их на четыре части. Когда я приехала во Францию, то узнала, что есть Bounty не круто! (смеется)
— Как изменилась Украина за 30 лет?
— В комиксе не упоминается «Femen»…
— Это способ иначе взглянуть на ситуацию после десяти лет борьбы в «Femen». Сегодня мою борьбу в «Femen» продолжает кто-то другой. Я участвовала в акциях движения на Украине, в Белоруссии, России… Мне пришлось пройти через многое, чтобы получить возможность высказаться. 10 лет назад, чтобы заявить о себе, мне приходилось выходить на улицу, кричать, делать надписи на теле, чтобы быть услышанной. Я росла в полной тишине. Сегодня я могу самовыражаться по-другому, создав этот комикс и читая лекции.
— Вы также сотрудничаете с «Шарли Эбдо»…
— Это еще один способ отойти от моей деятельности активистки и бороться с вынужденным или добровольным молчанием, которое некоторые выбирают даже во Франции, что вызывает у меня беспокойство. Существует множество стран, где люди страдают из-за ограничений свободы слова. Ни в одной стране мира нет проблем из-за избытка свободы слова и плюрализма мнений. Здесь во Франции некоторые люди не понимают этого. Они устраивают нападки на журналистов и людей, которые выражают свою позицию в соцсетях.
— Вы имеете в виду ситуацию с Милой? Вы поддерживаете ее?
— Я поддерживаю право каждого человека на свободное выражение мнения и, безусловно, поддерживаю Милу [Инна Шевченко сделала похожие заявления в 2013 году, назвав рамадан «глупым», а ислам — «безобразным»]. Я в ужасе от того, что сегодня во Франции некоторым проще осудить человека на смерть, чем позволить ему выразить свое мнение, если оно им не по душе. Если я посягаю на свободу слова другого человека, то тем самым посягаю на мое собственное право выслушать другое мнение. Я посягаю на мою собственную свободу. Я не согласна с посягательствами на мои права. Поэтому я поддерживаю Милу.
— Вы живете вдали от страны. Этот комикс — способ восстановить связи с родиной, откуда вы поспешно уехали?
— Сегодня я — изгнанница, беженка. Беженец — это состояние духа. Когда у меня возникает желание вернуться на Украину, я могу обратиться к этим рисункам. Я уехала, оставив все позади [Франция предоставила ей убежище в 2013 году]. С тех пор я так и не смогла вернуться. Комикс становится для меня способом вырваться из обстановки, в которой я живу.
— Он нужен вам, чтобы лучше чувствовать себя?
— Можно чувствовать себя лучше, пережив такое? (смеется) Не знаю. Я — оптимистка. После распада СССР все было просто ужасно, но оставалась надежда, что все еще может измениться, что мы сможем что-то сделать. Я росла с отчаянием и надеждой.
— Что дальше?
— Дальше — каждый день искать в себе силы, чтобы все не бросить. Я хорошо чувствую себя в статусе беженца. Иногда мне кажется, что для меня нигде нет места, но в то же время я утверждаю, что для меня есть место везде.
— Вам хочется вернуться на Украину?
— Мне хочется вновь вдохнуть украинский воздух, посмотреть, что еще я могу сделать. Тем не менее я не могу ответить вам, хотелось ли бы мне снова жить там. Не думаю. Я буду дальше жить с тем, через что прошла на Украине, положительными и отрицательными сторонами. Оно никуда не денется.
