«Если бы я знала, куда бежит Сергей, я бы сделала все, чтобы остановить его», — говорит рыдающая Тамара Кемская.
Она позвонила сыну в восемь часов утра в день его гибели. Тамара вспоминает, как он тяжело дышал в трубку, а еще вспоминает свист. Теперь ей понятно, что это свистели пули. Тогда ей показалось, что сын занят, и она сказала, что перезвонит ему позже. Женщина не знала, что на тот момент погибли уже около 20 протестующих. Она и представить себе не могла, что менее чем через полтора часа среди них будет и ее сын.
Видеоролики с Ютуба на экранах в киевском зале суда — это все, что осталось от Сергея Кемского и его революции Майдана спустя пять лет. Многочасовая запись показывает события, которые привели к последнему сражению 20 февраля 2014 года. На ней видны шеренги бойцов ОМОНа, горящие покрышки, уличные столкновения, пылающие здания, бутылки с бензином, падающие на асфальт люди и отчаянные действия по их спасению.
На записи видно, как Сергей падает под огнем снайперов на Институтской улице, изо всех сил пытается отползти прочь и получает вторую, на этот раз смертельную пулю.
Напротив экранов и тройки председательствующих судей сидят пять сотрудников «Беркута» (полиция по охране общественного порядка), которых судят за причастность к убийствам. Большинство бойцов из их подразделения бежали в Россию, но эти люди остались. Они стоят по ту сторону стеклянной клетки — стоят, не двигаясь и не выражая никаких эмоций, за исключением тех моментов, когда начинают разговаривать с женами и подругами через проемы в клетке.
Кемская рассказывает корреспонденту «Индепендент», что с трудом сдерживает ярость, когда смотрит на этих «откормленных, хорошо одетых и довольных» мужчин.
«Я понимаю, эти парни выполняли приказ, — говорит она. — Но для меня они — нелюди. Они смотрели на людей в перекрестье прицела. Они видели их лица. Но они убивали их. Почему они не целились им в ноги?»
Судебный процесс оказался изнурительным для Кемской и ее семьи. Она родом из Крыма, но сейчас живет вместе с мужем в маленькой квартире в черноморском портовом городе Николаеве. Они переехали туда, чтобы быть поближе к своему второму ребенку — дочери, а также к внукам. Николаев находится в семи часах езды от Киева, но Кемская старается попасть на судебное заседание всякий раз, когда у нее получается. Многие другие родители уже не смогут туда приехать, говорит она. Человек десять скончались от нервного стресса и связанных с ним болезней.
Несмотря на все его недостатки, суд над бойцами «Беркута» стал чем-то вроде образцового процесса на Украине. Подавляющее большинство дел, заведенных украинской прокуратурой, никуда не продвигаются, а документы следствия просто пылятся в своих папках на полках. Из тысячи с небольшим дел, возбужденных по 12 эпизодам, только 12 дошли до суда. Еще 50 дел переданы в суд, но процесс по ним пока не начался.
Обвинитель Евгения Закревская, похожая на героиню в вязкой трясине украинского правосудия, говорит, что задержки вызваны самыми разными причинами. С одной стороны «майданные» дела очень трудны, имеют «реальные последствия и зачастую опасны», в связи с чем судам гораздо проще просто положить их под сукно. Но с другой стороны, отмечает Закревская, коррупция при принятии решений «всегда рядом».
«Тем, кто предстал перед судом, выгодны эти задержки, а кто-то несомненно надеется, что суд можно будет откладывать бесконечно долго», — говорит она.
Она работала на Майдане с самых первых дней, собирая видеоматериалы и свидетельства очевидцев на разных этапах революции.
В самом начале протесты на Майдане были слабыми. В них участвовали активисты, стремившиеся заставить Виктора Януковича подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом. Но когда ОМОН по непонятной причине пошел с дубинками наперевес на маленький лагерь, состоявший в основном из студентов (30 ноября — 1 декабря), протесты превратились в массовое движение. Это движение переросло в сопротивление, когда протестующие начали отражать нападения полиции (16 декабря). Сопротивление обрело радикальные формы, когда Янукович (16 января) протолкнул свои «диктаторские» законы, и когда (19 января) на Майдане появились первые коктейли Молотова. После первых смертей (25 января) протестующие сплотились, и появился военизированный лагерь. Все это закончилось бойней, на месте которой возникло импровизированное кладбище (18-21 февраля).
Роман Ратушный одним из первых отозвался на призыв журналиста Мустафы Найема выйти на улицы, который прозвучал 21 ноября 2013 года. В то время юноше было 17 лет, и ему пришлось совмещать учебу в колледже с протестами. Но преподаватели относились к нему с сочувствием и разрешали отсыпаться на лекциях. В ночное время он со своими друзьями неизменно приходил на Майдан, поддерживая слабеющие, как ему тогда казалось, протесты.
«Все казалось безнадежным, в первую неделю на площади собиралось не более трех десятков человек, — рассказывает Ратушный. — Но в один момент, когда мы спали, на нас напала полиция. Остальное, как говорится, история».
Окровавленные и избитые студенты каким-то образом сумели подняться наверх с площади Независимости и укрылись в Михайловском монастыре. На следующий день на улицы вышли сотни тысяч человек в знак протеста против силовых действий Януковича. По словам Ратушного, в этот момент Майдан перестал быть местом демонстраций за ассоциацию с ЕС, превратившись в площадь сопротивления «превращению Украины в белорусскую диктатуру».
Когда ставки возросли, а угроза насилия стала вполне реальной, революция преобразила жизнь своих участников. Некоторых она сломала (состояние психики — колоссальная проблема во время и после революции), а некоторых закалила.
Одним из главных деятелей революции стала молодая журналистка по имени Наталья Гуменюк. По стечению обстоятельств она вместе с другими независимыми журналистами намеревалась открыть новую станцию телевизионного вещания как раз на той неделе, когда начались протесты. В самом начале эта группа вынашивала невнятные замыслы стать «украинской Би-Би-Си», но по мере разрастания протестов все вопросы о целях отпали сами собой. Журналисты нового канала «Громадське телебачення» стали отважными летописцами революции, работая в условиях значительных рисков. Гуменюк стала самым узнаваемым лицом на этом канале, харизматичной ведущей, а иногда и репортером, ведя трансляции с места событий. Эта хрупкая девушка с вытянутым вперед микрофоном металась среди черных покрышек и брезентовых палаток, установленных на площади.
Интернет-телеканал «Громадське телебачення» в соответствии с планом начал свое вещание, освещая события во второй день протестов. Гуменюк, между тем, полетела в Вильнюс освещать проходившую там встречу и провальные переговоры с ЕС.
Она помнит «сюрреалистическое» чувство тревоги после посадки в самолет, летевший в Киев. На борту было полно знакомых журналистов, активистов и политиков, но атмосфера там была ужасная, говорит она. Новости о разгоне студентов уже просочились на борт. Люди понимали, что Рубикон пройден, но понятия не имели, чего ждать дальше. Было ясно, что у революции нет лидера, способного принять эстафетную палочку.
«Почти на всем протяжении революции Майдана профессиональные политики на два-три шага отставали от народа, — говорит Гуменюк. — Я помню брифинг, который проводил в Вильнюсе [тогдашний лидер оппозиции и будущий премьер-министр Арсений] Яценюк, который заявил, что пора заканчивать протесты, и надо дождаться выборов, чтобы избавиться от Януковича. Мы пытались объяснить ему, что он не вправе говорить людям, чтобы они расходились».
В итоге протесты пошли своим собственным, революционным путем, и не все шаги на этом пути были привлекательными. Когда Майдан вошел в свою более агрессивную и воинственную фазу, демократические идеалы, которыми руководствовались вышедшие на улицы активисты с флагами ЕС, зачастую стали казаться далекими и призрачными. Сменились и сами флаги. Вместо синего с желтыми звездами флага Европы появилось черно-красное знамя Украинской повстанческой армии (запрещенная в России организация — прим. ред.), в рядах которой в годы Второй мировой войны воевали антисоветские партизаны.
Размахивавшие этими флагами боевики-националисты никогда не представляли большинство протестующих. Зато они были самыми шумными и сильными. В последние недели они стали одним из ключевых элементов сопротивления. Например, когда протестующие задерживали «титушек» (нанятых Януковичем громил, которые несколько недель подряд запугивали Киев), задачу по отправлению «правосудия» часто ставили правым радикалам.
«Действительно, националисты зашли дальше, чем это было необходимо, и не только с титушками, но и с любым, кто был им не по душе, — говорит Ратушный. — Ни один приличный человек не чувствовал бы себя комфортно в их штаб-квартире в киевском муниципальном здании».
В последующие месяцы, когда ошеломленная революционными событиями страна осмысляла произошедшее, эти националистические группировки предъявили претензии на часть политического вакуума. Они по сей день занимают ключевые позиции в правительстве и в близких к нему кругах, не обладая четко выраженной легитимностью и народным мандатом. Связи МВД с крайне правыми остаются одним из самых тревожных элементов наследия Майдана.
С тех пор прошло пять лет, и порой трудно заметить успехи в решении тех вопросов, которые вызвали протесты. Украинская экономика по-прежнему находится в основном в руках кучки олигархов, хотя самые влиятельные из них утратили часть своей власти. Прокуратура до сих пор используется в качестве политического инструмента, причем зачастую против независимых журналистов. А предстоящий избирательный цикл, который несомненно будет грязным, вполне может привести к власти представительницу старой украинской гвардии Юлию Тимошенко.
Тамара Кемская называет болезненным дефицит реальных перемен.
«Пролилась кровь, кровь моего сына, однако перемены, за которые мы боролись, так и не наступили, — говорит она. — У нас та же самая коррупция, а за совершенные преступления практически никого не наказали».
А еще проблема заключается в том, что случилось после революции. Спустя несколько месяцев эта измученная страна столкнулась с тем, что у нее отняли Крым, а в восточных регионах началась война. Эта война расколола нацию, унесла 10 тысяч жизней, и конца ей не видно.
Однако журналистка Наталья Гуменюк считает, что неправильно судить о Майдане только по тем событиям, которые произошли после него. По ее словам, эта цепочка событий была предопределена не протестным движением на Украине, а «сочетанием российской контрреволюции и бездействия Запада».
«Запад всегда делал слишком мало и слишком поздно, и его приходилось умолять сделать хоть что-то, — говорит она. — Да, украинское правительство несет ответственность за то, что не сумело наладить диалог с населением на востоке, однако Запад тоже его подвел, не сумев наказать Россию за ее агрессию. Его всегда тревожили последствия и издержки от санкций».
Но несмотря на все эти страдания, Гуменюк считает, что революцию Майдана со временем будут считать победой для Украины. По ее словам, она «увела Украину с постсоветского курса», и благодаря ей в украинской власти появились новые лица.
«Если бы ничего не произошло, вектор движения у нас был бы такой же, как в Казахстане или Азербайджане: старый, авторитарный, постсоветский», — говорит она.
«Пять лет спустя вполне реально можно сказать, что Майдан того стоил. А трагедией стала война».
***
Комментарии читателей
Kevin Laughlin
Интересно, как это безобидные на первый взгляд протесты неожиданно превратились в военную организацию, сумевшую свергнуть целое правительство. Наверное, когда-нибудь мы узнаем, как это было на самом деле.
sam762
Да всем наплевать. Вон, Трамп защищает Саудовскую Аравию, хотя та режет своих журналистов на куски. Никому до этого нет дела.
Trisul
Украинцы и представить себе не могли, как сильно официальная Россия возненавидела их за стремление уйти из сферы российского влияния. Украинцы — братья русских, колыбель русскости, так сказать, у них родственные языки, они братья по религии. Так было до тех пор, пока русским не перешли дорогу. Теперь украинцы стали злобными фашистами, потому что осмелились надеяться на лучшее экономическое и демократическое будущее, которое Россия не может или не хочет им предоставить.
Без нападения России все было бы иначе.
Vespasian39
Что касается Крыма, то он осуществил свое право под дулами автоматов маленьких зеленых человечков. Потом Путин сам признался, что это была российская армия, он направил ее в Крым. Этот референдум был полным подлогом, ибо в Севастополе за присоединение к России проголосовали 123% зарегистрированных избирателей. Конечно, Путин посчитал эти 123% большим успехом. Даже Саддам Хусейн на своих фиктивных выборах получал 99%. Может, вам, русским, лучше потратить деньги на плавучий сухой док, который действительно плавает, а не пускать их на вторжение в соседние страны? Привет из свободного Киева.
TheodoreBikel
Украина не выбралась из своих проблем, и не исключено, что выберется она из них нескоро — может быть, под началом России, а может, и нет. Но нам известно, что Крым ушел, а после прошедших недавно выборов в Донбассе Россия признает его, и он будет жить под ее экономической и военной защитой.
Остальная Украина — это полная безнадега, которой руководят ультранационалистические экстремисты. Кое-кто из них связан с неонацистскими группировками. Мы что-то не видим, как Запад спешит к ней на помощь. Это слишком рискованно и неопределенно.
