Совсем недавно, в преддверии самого важного, можно сказать с уверенностью, судьбоносного события для Великобритании — референдума, на котором британцы решат остаться им в Европе или нет, бывший мэр Лондона, яркий и неординарный политик, член консервативной партии Борис Джонсон (Boris Johnson) поделился с газетой Daily Telegraph своими мыслями и тревогами относительно настоящего и будущего не только Великобритании, но и Европы в целом. Он предложил поговорить об экономике и посмотреть, какое влияние в реальности оказывает Европейский Союз на положение дел в экономике Великобритании и континентальной Европы.

Борис Джонсон начинает свои рассуждения: большая часть утверждений в поддержку «единого рынка» может быть сброшена со счетов — во многих случаях он является не более чем предлогом для пополнения трясины политизированных законов, которая обходится британскому бизнесу в сумму около 600 миллионов в неделю.

За 20 лет с тех пор, как в 1992 году была запущена программа «единый рынок», множество стран превзошли Великобританию в плане экспорта в страны Евросоюза: 27 стран, не входящих в ЕС, обеспечили себе рост объемов экспорта товаров, превосходящий аналогичные показатели государств — членов ЕС. То же касается и экспорта услуг — в этом секторе группа из 21 стран продемонстрировали впечатляющий рост, оставив позади весь Еропейскоий Союз. По мнению бывшего мэра Лондона, активного сторонника «Брэкзит», совсем неудивительно, что страны, не входящие в ЕС добились таких результатов. Борис Джонсон объясняет их успех несколькими факторами: американские и другие предприятия вне Евросоюза имеют отличный «доступ» на рынки ЕС, но при этом не связаны бюрократией Брюсселя. Он, в частности, отмечает, что в Великобритании всего лишь 6% компаний заняты торговлей с остальным Евросоюзом, и при этом все эти компании попросту обязаны подчиняться и соблюдать законодательство Евросоюза, которое связывает их своими бюрократическими цепями.

Борис Джонсон задает простой и логичный вопрос: привело ли создание «единого европейского рынка» к серьезному экономическому подъему в ЕС? И сам же отвечает на него: «конечно нет». С 2008 года ВВП США вырос на 13%, а в ЕС этот же показатель составил всего 3%. Бывший мэр Лондона не стесняется в выражениях и говорит, что своими удручающими темпами роста Евросоюз напоминает могилу; сегодня единственный континент с более низкими темпами роста — Антарктида, и причиной тому, по его мнению, является «маразматическая уравниловка» Брюсселя в отношении норм и правил. Более того, Джонсон уверен, что самое худшее заключается в том, что в последнее десятилетие ЕС страдает от созданной своими же руками экономической катастрофы — единой валюты.

Он отмечает, что никто уже даже не удивляется пугающей статистике, которая демонстрирует удручающее положение дел в некоторых европейских странах, таких, например, как Греция и Португалия. Ведь там безработица среди молодежи держится на уровне 50%. Борис Джонсон замечет, что европейцы уже и не задумываются о том, что число самоубийств в Еропе демонстирует удручающий рост, не говоря уже о личных трагедиях. Доступ к медицине в большинстве европейских стран вообще отсутствует. Загубленные жизни молодежи — печальный фактор сегодняшнего дня. Как отмечает Борис Джонсон, с точки зрения нравственности, это скандал. И света в конце тоннеля не видно.

Борис Джонсон рисует нерадостную картину: на нашем пороге разворачивается трагедия, масштабы которой только увеличиваются; ее причина — неумные попытки насильно ввести единую валюту в странах с разными рынками труда и неодинаковым уровнем производительности. Как только страны Евросоюза лишили возможности проводить девальвацию своих независимых валют, многие из них оказались неспособными к конкуренции.

Джонсон задается в этой связи вопросом: что европейцы могут сделать? Он считает, что в целом, есть три возможных ответа. Первый: необходимо, чтобы ослабленные южные страны Средиземноморья подчинились диктату Центрального Банка Европы и Международного Валютного Фонда. Можно сократить затраты. Можно возложить бремя на трудовой класс. Сократить пенсии, отпуска и социальные выплаты и надеяться, что каким-то образом им удастся приравнять свои удельные затраты на рабочую силу к немецким. В результате, меры жесткой бюджетной экономии наносят тяжелый урон национальной экономике: падает спрос, доверие потребителей уничтожено как таковое, и мучения продолжаются. Скрывать уже невозможно, волна протестов перекинулась на Францию.

С другой стороны, к этим странам можно относиться как к бедным и отсталым регионам единого политического образования — как южным штатам Америки или итальянскому Меццоджорно (Mezzogiorno — полуденное бездействие). Чтобы поддержать себя они могут просить подачки в виде субсидий.

Проблема этого подхода состоит в том, что тогда от немецкого налогоплательщика потребуется чрезвычайная щедрость по отношению к соседям, и по мере развития этой программы, немцы начнут неизбежно требовать ограничения бюджетных запросов своих клиентов, ведь «кто платит волынщику, тот и заказывает песни». Вот почему следующий шаг — после еврореферендума в Великобритании — предпринять все усилия, чтобы сформировать «экономическое правительство Европы», используя институты единого рынка. Великобритания тоже окажется втянутой в эту авантюру, платить за которую будет британский налогоплательщик. Этот «политический союз» будет страшно антидемократическим и к тому же дорогостоящим, в том числе и для нашей страны.

Борис Джонсон скептически замечает, что в конце концов, есть третий способ реагирования на катастрофу присутствия в неоптимальной валютной зоне, когда твой собственный регион не выдерживает конкуренции: можно просто уехать. Это как раз то, что происходит сейчас — в невиданных прежде масштабах. Люди покидают регионы Европы, пораженные кризисом евро, уезжая в поисках работы, и направляются они, прежде всего, в Великобританию. На прошлой неделе были опубликованы поразительные цифры: в страну прибыло 270 тысяч иммигрантов из Евросоюза, из них чистую иммиграцию составляют 184 тысячи человек. Это целый город размером с Оксфорд. То, что мы переживаем — самый динамичный демографический сдвиг тысячелетия.

Джонсон подтверждает, что он всегда говорил о преимуществах иммиграции и способности талантливых людей со всего мира вносить вклад в жизнь Великобритании. Но при этом замечает: как можно утверждать, что это не экономический феномен? Иммиграция сейчас является единственным крупнейшим фактором роста населения в Великобритании, которое неизбежно вырастет до 70, а то и 80 миллионов человек в будущем. Именно растущий спрос, возникающий в результате этого, приводит к кризису жилищного рынка и практически непреодолимой проблеме уничтожения «зеленого пояса» — лесов и полей вокруг крупных городов. Именно иммиграция способствует постоянному сокращению заработной платы на наиболее низкооплачиваемых видах работы, в то время как зарплаты руководителей компаний из биржевого индекса «Файненшл Таймс» (многие из которых ратуют за то, чтобы сохранить Великобританию в составе ЕС) выросли и превысили среднюю заработную плату рабочего в 150 раз.

Консерватор Джонсон напоминает, как абсолютно права была Госминистр по делам занятости Великобритании Прити Пател (Priti Patel), когда сказала, что эти топ-менеджеры, какими бы милыми и доброжелательными они ни были, не чувствуют, какое давление оказывает приток иммигрантов на участковые больницы и школы. И этот приток серьезно вырастет, когда, в соответствии с новым Законом, британские работодатели установят минимальную заработную плату на уровне прожиточного минимума. Минимальная заработная плата в Великобритании уже достигает 1529 евро в месяц, что намного больше, чем в Болгарии — 215 евро, или в Румынии — 233 евро. Джонсон призывает подумать, каким будет «эффект притяжения», если Британия продолжит в том же духе, не имея, согласно подчиненности Брюсселю, никакой возможности ограничивать наплыв иммигрантов.

Однако он оговаривается, что в этом притоке людей можно найти и положительные стороны, и общественность можно переубедить. Но, как констатирует Джонсон, это решительно не то, чем занимается нынешнее британское правительство. Год за годом декларируется, что иммиграция может быть ограничена до «десятков тысяч» человек в год — заявление, которое сейчас, когда Великобритания находится в Евросоюзе, звучит, по его мнению, откровенно неискренне.

Люди необязательно возражают против иммиграции, и тем более, против самих иммигрантов. Общество возмущает отсутствие демократического согласия. Джонсон убежден, что в нынешней политике тори нет баланса и осмотрительности потому, что "мы ее не контролируем, и единственный способ вернуть себе этот контроль — проголосовать за выход Великобритании из Евросоюза на референдуме 23 июня". Вот так однозначно заявляет член нынешней правящей партии.

Суждения бывшего мэра Лондона и человека, которого рассматривают в качестве наиболее вероятного кандидата на пост лидера Консервативной партии, могут показаться чрезмерно резкими. Но они отражают реальные настроения, причем укорененные в историческом опыте многих британцев, которые рассматривают нынешний евроинтеграционный проект как «гнилой», не имеющий перспективы в обозримом будущем. Если оставить в стороне такие факторы, как засилье брюссельской бюрократии, которая не подчиняется никому, и «дефицит демократии», то претензии во многом сводятся к недоверию, к лидерству Берлина в Большой Европе. Не просматривается путей урегулирования и кризиса в еврозоне, где, по общему признанию, должна платить Германия, как в свое время, после войны за Западную Европу платила Америка. Явно не вдохновляет и то, как Германия реагировала на двуединую миграционно-террористическую угрозу, а именно эта проблематика оказалась на острие нынешних британских дебатов по «Брэкзиту».

Во многом созвучными озабоченностям британцев оказались последние высказывания Председателя Евросовета Дональда Туска, который призвал отказаться от «утопической мечты» о все более тесной интеграции в Европе и сосредоточиться на укреплении внешних границ Евросоюза и создании банковского союза в Еврозоне. Всем совершенно понятно, что на это уйдут годы, а ведь жить и решать насущные проблемы необходимо сегодня, сейчас. Собственно поэтому многие на британских островах полагают, что во всех отношениях безопаснее будет, если они будут полностью контролировать свою судьбу. Решать только самим британцам. А мы…. Мы будем наблюдать и извлекать уроки.