Как русиста и бывшего корреспондента в Москве меня периодически просят прокомментировать последние — увы, как правило, преступные — действия, приписываемые России. Печально повторяющейся темой стали убийства или таинственные смерти журналистов, критически относящихся к Кремлю. На этой неделе это было убийство Аркадия Бабченко, застреленного, как нам сказали, на лестнице его дома в Киеве, столице Украины, где он искал убежища от своих врагов в России.
Я отвечала с осторожностью. То, что у Кремля был повод заставить Бабченко замолчать — а он выражал авторитетное и критическое мнение о российском военном вмешательстве как на Украине, так и в Сирии — не означало автоматически, что Кремль виновен. Как и в деле Скрипаля в Солсбери, я утверждала, что у Кремля есть все основания избежать столь пагубных обвинений накануне Чемпионата мира, на котором Россия рассчитывает показать себя миру с более мирной стороны.
Как и в случае с прежними убийствами журналистов, были и другие, — преступные элементы в спецслужбах, «патриоты»-фрилансеры, люди в иных сферах, которых каким-то образом мог разозлить Бабченко — и кто мог совершить это жестокое преступление. Как бы то ни было, неправильно было тут же винить президента Путина: он не обладает царскими полномочиями разделять и властвовать, как это часто предполагается. Максимум — и это, разумеется, само по себе, достойно осуждения — его можно винить за создание климата, в котором его критики, в том числе журналисты, могут быть убиты с очевидной безнаказанностью.
Набросав эти возможности, я добавила, что «сторонники теории заговора» могут сказать, что власти Киева организовали это убийство, чтобы дискредитировать Москву перед Чемпионатом мира. Замечу: я воздерживалась от подобного утверждения, и мне было неприятно даже говорить о нем. Бабченко был настолько уважаемой оппозиционной фигурой, столь профессиональным журналистом, что такое убийство, как оно было представлено, имело все признаки заказного убийства. Оно один в один напоминало убийство журналистки Анны Политковской, произошедшее в Москве 12 годами ранее.
Всего несколько часов спустя оказалось, что теория заговора была неприлично близка к истине, — с ключевой оговоркой, что убийство Бабченко было фикцией — это была инсценировка, как заявили украинские спецслужбы, с целью выявления российских агентов, действительно посягавших на жизнь журналиста. Таковым оказался гражданин Украины, которого, как нам заявили, арестовали.
Эффект пресс-конференции в Киеве — где появился воскресший, как казалось, из мертвых, Бабченко — оказался сногсшибательным. День, начавшийся с жестких заявлений премьер-министра Украины Виктора Гройсмана, — обвинявшего Москву, вслед за чем последовало ответное оборонительное заявление отвергавшего обвинения министра иностранных дел России Сергея Лаврова — завершился обратными обвинениями. «Фальсификации! — кричала не без оснований Москва в ответ на заявления из Киева о том, что он представлял как предлог для спасения жизни.
Едва ли не более интересными — и важными — оказались последовавшие международные дискуссии об этике (журналистской и дипломатической) и практические предположения о проведенном на государственном уровне обмане. Здесь, вероятно, справедливо будет отметить, что задуманная стратагема Киева (с некоторой помощью, как некоторые рискнули предположить, со стороны спецслужб третьей стороны) могла очень неудачно отрикошетить. То, что украинские службы с гордостью представили как прорыв в работе своих спецслужб по предотвращению задуманного Россией убийства, могло превратиться в огромную помеху.
Теперь дискуссия была не о том, вправе ли была Украина использовать обман (это старый, как мир, прием, применяемый в спецслужбах, армиях, да и повсюду), но о том, насколько она далеко зашла в инсценировке убийства и официальном обвинении соседнего государства. Неужели наблюдения и перехвата не было бы достаточно, чтобы схватить предполагаемых преступников и их заказчиков и обеспечить безопасность журналиста-диссидента? Международная репутация Украины теперь будет во многом зависеть от качества доказательств российского заговора, которые она может предъявить. Но тут мало будет задержания одного украинца, возможно, потребуется, признание и список предполагаемых целей.
В то же время у России может быть моральное преимущество. И не только: теперь у нее есть дополнительные доказательства в поддержку своего стереотипного представления об Украине как о маленькой, довольно ограниченной стране, прибегающей к обману, преследуя свои цели, и недостойной играть в большой лиге.
Более того, многочисленных друзей и сторонников Украины за границей можно простить за пересмотр многих заявлений Украины в ходе ее конфликтов с Россией, или за допущение хотя бы некоторой доли скепсиса в будущем. Киеву не гарантировано теперь то международное сочувствие, которое он до этого получал.
Бабченко тоже оказался под ударом критики — даже со стороны его самых активных сторонников — за то, что «пересек грань» между журналистикой и активизмом. Он говорит, что у него не было иного выбора, кроме как сотрудничать с украинскими спецслужбами. Но неужели необходимо было участвовать в инсценировке собственного убийства? Теперь появится подозрение — которое опять-таки будет играть Москве на руку — что для Бабченко его роль политического оппонента важнее роли уважаемого репортера. Очень трудно себе представить, как теперь вернуться к прежнему восприятию.
Не все с этим согласятся. Некоторые противники Путина защищают Бабченко и киевские власти, ссылаясь на то, что все методы хороши в борьбе против, как они оценивают, недемократического, и даже «коварного» режима в Москве. Люди с более техническим складом ума говорят о новом аспекте «гибридной войны». Лично я не могу разделить эту точку зрения, как и международная журналистская организация «Репортеры без границ», осудившая обман и потребовавшая от Киева представить доказательства.
Этика — это главное. Но чью бы сторону вы ни занимали, практические последствия операции Киева неоспоримы. Во-первых, обвинения против России, в том числе в столь серьезном вопросе, как заказные убийства по распоряжению государства, будут подвергаться сомнению в будущем, а предыдущие обвинения могут быть пересмотрены. Русские уже используют обман Бабченко как повод поставить под вопрос позицию Великобритании в деле об отравлении в Солсбери.
Во-вторых, пока Киев не представит железных доказательств российского заговора — а спецслужбы обычно предлагают крайне труднодоказуемую информацию — доверие к киевской власти, как и достоверность ее заявлений и пределы допустимых для нее методов — будут еще долго ставиться под сомнение.
И, наконец, в-третьих, конфликт между Россией и Украиной, продолжающийся с тех пор, как Россия аннексировала Крым в 2014 году, еще более обострился из-за безрассудного стремления Киева выносить вердикты, исходя из ложных предпосылок собственного сочинения. Если можно ожидать какой-то положительный исход, то он будет состоять в том, что Запад будет с меньшей готовностью осуждать Россию и подтолкнет Киев к попытке восстановить репутацию, вернувшись к переговорам по конфликту на востоке Украины. Любой результат, не говоря уже о примирении, следует ожидать нескоро.
