Нынешняя химическая атака в Сирии стала тем, что называют последней каплей. Она вызвала сильное раздражение, которое мы слышим как со стороны американской администрации, так и в европейских столицах. В значительной степени такие эмоции возбуждал не столько факт появления оружия, сколько вся абсурдность его применения. Не было никакой военной целесообразности: анклав Восточная Гута и так сегодня-завтра должен был пасть и ничто бы не смогло это остановить.

Существует вполне реалистичная версия о том, что химическую атаку могли использовать для «убеждения» повстанцев пойти на договоренность с русскими и выйти из города. В канун атаки была информация, что повстанцы все же отказались от переговоров с русскими, а после применения — передумали и согласились выйти из города. Представляется, что в Сирии россияне играют роль некоего доброго полицейского, а саудиты — плохого. Но это, в конце концов, одна игра. И на фоне применения русскими химического оружия в Солсбери и постоянных, мягко говоря, нелепостей, которые мы слышим от российских руководителей, действия России вызывают большое раздражение.

И здесь уже не работает та логика, согласно которой войну в Сирии рассматривали через сотрудничество с Россией, и что, мол, на интересы последней тоже нужно учитывать. Сегодня выглядит так, что Запад все менее готов прислушиваться к России. Европейские лидеры борятся за поддержание того, что называется мировым порядком, начиная с 2014 года. Именно тогда Путин откровенно бросил вызов миру. Поэтому существует ощущение, что если сейчас Запад должным образом не отреагирует на события в Сирии, то больше не о чем и говорить: тогда можно полностью утверждать, что мировой порядок а-ля Путин уже пришел. Никто этого не хочет. Поэтому это такая себе точка невозврата. И пока это является ключевым.

Как это реально может повлиять на ход войны Сирии? Не думаю, что стоит ожидать кардинальных изменений. И в связи с появлением новых обстоятельств, ситуация все же до определенной степени усложнится. Ведь если раньше западная коалиция была сосредоточена на войне с «Исламским государством» (запрещенная в России организация — прим. ред.), то сейчас удар наносят по войскам Башара Асада. И заодно западные лидеры оставляют для себя и несколько щелей: они явно не готовы заходить слишком далеко в противостоянии с Башаром Асадом. К примеру, французский президент Эммануэль Макрона заявил, что, мол, Башар Асад не является нашим врагом — он враг сирийского народа. Такие абсолютно гибридные заявления вполне в духе времени, в котором мы живем.

Так или иначе, а все, что сейчас происходит, направлено главным образом против России. И это, соответственно, подрывает российскую легитимность и их представления о том, как дальше реагировать. И Запад пытается сохранить определенный уровень безопасности и оставляет пространство для диалога. В таких обстоятельствах прогнозировать военную эскалацию сложно: на горизонте внезапно может появиться какой-то черный лебедь. Военная операция опасна тем, что во время ее планирования организаторы думают, что четко уяснили для себя все моменты. Но потом оказывается, что существует куча несогласованных вещей.

Ведь противник тоже действует и, соответственно, тоже пытается влиять. Говорят, что войну легко начать и трудно закончить. Но с другой стороны — существует целый ряд других обстоятельств и война всегда идет не так, как планировала сила, ее начавшая. Центр глобальной войны перенесли в Сирию. И хорошо, что таки не на Украину, когда в 2014 году мы служили главным театром военных действий. Тем не менее, мы до сих пор его часть. Я неоднократно говорил: сейчас мы имеем Вторую Крымскую войну, которая началась с аннексии полуострова и очень быстро распространился на другие территории, став если не мировой, то точно гибридной.