Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Carnegie Moscow Center (Россия): Почему Россия заинтересовалась Зимбабве

© AP Photo / Tsvangirayi MukwazhiГлава МИД РФ Сергей Лавров и Глава МИД Зимбабве Сибусисо Мойо в аэропорту имени Роберта Мугабе в Хараре. 7 марта 2018
Глава МИД РФ Сергей Лавров и Глава МИД Зимбабве Сибусисо Мойо в аэропорту имени Роберта Мугабе в Хараре. 7 марта 2018
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Русские не смогут конвертировать результаты своей помощи в прямой политический или экономический диктат, даже о простой монетизации влияния речь пока не идет. У России мало опыта, информации, кадрового ресурса, чтобы составлять конкуренцию в Африке бывшим метрополиям или Китаю. Но на роль сдерживающей, независимой силы, которая требует значительно меньше ресурсов, Москва вполне может претендовать.

На протяжении нескольких десятилетий Роберт Мугабе был единственным и бессменным лидером Зимбабве, став практически синонимом государственности этой страны. Но события последнего года показали, что его отстранение от власти обошлось без особых потрясений. С одобрения и под гарантии Китая группа более молодых и прагматичных однопартийцев сместила Мугабе с поста президента в ходе мягкого военного переворота в ноябре 2017 года, а затем, в августе 2018-го, закрепила успех, проведя президентские выборы, на которых один из их представителей — Эммерсон Мнангагва — был избран новым главой государства.

Обновленное и более предсказуемое руководство Зимбабве вызывает интерес у Китая и России. Не раз обжегшись на пустых обещаниях Мугабе, Москва стремится наладить с Хараре сотрудничество не только в традиционном сырьевом секторе, но и в новых областях — например, российские специалисты сыграли не последнюю роль в избирательной кампании партии власти. Локальный успех может стать прологом к более системному участию России в политических процессах на Африканском континенте.

Платиновый опыт

Прошедшие в Зимбабве выборы могут иметь далеко идущие последствия для российского присутствия в Африке. Судя по всему, это был первый случай в постсоветской истории, когда российские политтехнологи принимали активное участие в избирательной кампании на территории африканского государства. Не без влияния общемировой повестки оппозиция в Зимбабве периодически выводила тему русского вмешательства на первый план в своей агитации. В этом проявлялось как желание очернить оппонентов, так и признание того, что география российских интересов становится все более разветвленной.

Москва действительно уже давно пытается извлечь экономические дивиденды из налаженного политического сотрудничества с Хараре, но без особого успеха. Сейчас смена власти в Зимбабве дала надежду на урегулирование проблемных вопросов по уже начатым проектам и переговоры о запуске новых, особенно тех, что были важны с точки зрения предвыборной кампании кандидата от партии власти. В частности, в феврале 2018 года Зимбабве посетил основной собственник «Уралхима» и совладелец «Уралкалия» Дмитрий Мазепин (по совместительству — глава делового совета Россия — Зимбабве), в марте — глава МИД РФ Сергей Лавров, в апреле — гендиректор «Алросы» Сергей Иванов-младший.

Конечно, по своей активности в Зимбабве Россия все равно сильно уступает Китаю — крупнейшему иностранному инвестору в эту страну и основному источнику поступлений дефицитной валюты для зимбабвийских властей. Но масштабы китайского присутствия тоже не стоит переоценивать: объем реализуемых проектов многократно уступает суммам заявленных, в числе которых, например, проект строительства сталелитейного комплекса стоимостью $4 млрд или расширение электростанции Хванге на $1 млрд. Пока же Китай занимает скромные 5-7,5% в экспорте-импорте Зимбабве, уступая ЮАР, на которую приходится 50% внешнеторгового оборота. Китайский подход, по всей видимости, предполагает, что сначала нужно обеспечить политическое влияние, удостовериться в стабилизации и только после этого переходить к реализации по-настоящему крупных инвестпроектов.

Правительство Зимбабве заявило о своем интересе к Востоку (Look East Policy) еще в 2003 году. Это подавалось как ответ на санкции США и ЕС, но полноценно заместить западных инвесторов страна до сих пор не смогла. Во многом из-за собственной непоследовательной и недальновидной политики. Например, из-за решения национализировать добычу алмазов в 2016 году активов в Зимбабве лишилась не только «враждебная» транснациональная Rio Tinto, но и вполне дружественная российская «Зарубежгеология», а также несколько китайских компаний.

DTZ-OZGEO, совместное предприятие российского ОАО «Зарубежгеология» (OZGEO) и Фонда развития Зимбабве (Development Trust of Zimbabwe, DTZ), располагало концессией на добычу алмазов в районе Чиманимани (Chimanimani) и добычу золота в районе Пеналонга (Penhalonga). Сумма капиталовложений СП оценивалась в $97 млн, но после реформы по консолидации отрасли зимбабвийская сторона выкупила долю российской компании (40%) в DTZ-OZGEO всего за $5,4 млн и до сих пор не урегулировала все обязательства по займам и расчетам с подрядчиками.

Российский управляющий директор DTZ-OZGEO на слушаниях в парламенте в феврале 2018 года заявил, что правительство Мугабе «в мафиозном стиле» перехватило контроль над алмазо- и золотодобывающими активами компании, направив туда 80 хорошо вооруженных сотрудников силовых структур.

Случай с DTZ-OZGEO наглядно демонстрирует, насколько эффективным оказалось подписанное в 2012 году Соглашение между Россией и Зимбабве о поощрении и взаимной защите инвестиций, а также обещания «особого учета интересов» российской стороны при реформе алмазодобывающей отрасли в Зимбабве.

Не менее изящный ход был сделан, когда власти Зимбабве предложили российским инвесторам заняться добычей золота в качестве компенсации за алмазы. Проблема с этим предложением была в том, что в Зимбабве действует государственная монополия на экспорт золота, а для расчетов с золотодобытчиками из дефицитных валютных резервов в Центральном банке «надо договариваться».

Другой знаковый для России проект в Зимбабве — освоение месторождения платины Дарвендейл (Darwendale) совместным предприятием Great Dyke Investments (Pvt) Ltd. — обсуждался в марте 2018 года в ходе визита министра иностранных дел России Сергея Лаврова. Месторождение Дарвендейл может стать вторым по величине в мире, объем инвестиций в проект на горизонте до 2055 года оценивается в $2,8 млрд.

Изначально в консорциум по освоению месторождения в апреле 2014 года вошли группа «Ви Холдинг» Виталия Мащицкого, «Ростех» и Внешэкономбанк, но в итоге долю в СП получило только АО «Афромет», дочерняя структура «Ви Холдинга». Зимбабвийский участник проекта Дарвендейл — компания Pen East Investments, вероятно, связанная с военным руководством Зимбабве. По некоторым данным, компанию возглавляет полковник Шинга Дубе (Tshinga Dube), руководитель военно-промышленного холдинга Zimbabwe Defence Industries, ZDI.

История с российским участием в разработке платинового месторождения Дарвендейл тянется с 2006 года, торжественная церемония запуска проекта с участием Роберта Мугабе и Сергея Лаврова прошла в сентябре 2014 года, но пока компания-оператор Great Dyke Investments завершила геологоразведку на 30% лицензионной площади и подтвердила наличие по международным стандартам всего 550 тонн из прогнозных 1300 тонн запасов металлов платиновой группы, потратив на это $60 млн.

Политтехнологи в Африке

В последнее время в мире сложно найти избирательную кампанию, участники которой не говорили бы о российском вмешательстве. Не стали исключением и недавние президентские выборы в Зимбабве. Острую критику со стороны оппозиции вызвал визит главы ЦИК Зимбабве Присциллы Чигумбы и специального советника президента Кристофера Мутсванги в Россию в марте 2018 года. На встрече в ЦИК РФ Присцилла Чигумба и Николай Левичев обсуждали такие подозрительные на сторонний взгляд материи, как «вопросы электорального суверенитета».

За этим последовали обвинения в том, что зимбабвийские власти тайно изготовили в России избирательные бюллетени с «заранее проставленными» отметками о голосовании. Отдельной темой для СМИ и политизированных пользователей соцсетей стало отслеживание доставки этих бюллетеней «секретным бортом» из России в аэропорт Хараре.

Непосредственно накануне голосования основной оппозиционный кандидат Нельсон Чамиза публично заявил, что русские и китайцы работают вместе с правящей партией ЗАНУ-ПФ над «фальсификацией» итогов голосования. По его словам, в одном из пригородов Хараре якобы размещались 64 россиянина, работавшие на партию власти и ее выдвиженца Мнангагву.

Но главную роль в недобросовестной кампании Мнангагвы, по версии оппозиции, играли все же не русские, а китайцы. Бывший член политбюро ЗАНУ-ПФ Джонатан Мойо (Jonathan Moyo) уверял, что связанные с НОАК специалисты взломали систему биометрической регистрации избирателей, чтобы в дальнейшем манипулировать показателями явки и количеством голосов за кандидата от власти. По данным местных СМИ, речь шла о сотрудниках Гуандуньского центра оценки безопасности информационных технологий, под эгидой которого и при поддержке Министерства государственной безопасности КНР, согласно американским источникам, действует одна из самых успешных в мире кибершпионских групп — APT3.

Правда, никаких весомых доказательств этих обвинений не последовало, и сами оппозиционеры после дня голосования о них не вспоминали. Участие иностранных консультантов, приглашенных одной из сторон, в избирательной кампании не содержит состава преступления и никак не ограничивается международными нормами. Российские консультанты, если они действительно приняли участие в избирательной кампании в Зимбабве, лишь предоставили в распоряжение заказчиков альтернативные западным компетенции в сфере электоральных технологий. А конкуренция — это важно для потребителя.

О планах русских политтехнологов участвовать в зимбабвийской кампании еще в апреле писал в своем блоге, например, Станислав Белковский. Конечно, «64 русских» — явное преувеличение: такой масштаб присутствия было бы трудно не заметить широкому кругу наблюдателей. Но пристальное внимание российских консультантов к развитию президентской кампании в Зимбабве вполне очевидно. Только в отличие, скажем, от американских выборов в Зимбабве даже оппозиционеры не отрицают законность присутствия российских консультантов, которые работают в Африке по приглашению одной из сторон — точно так же, как в десятках других стран работают американские или французские.

В ответ на санкционное давление Россия начинает интересоваться самыми отдаленными точками на карте — любыми странами, где небольшими силами можно поддержать скептически настроенное к Западу правительство. И в этих странах Россию действительно ждут.

Десятого августа 2018 года, когда зимбабвийская оппозиция протестовала, пытаясь оспорить результаты выборов, в Россию со «специальным посланием» для Владимира Путина отправился первый вице-президент и теневой лидер страны Константино Чивенга. Он принял участие в церемонии закрытия Международных армейских игр и встретился с министром обороны Сергеем Шойгу. В российских СМИ визит не освещался, но для Зимбабве стал важным сигналом. Незадолго до этого, 25-27 июля, президент Мнангагва посетил саммит БРИКС в ЮАР и встретился с президентом Владимиром Путиным в разгар своей предвыборной кампании — визит в Йоханнесбург стал, по сути, ее кульминацией.

Африканцы понимают, что русские не смогут конвертировать результаты своей помощи в прямой политический или экономический диктат, даже о простой монетизации влияния речь пока не идет. Поэтому охотно принимают от Москвы любую форму поддержки. У России, в свою очередь, пока слишком мало опыта, информации, кадрового ресурса, для того чтобы составлять конкуренцию в Африке бывшим метрополиям или Китаю. Однако на роль сдерживающей, независимой силы, которая требует значительно меньше ресурсов, Москва вполне может претендовать.

В Зимбабве Западу ставить сейчас фактически не на кого. Великобритания и США давно упустили контроль над ситуацией, и теперь Китай и ЮАР — основные партнеры Зимбабве, заинтересованные в политической и экономической стабилизации этой страны. Местные элиты воспринимают Россию в качестве слабого, но хоть какого-то противовеса китайскому влиянию. Правда, конкуренция эта во многом номинальна, поскольку масштабы экономической заинтересованности сторон несопоставимы.