Неужели мы забыли — еще до возникновения последнего инцидента в Азовском море — что на Украине все еще идет война? Разумеется, нет. Мы знали, что на Донбассе военные формирования двух лагерей не прекращали поочередно провоцировать друг друга. И мы не могли не знать, что строительство большого моста через Керченский пролив, триумфально окрещенного Путиным в мае этого года Крымским мостом, вызовет беспокойство и раздражение у украинцев. Но не бывает тем, которые, несмотря на их серьезность и связанное с ними беспокойство, со временем не приедаются и не вытесняются другими новостями. За последние несколько месяцев нам пришлось столкнуться с ливийским и сирийским кризисами, со словесным противостоянием Стамбула и Рияда после жестокого убийства журналиста Джамаля Хашогги в консульстве Саудовской Аравии в Турции, с попыткой Европы спасти соглашение по атому с Ираном и отношения своих компаний с этой исламской республикой. Не говоря уже о неизбежных ежедневных твитах Дональда Трампа (Donald Trump) на актуальную тему дня и, разумеется, о заключительном (?) соглашении по Брекситу. В этом калейдоскопе более и менее серьезных кризисов сообщения, доходившие до нас из горячих точек Украины, казались нам более или менее похожими на те, которые мы видели на предыдущей неделе, а, следовательно, малоинтересными.

Я задаюсь вопросом, не делали ли подобных умозаключений некоторые стороны, заинтересованные в украинском кризисе и встревоженные покровом молчания, который опускался на этот кризис. Украинский президент Петр Порошенко обратится к своей стране в марте следующего года с просьбой избрать его на второй президентский срок, но пока результаты опросов оказываются не в его пользу. Военное положение, объявленное сразу же после инцидента, в случае одобрения правительством Киева и обоснования со стороны ООН, может позволить президенту перенести выборы или убедить избирателей, что в эти мгновения постоянство является значительной ценностью. Инцидент произошел за несколько недель до саммита Европейского союза, где должно быть принято решение, продлевать ли санкции, наложенные на Россию. Мы знали, что некоторые страны, в число которых, возможно, входит и Италия, вероятно, выразят некоторые сомнения. Но в какой атмосфере пройдет саммит после того, что произошло в прошлое воскресенье, 25 ноября?

А Путин? Неужели он не мог представить себе, как отреагирует на произошедшее Запад? Неужели он не знал, что «друг Трамп», обеспокоенный перспективой импичмента после успеха демократов на выборах, в результате которых частично обновляется состав Конгресса, не мог в подобных обстоятельствах помочь ему? Неужели он не знал, что столкновение с применением огнестрельного оружия многим — необязательно тем, кто враждебно относится к России — покажется попыткой аннексировать все Азовское море? Я считаю, что у российского президента есть и другие опасения, более важные для него. Со времен саммита НАТО в Бухаресте в 2008 году, когда президент США Джордж Буш-младший (George W. Bush) предложил включить Украину и Грузию в состав НАТО, путинская Россия жила в состоянии тревоги. Она приняла вступление в НАТО стран, принадлежавших к Варшавскому соглашению, а также прибалтийских республик, которые Сталин грубо аннексировал после пакта Молотова-Риббентропа от 23 августа 1939 года. Однако я сомневаюсь, что Россия допустила бы переход на сторону Запада двух государств, на протяжении нескольких веков бывших неотъемлемой частью царской и советской России. Западные демократические государства не склонны разделять геополитические волнения Путина. Но если они взглянут на историю Украины прошлого века, им придется констатировать, что это государство до его объединения существовало под разными флагами: австрийским, польским, германским, российским, советским. Это не означает, что Украина должна отказываться от своей независимости. Но ей не нужны президенты, которые зависят от России, как Янукович, или от стран НАТО, как вчерашний Ющенко или сегодняшний Порошенко. Ей требуется такой лидер, как Тито, который во время холодной войны смог сделать невмешательство Югославии полезным и желанным для всех стран, с которыми она граничила.