Зеленский: «Если меня выберут президентом, сначала будут обливать грязью, затем — уважать, а потом — плакать, когда уйду» (Гордон, Украина)

Какими двумя словами можно охарактеризовать почти пять лет президентства Петра Порошенко, за что Виктор Янукович предлагал 100 миллионов долларов и почему вместе с Дмитрием Медведевым смотрел выступление «Квартала 95» в халате, из-за чего произошел конфликт с главой Чечни Рамзаном Кадыровым и руководителем КВН Александром Масляковым, кто из политиков и олигархов самый обидчивый, а кто, наоборот, с отличным чувством юмора, а также что нужно сделать Украине в качестве альтернативы любому военному союзу, чтобы обезопасить себя в будущем. Об этом и многом другом в авторской программе «В гостях у Дмитрия Гордона» рассказал актер, сценарист, продюсер, художественный руководитель «Студии «Квартал 95» и, согласно соцопросам, один из реальных претендентов на пост президента Украины Владимир Зеленский. Издание «Гордон» эксклюзивно публикует текстовую версию интервью.

Родители мне дали основополагающую вещь — болезненное ощущение неправды, почему, собственно, я так реагирую на любое вранье в интернете

Гордон: Володя, добрый день.

Владимир Зеленский: Добрый!

— Даже доброе утро, пожалуй.

— Этого зритель может и не знать: это наш секрет. (Улыбается).

— 11 часов дня — это рано для актера или нет?

— Для актера?

— Для большого актера.

— Давайте тогда разделим меня на части — пока многие занимаются этим в интернете…

— …препарируем…

— …да, препарируем Зеленского. Для актера это очень рано, зная ребят из нашего коллектива, хотя наши еще ранние пташки. Актеры просыпаются — занимаются собой, они должны свежо выглядеть, всегда радовать зрителя…

У меня не получается свежо выглядеть с утра и без грима, потому что я все-таки продюсер. Для продюсера 11 утра — это очень поздно. Потому что, допустим, вчерашний день я могу жутким назвать: он начался в 4.20 утра. Это смена «Слуги народа», фильма, и я в 4.20 его начал, а закончил во дворце «Украина» в 11 часов вечера, после концерта. Вот примерно такая жизнь.

— Кошмар. Ты не падаешь после таких дней?

— Падаю. Но есть друзья, они ловят.

— Обычно, когда препарируешь такого яркого человека, очень интересно…

— …жестко звучит «препарируешь», подождите, тьфу-тьфу (улыбается, три раза стучит по дереву)…

— …кто родители твои, чем они занимаются?

— Родители — это большие, главные для меня люди, особенно до появления моей семьи — жены и детей. Они мне дали основополагающую вещь — воспитание, болезненное мироощущение, болезненное ощущение лжи и неправды, почему, собственно, я так реагирую на любое вранье в интернете.

Мне все наши говорят: «Шо ты делаешь? Это же боты!» И их действительно очень много вокруг меня — гарантоботов, ботов бывших премьер-министров… Но я не могу не реагировать, когда что-то слышу, особенно если это касается денег. Я знаю, что мой отец позвонит и скажет: «Почему ты промолчал, это ведь неправда! Ты должен сказать. Ты знаешь, как мне стыдно идти по улице, ты знаешь, как в университете меня уважают…».

И я всегда думаю: не дай Бог, чтобы что-то такое вылезло, мне нужно обязательно ответить. Поэтому я всегда болезненно реагирую на неправду. Это что касается главного качества, которое мне дали мои родители.

— А неправды все больше, а реакция все болезненнее…

— Реакция с годами усиливается. Раньше от меня отпадало, как грязь после дождя, а сейчас… Как сказал, по-моему, Фрай, «я должен покинуть Facebook, потому что в этом бассейне стало слишком много людей, которые в него писают».
Папа, такой же болезненный максималист, как и я, ничего от своих учеников не принимает, даже коробку конфет не возьмет

— Чем родители занимаются, кто они по профессии?

— Отец мой — профессор, возглавляет кафедру кибернетики и вычислительной техники. Простым языком, для людей понятным, — математик. В какой-то момент безумно увлекся компьютерной техникой, меня все время втягивал в это дело, и я действительно отдал этому часть своей жизни… Тогда это называлось программист, сегодня — IT-технологии, программирование, веб-дизайн. Как вспомню языки эти: Basic, C++ и так далее…

— …да-да…

— …очень много всего этого было в моей жизни: он, конечно, хотел передать свои знания. У моего отца действительно потрясающие ученики, многие из них живут и работают за границей, безумно ему благодарны, но отец, такой же болезненный максималист, как и я, ничего от них не принимает, даже коробку конфет не возьмет.

Приехал пацан из Америки — у него классная работа, в самом начале пять тысяч долларов получал, сейчас уже наверняка богатый человек. Принес ему какие-то конфеты, коньяк — он его гонит по институту…

— …плохая наследственность…

— …жуткая! (Смеется). Но я за нее благодарен.

— А мама?

— Мама всю жизнь проработала инженером. Мы много лет жили в Монголии: ну, я-то прожил четыре года, а отец — 20 лет. Так что папу своего я почти не видел толком, он был одним из лучших советских специалистов, строил, по большому счету, горно-обогатительный комбинат…

— …Эрдэнэт…

— …да, речь о том самом городе-гиганте, в котором есть горно-обогатительный комбинат, и папа запрещает мне об этом говорить, но там есть даже небольшая стела — моему отцу…

— …как интересно!..

— …он воспитал многих ученых. Тогда ведь как защищали кандидатские? Со всего Советского Союза приезжали и защищались все в основном в Москве, собственно, и мой отец там защищался. Он обучил целое поколение ребят, они стали кандидатами и докторами наук, руководят там теперь с китайскими специалистами.

— Ты там тоже пожил, да, немножко?

— Я в Эрдэнэте жил четыре года. Есть плюсы и минусы, конечно. Когда говорю про маму — самый большой минус, конечно, это здоровье, которое потеряли мои родители окончательно.

— Степь…

— …да, тяжелейший климат. Там было два магазина, как-то летом…

— …на рассвете…

— …так и было! На рассвете мы просыпались — папа отправлял меня в магазин. Магазины назывались «верхний» и «нижний», в зависимости от геолокации. Я вышел — солнце, в шортиках, ключ на шее, родители на работе. Иду — пошел снежок. Такие климатические изменения привели к серьезному ухудшению здоровья моей матери. Она со мной пробыла в Монголии четыре года, и мы с ней на Ту-134 — до сих пор помню! — вернулись в Украину, на Родину. После этого она инженером уже работать не смогла. Но, в принципе, проработала 40 лет, 1600 гривен пенсия — жизнь удалась! (Смеется).

— Во время учебы в Монголии ты что-то по-монгольски выучил?

— Да! Шо-то было…

— …язык помнишь?

— Ну, как-то находил я с монголами общий язык. Помню, что «бахкуй» — это «нету». Ну, из-за «куй» запомнил. А там действительно многого не было, поэтому…

— …(одновременно) сплошной бахкуй…

— …вот именно. Мне родители рассказывали, как я прихожу домой — и рассказываю, как где-то на улице я увидел, как едят арбуз. Ну, это невозможно! А Советский Союз все же туда давал: деньги, ученых…

— …арбузы…

— …арбузов не хватало как раз — мама вспоминала, как мы пришли, выстояли длиннющую очередь и как я плакал, потому что прямо перед нами арбузы закончились, а нам говорят: «Ничего, через месяц еще привезут». Но зато мы с отцом делали всегда баранину в фольге…

— …вот это было!

— …и фольга, и баранина, и даже я пробовал кумыс!

— Володя, Кривой Рог твоего детства — что это за город был?

— Бандитский город, город 90-х. Были какие-то законы, правда. Я — мальчик, который носит серьгу в ухе, мы же всегда были против всего…

— …дырочка осталась?

— Дырочка — осталась! (Смеется).

— А серьги нет — сняли.

— Ну, на уроках и на дискотеке (уже тогда начали проявляться актерские способности) ты делаешь вид, что у тебя все время чешется ухо. Было такое внутреннее настроение стиляг. Мы были фанатами рок-н-ролла, «Битлз», Жанны Агузаровой. Да, город 90-х, но были законы какие-то. Если ты идешь с девочкой по улице…

— …не тронут.

— Да, не тронут пацаны.

— Но город мрачный был?

— (Кивает). Город был мрачный, я играл на фортепиано. Эти пальцы, в общем, не должны были этим заниматься.

— Но руки помнят.

— Помнят. Но, как я говорю, не я пошел, а меня отдали. Сначала меня отдали на классическую борьбу, греко-римскую, чтобы я как-то адаптировался к городу своей жизни, а потом — на тяжелую атлетику.

— А тянет вообще в Кривой Рог, ностальгия есть какая-то?

— Я очень люблю Кривой Рог.

— Вот так!

— Обожаю просто. Я вообще люблю уютные провинциальные города, вижу по концертам, как нас там ждут. Там люди открыты, они ждут тебя не потому, что ты какой-то там символ, а потому, что они более открытые. Почему я не любил Москву, хоть и прожил там шесть лет, проработал? Потому что можно постучаться — дверь не откроют. И не просто к соседу какому-то — это вообще, во всем. Это по жизни.

— А в Кривом Роге откроют?

— Всегда! Накормят и обогреют, как говорится. (Улыбается). Кривой Рог — это большая моя душа и большое сердце. За все, что я в жизни получил, я благодарен Кривому Рогу. Я благодарен, что меня никуда не увезли мои родители, остались в этом городе, где похоронены наши предки.

— Они до сих пор там, родители?

— Все там!

— И не хотят переезжать жить в Киев?

— Не хотят. Слушайте, надо ходить на могилы с цветами, надо жить и умереть там, где ты родился, есть какие-то законы в этом. У меня такое же отношение к Украине — просто моей профессии, сегодняшней, в Кривом Роге, увы, нет. Хотя кто его знает? Вон в Америке — у них там тоже студии вначале были в Нью-Йорках и Лос-Анджелесах…

— …да…

— …а потом в Чикаго, затем появилась Опра и так далее. Может, когда-нибудь в Кривом Роге будет самая большая киностудия.

— Я сейчас вспомнил, как покойный Михаил Задорнов всячески название «Кривой Рог» обсмеивал: мол, мы из Криворожья…

— …криворожицы? Мы эту шутку не забудем! (Смеется).

— Знаешь, когда он умирал, он лежал в больнице «Шарите» в Берлине. У него рак мозга был, ему сделали операцию. И вот я на тренировке был, смотрю — у меня на мобильном семь звонков от него…

— Вы дружили?

— Да. И он мне сказал тогда: «Я тут смотрю одну за другой серии «Квартала» — как мне сказать Зеленскому, что он очень талантливый, что я восхищаюсь им?» Услышать от Задорнова это практически нереально было, он редко кому такое говорил. Я ответил: «Сейчас позвоню ему». Позвонил тебе, и ты, по-моему, его тогда набрал, поблагодарил.

— Было такое.

— Это было настолько трогательно, он уже умирал, уходил, все.

— Я помню тот момент, он сказал такую фразу, перед смертью практически… Не знаю, можно ли это говорить…

— Можно, можно.

— «Я хочу вас поблагодарить. Мы с вами не знакомы, мне дал контакт Дима, но я хочу поблагодарить вас за «Слугу народа» — я считаю, что вы уже, в принципе, все сделали». Я, конечно, был обескуражен. Сначала мне сестра его позвонила…

— …она с ним сидела, да…

— …и это действительно было трогательно. У меня таких несколько звонков было. Некоторые люди из Москвы после 14-го года, видя мою внутреннюю, жизненную позицию, перестали со мной разговаривать. А там были руководители каналов, понятное дело, что мы как продюсеры вели какие-то личные и бизнес-отношения, но они просто все пропали. Поэтому звонку Задорнова я был приятно удивлен.

И такой же звонок был от Юлия Соломоновича Гусмана, который судил в КВН, когда я играл. И в КВНе я никогда не получал от него никаких восторженных приятностей. А тут он мне много хорошего сказал, даже очень много.

— Володя, это правда, что в школе ты хотел стать дипломатом и даже готовился к поступлению в МГИМО — вожделенный для многих вуз?

— Это была моя мечта, меня интересовали международные переговоры, мне все это очень нравилось, я учил английский язык, заканчивал английскую спецшколу.

— То есть ты себя к чему-то готовил?

— Я не знаю, кто меня готовил, к чему. Но есть жизненные обстоятельства. И это, в принципе, продолжает тему, что мне дал родной город. Он дал мне знакомство с моей будущей женой, рождение моей дочери. Мы встречались восемь лет, не спешили.

— Познакомились где?

— В школе. Мы учились в параллельных классах. Был выпускной вечер, все пацаны присматривались к девчонкам: ну, это же выпускной, надо с кем-то пойти. Во-первых, с кем-то пойти, во-вторых, с девочкой, как я уже говорил, идти по улице безопаснее (смеется).

— Не тронут.

— Заметил ее на школьной линейке, сначала симпатизировал, потом влюбился — глубоко, бесповоротно, мы очень много лет вместе. И вот когда я хотел учиться на дипломата, было всего два варианта: МГИМО, потолок, топ, и КИМО, который появился в нашем пространстве, я даже не знаю, когда…

— …но тут уже учились Порошенко с Саакашвили, поэтому…

— …нам туда не надо? (Смеется). Не в том дело. Мы все, англоязычный класс, видели свою перспективу в этом пространстве, и одна девочка из моего класса, у которой родители были очень серьезные, не хочу называть фамилию…

— …настолько серьезные?

— Нет! (Смеется). Но для нас, тогдашних, да. Ты просто не понимаешь, как мы жили в Кривом Роге. Если я начну рассказывать, ты будешь…

— …приятно удивлен?

— Очень! Так вот, родители этой девочки нам сказали: «Там надо решать вопрос». А решать вопрос…

— …было не на что.

— Во-первых, даже если бы было на что, папа бы повесил меня на первом же суку во дворе. Никто ничего не решал! Чтобы ты понял, когда я поступал на юрфак (это было новшество в нашем городе, я учился по специальности «міжнародна економіка і право, правознавство»), первый экзамен был — английский, а второй — теория государства и права. Я прекрасно знал эти два предмета и, конечно, не очень хотел что-то лишнее учить, пошел — и пошел. Так мой папа выехал из страны!

В тот год он не собирался ехать в Монголию, ему не надо было, но он позвонил монголам, которые его до этого уговаривали: «Ну приедь, Саша, поработай еще» и которым он отвечал: «Да уже здоровья нема», согласился — и специально выехал из страны, чтобы никто не подумал, что мой папа как-то повлиял на мое поступление.

— Может, он просто хотел выехать из страны?

— (Хохочет). Нет, выезжать из страны он никогда не хотел. У него было много моментов, когда он мог, да и у меня тоже — когда мог из страны выехать.
В 16 лет я выиграл бесплатное обучение в Израиле, но отец сказал: «Только через мой труп»

— Вот об этом я тебя спросить хотел. В 16 лет ты получил грант на бесплатное обучение в Израиле, но не поехал…

— Да. Я выиграл конкурс: мы сдавали TOEFL — ну, англичане знают, что это такое, это такой спецэкзамен по английскому языку. Он проходил в городе Днепр, а Днепр тогда для меня уже заграницей был, я уже осуществил желаемое. И да, я выиграл конкурс с одной девочкой.

— Красивой?

— Очень симпатичной. Инна звали, Инка Ковалева. Вот она уехала в Израиль, и еще ряд ребят из области, которые выиграли. Да все уехали! Нас как-то делили на группы, мы писали тест… Словом, все, кто победил, отправились в Израиль, кроме меня.

— А ты почему не уехал?

— Отец сказал: «Через мой труп». Я уходил из дому, жил у друзей, у Пикалова Сашки (мы же со многими из «Квартала» с детства дружим) кричал, угрожал ему, бросал в него тапок (смеется), а он в меня, но он сказал: «Нет».

— Весело вы жили там?

— Весело и жестко. Мой отец работал сутками! Потому что он всегда говорил: «У нас дома у детей всегда будет мясо». И это не просто фраза.

— Мяса же не было.

— Да, я знаю это от ребят. Вадик Переверзев, с которым мы тоже в одно время в школе учились (он на год старше), затем на юрфаке, а сейчас он один из ведущих авторов «Квартала 95», говорил, что у них было мясо по средам.

— А рыба — по четвергам?

— Рыбы не было тогда! Карась и карп — все, по другую никто не знал. Мы ребят всегда подкармливали, они приходили к нам, что-то кушали. Мои папа, мама и бабушка считали, что все вокруг должны быть накормлены!

— Володя, как подобрался костяк «Студии Квартал 95» и как удалось выстроить с этими ребятами многолетние правильные отношения?

— Что такое «правильные отношения»?

— Когда люди столько лет вместе, и не перессорились.

— Это родственники. Они и ссорились (точнее, скандалили — это не ссоры), и мирились, и друг другу все сказали…

— …не раз…

— …и выпили. Ну, до драк не доходило.

— Пока.

— Но могли руку друг на друга поднять — это нормальные мужские разговоры. Я очень дорожу дружбой людей, с которыми вырос. Я максимально все для них делал, потому что они прошли все: Крым, Рим, медные трубы, а потом идет Кривой Рог.

— Вообще удивительно — такие долгие отношения.

— Я за эти отношения боролся всегда — я тебе честно скажу. И я надеюсь, что они тоже. Были периоды, когда многие из этих ребят меняли курс…

— …на коммерческий?

— Да. Ленка, например, как только открылся «МакДональдс», пошла туда работать. Зарплата была 100 баксов — ты даже не представляешь, сколько это для Кривого Рога! Я прибегал к ней, она говорила: «Вова, я не могу, тут деньги платят», а я убеждал: «Послушай, мы команда, мы должны ехать в Москву на игры Высшей лиги!». Я отпрашивал ее у ее начальника в «МакДональдс», мы прямо там давали концерты, и из-за этого поток людей был больше. (Улыбается). Туда всегда стояла очередь, потому что люди знали, что может выступить «Квартал». Я шел на все, в общем.

— И все ребята из Кривого Рога?

— Очень много. Саня Пикалов, который у нас играет бежавшего Виктора Федоровича. Видите: Федорыч убежал…

— …а он остался.

— А он есть, да! (Смеется). Несколько авторов ключевых — криворожане: Вадик, Рома Омаров, Юрка Крапов, с которым мы играем парные номера. Леня Кравец. Музыкант наш любимый, ныне покойный: разбился на машине. Мы каждый год приезжаем и на могиле его в Кривом Роге встречаемся…

— …удивительно!…

— …да. Сделали ему красивый памятник, он курил красные «Мальборо» — мы многие уже не курим, побросали, только когда нервничаем, можем, но на могиле — это святое. И наливаем, как он всегда говорил, «дайте мне вонючей дешевой водки». Он был старше всех нас, но его нет уже шесть лет, и уже мы его старше. И обязательно рюмочка…

— …вонючей дешевой…

— …да. Мы все выпиваем, выкуриваем «Мальборо»… Он уснул за рулем. Такова жизнь, к сожалению.

— Из-за чего у тебя в 2003 году произошел конфликт с Масляковым, который руководил КВНом?

— О-о-о, по той же причине — по причине командности. Я всегда уважал КВН, потому что он очень сильный нам дал…

— …толчок…

— …и большой шанс на лучшее будущее. Никого нельзя забывать. Как родителям и Кривому Рогу, так я благодарен и КВНу: пацану из провинциального города вырваться очень сложно, а команде…

— …невероятно!

— Команде из Украины невозможно было вообще, а уж команде из Кривого Рога…

— …невозможно в частности.

— Это была просто большая удача. Когда мы играли в Высшей лиге в Москве, мы были единственной командой из Украины. И чемпионами стали, всех победили! А уже «Кварталом», правда, проиграли. Все говорили: «Да что это такое: сборная Москвы играет против криворожан? Не может такого быть, чтобы они у москвичей выиграли!» Я долго играл в «КВН» — порядка 10-ти сезонов.

— Ух!

— Около 10 лет, да. Когда еще не было «Квартала», я был автором в команде «Запорожье-Кривой Рог транзит». Конечно же, было огромное количество лиг на постсоветском пространстве. И когда все понимали, что «Квартал» как кавээновская команда заканчивает свою жизнь, мне поступило предложение, очень простое: остаться редактором в «Клубе Веселых и Находчивых», а ребят распустить.

Ну, для меня это вообще больной вопрос: что такое распустить друзей? Это что, рабы? Рабство отменили, мне так кажется. Я сказал, что нет, я только с ребятами. И конфликт основывался на том, что такое «вместе с ребятами», надо что-то делать!

Мы приехали в Киев, сделали первый «Вечерний квартал» — мне звонили, что-то там говорили, закрывали Октябрський дворец, не давали туда попасть. Но я не уверен, что это сам Масляков делал, честно говоря. У меня нет доказательств. Тем не менее мы провели первую съемку, а это означало: все, ты вышел из КВНа в самостоятельную жизнь. И я был предан анафеме — мне так и говорили.

— И она не снята?

— Да? Я не знаю. Много лет спустя, году в 10-м, мы встретились с Масляковым, он сказал: «Я знаю, ты уважаемый человек в Украине, рад за тебя, что у тебя такие успехи». Я ответил: «Спасибо и вам, Александр Васильевич».

— Удивительная история: скромный мальчик из хорошей интеллигентной семьи…

— …стал таким нескромным и нехорошим (смеется).

— …из Кривого Рога. Скажи, пожалуйста, было ли у тебя ощущение, что ты можешь совершить такой головокружительный взлет? Что-то тебя вело по жизни или все происходило само по себе?

— Только поступки. Я вообще считаю, что сегодня нужно жить так, чтобы не было стыдно завтра. Меня так учили, и я так поступаю всегда, в 99% случаев. Иногда получается по-другому, не хочу сказать, что из-за кого-то: все, что мы имеем, все равно в итоге из-за нас. Поэтому не знаю, что меня вело, но всегда помогали люди. Всегда рядом появлялся человек, который, даже когда я сомневался, говорил: «Да давай, да все нормально будет».

— А часто сомневался?

— В принципе, нет. Я такой парень, что если ввязался в битву, как правило из нее не выхожу. Могу проиграть, но выйти посреди… Нет. Белый флаг — не наш флаг! (Смеется).
Мне кажется, Путин на моих выступлениях не смеялся

— Ты неоднократно выступал перед президентами разных стран.

— Да!

— Скажи, пожалуйста, перед какими именно?

— Перед всеми.

— Украинскими?

— Бывшего Советского Союза. Это были как отдельные выступления, так и саммит. Я помню Крымский саммит. Про Крым мы теперь можем только вспоминать.

— Пока…

— …пока, да. Там были все президенты Украины, президенты России — в разное время разные.

— И Ельцина ты застал?

— Нет, вот его не застал.

— Путина и Медведева?

— Да. А еще были президенты Армении, Азербайджана, Грузии.

— Казахстана, наверное, для которого Кривой Рог — не пустой звук…

— …да-да, Молдавии — Воронин, кажется…

— …коммунист.

— Был президент Польши Квасьневский, да много кто.

— Как они себя вели, когда вы выступали перед ними?

— В какой момент: в начале, в середине? (Смеется). Потому что в начале все очень строгие, все их ждут, специальные люди что-то пробуют, потом они садятся и пробуют… Пара культурных тостов, а потом это пьянка. Но нормальная, приличная. Никто не дрался!

— Что удивительно.

— Что удивительно, да.

— С Путиным лично ты знаком?

— Нет. Ну, так, видел.

— Ты наблюдал за его реакцией на свои выступления?

— Мне кажется, он не смеялся. Я помню, знаешь, чью реакцию? Вот это я точно помню, потому что к нам подошли. Когда был Медведев, президент, и был Янукович…

— …уже смешно.

— (Смеется) Но, тем не менее, история есть история. Пригласили нас на мероприятие, сказали: «Будут президенты». Ну, будут — хорошо. Кстати, мы выступали за гонорар. Многие звезды, я знаю, в таких случаях работают бесплатно.

— За еду…

— …может, это впоследствии и за еду, не знаю, но обычно за звания. У меня был смешной случай, связанный со званиями, я расскажу, но сначала этот закончу. В общем, сказали нам: «Для президентов». Миша — был такой министр культуры, не помню фамилию…

— …Кулиняк…

— …да, скрипач…

— …на крыше…

— …не знаю, где он сейчас…

— …я же говорю: скрипач на крыше…

— …понятно (улыбается). Значит, он нам сказал, что будем выступать перед президентами. Привезли нас в какой-то очередной лес: обычно это в лесу почему-то происходит.

— Привязали к деревьям.

— Нет, не дождетесь! (Улыбается). Была сцена, выступала какая-то наша группа…

— …«Авиатор»?

— Не-не, какие-то лабухи. Что такое лабухи, ты же понимаешь: те, которые просто умеют играть иностранную музыку и шансон, назовем это так. И была Повалий. А почему я помню, что она была, я сейчас объясню.

В общем, выступаем мы — сидят два человека. Янукович и Медведев. Я этому Мише говорю: «Миша, шо ты нас подставил? Мы думали, тут народу полно, разодетые, все дела…». Он: «Вова, не видишь? Сидят два президента!». — «Ну хорошо. Сколько работаем?». — «Полчаса». Полчаса — отлично, пошабашили и домой.

Отработали, и в конце выступления я говорю: «Выступает, тра-та-та, народная артистка, всеми любимая Таисия Повалий, встречайте!» И знаю, что собираю шмотки — и быстрее домой, в семью. А эти два красавца встают и уходят! То есть выходит Повалий, играет это вступление (дождись финала — ты все поймешь!) «та-та-та-та-та-та», она только начинает петь, а они встали и пошли…

Мы уже переоделись, собрались — заходит этот министр: «Слушай, у них там срочная беседа, нужно будет еще один блок показать». Я говорю: «Миша, ты издеваешься?».

— На один договаривались.

— Ну да, мы же серьезные ребята. Он мне: «Ну, это же президенты, мало ли шо…». Я: «Да шо «мало ли шо», имей совесть!». В общем, ладно, убедил он нас, что надо подождать. Вторая часть Марлезонского балета. Ждем мы, конечно, не полчаса, а полтора часа — возвращаются они вдвоем в халатах (хохочет). И в халатах садятся за стол! Я смотрю на Мишу, он мне: «Все нормально, работаем». Мы показываем второй кусочек — острые политические шутки, разные.

— Они снимают халаты…

— …если бы! Тогда бы нам пришлось платить. В конце я снова объявляю: «Народная артистка Украины Таисия Повалий!».

— Вот тут они точно снимают халаты…

— …нет, вот тут они точно встали — и опять ушли. Их не было еще полчала, потом вернулись. Миша этот говорит: «В общем, такая ситуация, Вов, они вас зовут, хотят поблагодарить». Подходим мы — Медведев говорит: «Ребята, Владимир, конечно, шутки очень острые, мне очень понравились. Но у нас так не надо!». (Смеется). Это я запомнил. А Повалий так и не спела: вышла — ушла, вышла — ушла…

Ну а мне обязательно надо было что-то ляпнуть — как говорила моя бабушка, «ты спокойно не можешь, тебе обязательно нужно что-то ляпнуть». Я Медведеву говорю: «А вот у нас в коллективе есть Валера Жидков, вы знаете, что он гражданин России? У него русский паспорт». Медведев так на Валеру посмотрел и говорит: «Да? Ну, хорошо, что вы здесь». (Хохочет).

Тут Виктор Федорович берет слово: «Спасибо, ребята, мне всегда нравился ваш юмор». Потом поворачивается к Повалий и говорит: «Но ваши песни, Таечка, сегодня были великолепны!» (Смеется).

— Когда ты сказал, что они в халатах пришли, я вспомнил анекдот, как два грузина встретились, один другого спрашивает: «Гоги, ты где вчера был?». — «С Гиви в шахматы играли». — «И кто кого?». — «Никто никого, я же говорю: в шахматы играли». Но ты же еще что-то рассказать хотел…

— …да, вторую историю. Хотя это не вторая — их миллион, историй этих. По поводу «хто за шо работает», за какие, значит, барыши. Пельш, Собчак и я. Ну, Пельш как представитель прибалтийской интеллигенции…

— …внук члена Политбюро, между прочим, Яновича Пельша.

— Ну вот, неслучайно, значит. Чего я там тогда делал, не пойму, потому что у Собчачки тоже политические корни.

— Да-да.

— Но мы втроем — ведущие большого мероприятия, где все-все-все, саммита в Крыму. Потому что в халатах — это было под Киевом. А тут — просто все артисты, не хочу сейчас перечислять, потому что буквально все наши, кто народные, там были. Ну и мы, заморыши из «Квартала 95», потому что званий у нас нет. И это печальное, жуткое даже, было зрелище, когда после выступлений артисты благодарят и просят, если не звание, то «кусочек земли в Крыму».

Пельш решил это как-то в шутку в конце перевести, но не забыл и про свой кусочек земли напомнить, Собчак говорит: «Ой, а я согласна с Валдисом, что в Крым хорошо приезжать куда-то, не просто так, а к себе». Ну а меня угораздило сказать: «Спасибо, все есть, ничего не надо, работаем за деньги». Я всегда считал, что артист, неважно, перед кем он выступает, должен работать за свой гонорар, который заслуженно он получает. Это важнее званий и подарков.

— Тебе часто приходится выступать и перед президентами, и перед олигархами. Кто из них самый яркий и креативный был во время твоих выступлений? Кто запомнился так, что не может забыться?

— Мы говорим именно о выступлениях, не об их политической жизни — это общество пускай оценивает. Кравчук, Леонид Макарович, уважаемый, всегда открывал любые мероприятия

— …первый…

— …первый президент, это понятно. У него очень красивая українська мова…

— …он вообще красавец…

— …да! И мне нравилось, когда он говорил: «Дуже багато людей, багато тостів — я вас усіх прошу: буквально п'ять хвилин». И начинал свой тост минут на 15. (Смеется). Но это всегда было красиво. Многие вообще стесняются говорить, многие шутят.

— А у кого самое хорошее чувство юмора из них?

— Хорошее чувство юмора — у Кучмы… Мы про политиков или про всех?

— Про политиков, олигархов.

— Ну, если и про олигархов, то самое хорошее — у Коломойского. Коломойский шутит хорошо, Кучма тоже. У нас с ним очень нормальные отношения. Правда, он уже успел уйти с поста к тому времени, когда мы начали жестко шутить про политику. (Улыбается). А мне однажды по поводу наших шуток сказал: «От знаєш, у тебе був один жарт про мене…».

А у меня действительно было — я играл Кучму и говорил: «Сегодня мы рассчитались с русскими за газ». И тут же выходил из-за трибуны и оставался в пиджаке и в одних трусах. (Смеется). Так вот, он мне сказал: «Я тобі хочу дещо сказати з приводу цього жарту». Я спросил: «Шо, Леонид Данилович?». Он: «У меня трусы лучше». (Хохочет).

— Ой, класс!

— Ну, мне, конечно, пришлось опять ляпнуть: «А я был не в своих», но, в общем, нормально. А так… С кем я еще общался? Президенты приглашали, да.

— Но я не раз слышал: у тебя в таком кругу бывают шутки на грани или даже за гранью фола. Кто-то из президентов или олигархов обижался — прямо на мероприятии?

— Ну, я думаю, что обижались многие.

— Втихаря?

— Да. Но им хватало сил не высказывать. Я знаю, Виталий Кличко обижается.

— Да? Почему?

— Он обидчивый парень. Считает, что это не совсем юмор… Хотя я ему говорил: «Вы большой боксер, мы вас уважаем, но мы же шутим про политику. Посмотрите, что в мире происходит, это же даже не шутки!».

— Конечно!

— Что в Америке делали с Клинтоном, с Обамой, про Трампа я вообще молчу! Но он дает по себе ездить вдоль и поперек. Это свобода!

— А какая самая жесткая шутка была про Виталика, на которую он обиделся?

— Я не знаю, их столько было (улыбается). Я не знаю, где тот уровень, когда он обижается, но он как-то и Лысому говорил, мы на мероприятии пересекались: «Ох, ты это…». Я сказал: «Да вы хоть от него отстаньте, он не пишет! Женя ни при чем». Это жизнь, шо он наезжает?

— Часто ли приходится извиняться перед людьми за свои шутки? Бывали такие моменты?

— Я вообще не считаю, что за юмор нужно извиняться. Если что-то где-то просочилось про семью — я очень бережно к этому отношусь. Помню, что-то про Януковича было — о сыне, и я был против редакционной политики, против того, чтобы эта шутка была.

— О старшем сыне?

— Не-не, о младшем, не связанное ни с бизнесом, ни с политикой…

— …уже после его смерти?

— Да не, ну ты что, неужели мы вообще без царя в голове? Конечно, до. После каденции Януковича это вообще никому не интересно, а после гибели сына об этом абсолютно нельзя говорить, никому не пожелаю. Нет, это было во время президентства Виктора Федорыча, всплыла какая-то история с сыном, неприятная.

— Он напрягся — Янукович?

— Нет, мне кажется, его напрягали шутки по поводу его личности.

— Что за конфликт был с Рамзаном Кадыровым, после которого пришлось извиниться перед ним?

— Я объясню, Димочка, как это произошло. В нашей программе «ЧистоНьюз» был какой-то видеоролик — я его не видел, не вел тогда эту программу, ею занималась другая авторская группа.

Там даже речь не о нем шла, была какая-то нарезка видео, и в эту нарезку попало видео, где плакал Рамзан Кадыров. Мне позвонили по этому поводу: мол, что вы думаете, как отреагирует мусульманский мир. Я ответил, что не знаю, в чем там суть, пересмотрю эту историю. Потому что тема религии — очень тонкая тема…

— …тонкая грань.

— Да, и мне не хотелось бы на почве религии кого-либо обижать. И я сказал, что если наши ребята обидели кого-то из мусульманского мира, ведь они могли не подумать, не знать, то я за них хочу попросить прощения.

— Учитывая твое многолетнее общение на мероприятиях и не только с рядом серьезных персонажей, я попрошу тебя немножко их охарактеризовать. Леонид Макарович Кравчук, первый президент независимой Украины.

— Я уже сказал, что застал его, уже когда он был просто красноречив. Обычно, когда слушаю его по телевизору, говорит он вещи мудрые. Последний раз слушал, когда речь шла о военном положении и собирались старейшины.

Да, звучит это достаточно мудро. Мне очень сложно судить, в какой период он получил страну: это был тяжелый период. Мне сложно охарактеризовать его как президента: быть первым всегда непросто, это огромная ответственность. Я думаю, что он хотел сделать что-то качественное. Я надеюсь, что каждый из наших президентов хотел сделать что-то хорошее для страны.

— Леонид Кучма.

— В жизни — простой рубаха-парень, я бы так сказал. Может выпить. Может сыграть на гитаре. Может даже спеть: а кто ж ему откажет? (Улыбается).

— Виктор Ющенко.

— С ним я совсем был не знаком, практически…

— …пока не стал его изображать?

— Да, пока играть его не стал. Я помню один только момент: администрация Виктора Андреевича Ющенко после Оранжевой революции, после победы, после того, как он стал уже президентом, позвала в Мариинский дворец всех журналистов, решив показать, какие мы теперь открытые и свободные. И нас пригласила выступить. Ты думаешь, чего его, дворец этот, до сих пор ремонтируют с тех пор? (Смеется).

Было несколько кресел, Виктор Андреевич сидел, журналисты стояли. Мы выступали, журналисты смеялись, а он был очень серьезный. Потом ему его супруга что-то говорила на ухо — и он начинал смеяться (улыбается), вот это я помню.

— Виктор Янукович.

— С Виктором Федоровичем Януковичем у меня было, скажем так, несколько раундов разговора. Я, наверное, его знал больше, чем других президентов. Виктор Федорович пытался договориться со мной…

— …по-хорошему?..

— …да. Ющенко просто обижался, и потом, они в тот период были увлечены дружбой с Юлией Владимировной — я это так называю. А Виктор Федорович был уже в ореоле хозяина страны — в статусе, который он сам себе создал либо его окружение. И я даже не думаю, а знаю: со многими журналистами и телеканалами он, скажем так, договаривался, чтобы мы все были очень лояльны. Так я познакомился с Межигорьем…

— …раньше всех остальных…

— …гораздо раньше! Скажем так, я был в Межигорье, когда там еще был Янукович. (Смеется). Когда хозяин был дома. Да, мы с ним встречались…

— …в халатах?

— (Пауза). Ты знаешь, у нас был момент, когда мы крепко выпили. Он решил меня споить, чтобы поговорить по душам. Я редко пью, но…

— …кто ж ему откажет, он же памятник…

— …а он уже тогда был памятником, да. Но, честно говоря, я своими ногами ушел, в отличие от Виктора Федоровича.

— Крепкий!

— Есть немного. Я никогда этим не бравировал, но он решил мне показать, где он живет, конечно, это было, мягко говоря, жутко, потому что этого всего было много…

— Это пошлость.

— Он показал мне тир — 100 метров — и так далее.

— По пенькам ты не попрыгал?

— Нет, уже не с кем прыгать было. (Смеется). Я тогда «Интером» руководил — этим, собственно, была вызвана вся история. Я был топ-менеджером шести каналов во главе с телеканалом «Интер», генпродюсером. А я разделил информполитику и все остальное. У меня постоянно были конфликты с новостями. Они мне говорили…

— …мол, не вмешивайся…

— …это не твой вопрос, а я спорил, потому что это составляет имидж. Мало того, люди получают от вас одну информацию, потом выходят другие продукты, но зрители с этой информацией дальше живут. Короче говоря, я понимаю, что с новостями у них была налаженная история, не налаженная — с «Кварталом», то есть оставался один человек.
Виктор Федорович предлагал мне 100 миллионов долларов — и я не согласился. Я же не больной на голову

— То есть Виктор Федорович предлагал тебе что-то?

— Финансовые условия были, переход на другие каналы…

— А финансовые — какие? Цифры большие были?

— Очень большие.

— Ну, примерно можем назвать?

— Я не знаю, прилично ли это…

— Да!

— 100 миллионов.

— Долларов?

— (Кивает).

— И ты не согласился?

— Нет, конечно. Я же не больной на голову. И мы же о родителях разговор начинали.

— Я сейчас о папе подумал.

— Конечно. Если положить на весы эту сумму и все, что у меня есть, то перевешивает моя жизнь, моя репутация, семья.

— Это очень интересно! Мы сейчас о халатах вспомнили — Задорнов, который был очень близок к Ельцину одно время, рассказывал, как они с Борисом Николаевичем плавали в халатах, а сзади плыл Коржаков. У тебя подобные истории были?

— Нет (смеется), до такого не доходило. Я буду до конца честным с этой суммой. Есть такое понятие, как бюджет канала, это деньги, которые идут на все-все-все производство. Мне было сказано: «Зачем тебе бюджет канала, который есть, ты можешь получить такую сумму — и делай, что хочешь!» Вот так, наверное, точнее.

— Когда Виктор Федорович отбыл из страны, ты ощутил какую-то тоску по нему?

— (Смеется). Это, по-моему, Саня наш Пикалов ощутил — испугался, что некого ему играть теперь. Оказалось, есть. Хватает ребят… Слушай, тот вид, в котором он отбыл, и тот, в котором оставил страну, это уже не тоска, и не тоска зеленая…

— …это печаль…

— …еще какая.

— Петр Алексеевич Порошенко — поговорим и о нем.

— Да, хорошо.

— Что он за человек и какие у вас были интересные встречи?

— У нас были личные встречи с Петром Алексеевичем Порошенко.

— 100 миллионов предлагал?

— (Хохочет). Нет.

— Жадный! Вот Виктор Федорович — щедрый человек…

— …на, Володя, и иди гуляй!

— А здесь — «дай».

— Даже не было «дай», я не знаю, что это. Пару встреч было, о которых я не хочу говорить.

— Настолько приятные?

— Они ни о чем. Для людей — ни о чем, правда. Знаешь, с чем у меня приход гаранта нынешнего ассоциируется? Вот представь, что мы ждем какой-то фильм. И тебе все начинают говорить: «Слушай, он очень хороший, обязательно сходи!» Или с книжкой такая же история: «Поверь мне, купи — и ты получишь удовольствие!». Приходишь в кинотеатр, а там средний, очень средний фильм. Смотришь — и у тебя разочарование.

— В тех, кто говорил…

— …если бы не говорили, не было бы надежд. Ну а шо ты ожидал? Такого и ожидал. Вот у меня было глубокое разочарование. Вообще, мои родители — ну, восток Украины — и до Оранжевой революции, и после голосовали за «синих». Это их регион, что тут спорить? Их право выбора. Но тут впервые (почему я и говорил про хороший фильм и мое ощущение, общее) они голосовали за Порошенко!

Все надеялись. Я думал: вот он, символ декоммунизации, сейчас уберут памятник Ленину — и через пять лет будет памятник Порошенко.

— Очень точное определение, кстати.

— И охарактеризовать гаранта я могу только двумя словами — «к сожалению». Разочарование начало появляться, когда после победы меня позвал к себе президент и сказал: «Слушай, мы тут собираем лучших — на парламентские выборы. Пошли-ка с нами в партию, в депутаты».

Неожиданное предложение было, честно. Говорю: «Петр Алексеевич, но я же не политик». А он: «Слушай, все же знают, что твоя мечта — построить в Украине Голливуд, создать топовое телевидение, как британское». Там действительно оно офигенное, абсолютно свободное, нет никакой цензуры, имеешь претензии к телику — иди в суд!

— «Я жизнь отдам за свободу слова» — вспоминается мне…

— …там действительно здоровое свободное общество, настоящая свобода слова.

— Ты посмотрел на него влюбленными глазами, когда он об этом заговорил?

— Хе-хе! Он всегда смотрит влюбленными глазами, когда что-то предлагает. «Ты же об этом мечтал, ты же хотел!» Я ответил: «Если вы мне даете такие полномочия, то я готов это сделать». — «Так пошли в партию!». — «Вот тут, — я говорю, — я предлагаю простое условие. Вы мне даете полномочия, я начинаю это делать, потому что это долгий процесс, несколько лет, но когда я увижу, что у меня получается, я подберу кадры качественные и сам прибегу и попрошусь к вам в партию. Я пойму: да, это мой президент, которого я выбрал наконец-то». Он сказал: «Нет, так не работает тема. Работает тема наоборот».

— И ты опять сказал «нет».

— И я пошел к себе. Ну, ты же видишь: Голливуд не строится, значит, я отказался. Вот такая история. Я понимаю его — без претензий. Каждый занимается своим делом. Не готов он, наверное, был.

— Разочарование Порошенко у тебя сегодня укрепилось или ты уже об этом не думаешь?

— У меня разочарование во всей власти, которая сегодня, и в нем в частности. Он гарант, он руководитель — значит, на него ударение самое большое. Так всегда. Главный с абзаца пишется, поэтому, прежде всего, внимание на него. Я не хочу так жить, как я живу.

— Не нравится?

— Да, не нравится! И не нравится, что так будут жить мои дети. Мне не наплевать, как будут жить мои внуки, и поэтому мне не все равно. Вообще. А что хорошего? Не вижу.
Тимошенко пригласила Сашу Пикалова на белый танец, они танцевали близко… А потом он вернулся и говорит: «Я буду за нее голосовать!»

— Поговорим, наконец, о девушках. Юлия Тимошенко.

— Ой, про Тимошенко расскажу сейчас! Чтобы охарактеризовать Юлию Владимировну — история про Сашу Пикалова.

Мне вообще не нравится слово «проукраинский», потому что мы все — украинцы, а значит, проукраинские. Но Саша — он действительно такой, радикально настроенный пассажир на нашем самолете. Когда Янык бежал, говорил: «Да я догоню!», и так далее.

В свое время он очень сильно разочаровался в бело-голубых, потому что раньше всегда был за них, а я намекал: «Шурик, не спеши, там где-то посередине правда». — «Вова, мы из этого региона, с востока!». — «Саня, у нас страна, мы отовсюду, из всех регионов. Тебе рады везде: и в Донецке, где у нас крутые концерты были, и во Львове». Но он — «нет-нет», ну, сам по себе человек радикального склада.

— К Ляшко ему надо, если радикального.

— Ха-ха-ха, ну, не такой он радикал, все же.

— Там он поймет, как Родину любить…

— …да-а-а. В общем, был в жизни Сани период, когда он был антибютовский. А тут какой-то вечер, где мы выступали, и выступали все артисты, представители нашей элиты политической — словом, все. И до чего дошло — медленный танец. И Тимошенко его пригласила.

— Белый танец был?

— Да, дамы приглашают кавалеров. Но она-то не знала, что он не совсем за! (Улыбается). А он не знал, кто такая она. Помнишь, как танцевали раньше? На пионерском расстоянии. (Показывает). Так вот, от этой дистанции за полминуты не осталось ничего! Они танцевали близко.

— Так он стал бютовцем прямо в танце?

— Вернулся и говорит: «Я буду за нее голосовать!» (Хохочет). Вот так, в один щелчок! (Щелкает пальцами). Я считаю, это типичная характеристика сильного обаятельного человека, который имеет влияние на таких людей.

— Юлия Владимировна — твой фан?

— Она мне признавалась, что очень любит то, чем я занимаюсь.

— В танце признавалась?

— Нет, я же с ней не танцевал — это делал Саня. Через Саню просила передать! Но она даже поздравляет меня — с 1-м апреля. Я не знаю, стебется или всерьез (улыбается), но поздравляет. Вроде хорошо к нам относится, а как на самом деле… Хотелось бы верить людям, но нельзя.

— Поговорим об олигархах.

— Давай.

— Ринат Леонидович Ахметов.

— Вообще не знаю как человека.

— Вот так?

— Вот так, да. Здоровались. Вот и вся, пожалуй, характеристика: «Здоровались». Я не вел с ним ни разговоров, ни переговоров, в жизни моей ничего не было с ним связано.
Мы договорились с Коломойским: никакой редакционной политики. Это было мое главное условие, и, если оно не будет соблюдено, мы канал покинем

— Игорь Валерьевич Коломойский. С ним хоть что-то было связано?

— Да, конечно. Ну, у нас бизнес-отношения, мы телевизионные партнеры. Раньше, как ты знаешь, у нас были отношения с «Интером», тогда Хорошковский был хозяином канала. Может, еще кто-то, но я как с владельцем с ним переговоры вел.

Следующий этап нашей жизни — это отношения с «1+1». Ты же понимаешь телевизионную структуру, а людям надо объяснять. Когда говорят, что кто-то работает на Коломойского, нужно понимать…

— …кто на кого работает.

— Это очень важный момент. У нас все каналы, ты прекрасно это знаешь, принадлежат олигархам. Сейчас добавилось, по-моему, количество таких медиа. Было как? «Интер» — это, в разные моменты, Фирташ, Левочкин, Хорошковский. Группа «ТРК» — Ахметов, Newsone и 112, я так понимаю, сегодня Медведчуку принадлежат.

— Да.

— «5 канал» и «Прямой» — это…

— …Порошенко.

— 24-й — Садовой…

— …и остальное — Пинчук.

— А Коломойский — это группа «1+1». То есть мы все, вся журналистика (ну, есть независимая журналистика, но это другое), фактически работаем на эти пять-шесть-семь фамилий.

— Как вы познакомились, кстати? Ты помнишь этот исторический момент?

— По-моему, это была наша первая встреча. Мне кажется, был какой-то праздник — из разряда тех, о которых я говорил, что все артисты выступали. Помню, что тост говорил господин Пинчук, но было ощущение, что говорит господин Коломойский. (Смеется). Да, точно! Они поздравляли Януковича. Пинчук начинал: «Дорогой…», а Коломойский: «Какой он тебе дорогой? Господи…». — «Виктор Федорович…». — «А еще ж вон у него, смотри, жена стоит…». В общем, Игорь Валерьевич везде свои реплики вставлял. Понятно было, что человек такой.

— Вставить может.

— Думаю, да. Он очень давно нам сотрудничество предлагал — через руководителей «Плюсов». В смысле, перейти на канал «1+1». Я — ни в какую, потому что руководил телеканалом «Интер». Я перешел, уже когда понял, что не смогу работать на телеканале «Интер». Физически не смогу.

— До такого даже дошло?

— Да, до таких отношений. Но я никого не обвиняю: это была моя моральная человеческая позиция. Сотрудники «Интера» ни при чем — это общая ситуация в стране, политическая ситуация в новостях. Даже ведущие новостей, я думаю, ни при чем — по большому счету.

— Как владелец канала, Коломойский дает какие-нибудь указания, кого обсмеять, например?

— Нет. Я думаю, что он очень бы хотел, но…

— Хотел бы?

— Ну, думаю, что иногда да. Такой он чувак…

— …иногда хочет.

— Звонил пару раз: «А чего вы шутили про всех, а про того-то забыли?» Капец! Я говорю: «А кто этот тот-то?». Он сказал. Я говорю: «Да никто об этом не знает, в обществе не обсуждается».

И потом, практически при входе на канал мы договорились с Коломойским: никакой редакционной политики. Это было мое главное условие, и, если оно не будет соблюдено, мы канал покинем. Я не готов обсуждать политический юмор, почему про этого, а не про того, поэтому все эти базары — для птиц. «Давай про тетю, давай про дядю» — это не наш вариант, конечно.

Было дело, когда он мне звонил: «А чего вы меня так жестко?». Я сказал: «Подождите, Игорь Валерьевич. Смешно? Смешно. А когда смешно, претензий быть не может». (Улыбается).

— Он ведь не просто яркий, но и очень остроумный человек.

— Очень!

— Одним из авторов «Квартала 95» Игорь Валерьевич мог бы стать? Теоретически?

— Теоретически. Я думаю, если бы он пришел, он бы разогнал наших авторов и развалил коллектив, потому что он — стендап-комик. Ему хорошо, когда он один, он один прекрасно вещает и хорошо шутит.

— И он бы дорого просил наверняка.

— В общем, наш коллектив бы его не потянул.

— Виктор Пинчук.

— С Виктором Михалычем Пинчуком все наши знакомства только через Леонида Даниловича Кучму. Было Леониду Даниловичу 70 лет, был большой праздник, мы выступали, он организовывал.

— Это в Крыму было?

— В Крыму, да.

— Шатры поставили, красиво было, Элтон Джон прилетел…

— …да, на рояле играл. Это Партенит был — я вспомнил. Была история, не буду говорить, с кем из наших парней. Он в туалет захотел, а там же эти…

— …кабинки.

— Да-да, и попасть в них невозможно, они закрыты, потому что аншлаг, куча охраны. И он пошел куда-то за дерево, я говорю: «Поглубже заходи!». Он только зашел — и оттуда человек с оружием: «Не надо!». (Смеется).

Познакомились мы с Виктором Михалычем, когда я получал предложение перейти в их группу телевизионную.

— Ты нарасхват!

— Мы делали много качественного продукта, очень рейтингового, поэтому были предложения.

— Дмитрий Фирташ.

— Видел его, когда работал на канале «Интер», на одном или двух праздниках. Все. Как-то так.

— Ты был очень популярен в России.

— Было дело.

— И кино, и выступления — ну, мегазвезда. И после того, как началась война, ты занял проукраинскую…

— …украинскую позицию.

— В России прекратилось все сразу? Выступления, концерты?

— Да. Как говорится, по взаимной симпатии. Ну, во-первых, это невозможно. У меня достаточно близкие отношения с Вахтангом Кикабидзе.

— Мы дружим с ним.

— Потрясающий человек, все его концерты в «Украине» проводит одна из наших компаний, потому что мы его просто обожаем! Я его фанат, для меня он гуру.

— Вы же программу «Легенда» о нем делали.

— И о Людмиле Гурченко, последнее ее появление…

— …да-да, я договаривался.

— Я помню, спасибо тебе огромное! Вот по поводу России у меня такое же ощущение, как у Вахтанга Константиновича. Я не могу туда поехать выступать, мне просто плохо. Не важно, кто что скажет, это мое внутреннее. Многие артисты ездят и выступают — я их не сужу. Это их желание, это все на уровне морали и внутреннего ощущения. Все живут, как могут. Но мне плохо.

— Оттуда не доносились сигналы: мол, сволочь, предатель?

— Да я все получил в 14-м году! Когда мы говорили о Путине, политике Кремля, о том, что они захватили нашу землю, наш Крым, о Донецке, обо всем, что они устроили нашей стране. Я еще умудрился все это сказать там, в Москве!

— Да?!

— Да! Я на Красной площади снимал репортажи для программы «ЧистоНьюз». Те менты, которые там ходили и слушали, были в шоке! Причем я снимал это в течение месяца, пока меня и нашу съемочную группу уже не стали метлой оттуда выгонять. Четыре-шесть выпусков я там успел сделать!

— Фантастика!

— Там я поссорился со своими друзьями, с Лешей Чадовым — офигенный у меня был друг, с которым я снимался. Он мне в кафе в Москве рассказывал, какой Крым их, а я с ним там ругался, и был даже момент, когда вызвали милицию (Смеется). Вот чтобы ты понял, что такое информационная война: я в ресторане взял микрофон от караоке и начал говорить. «Вот смотрите. Вы все меня знаете. Наш Крым захватывают ваши люди…». И все, кто слушал, были на моей стороне!

— Перевербовал?

— Да! Я вообще считаю, что это наш проигрыш — информационная война…

— 100%!

— Нормальные, вменяемые русские артисты, они бы изнутри им это вещали. Мы сами многих отвернули, а многие, как Леша, попали под влияние.

— А многие тебя расстроили — коллеги, которые оказались просто дураками?

— Первое — вышли люди с плакатами. Когда мы передали первый миллион нашим воинам — на лекарства и так далее, когда началась вся эта мясорубка и было непонятно, куда стучаться, к кому обращаться. Появлялись какие-то ребята в масках: «Дай этим», а кто они? Нашли мы тех, кто с фронтом связан точно, передали деньги, где-то об этом сказали, разошелся этот ролик. И не про деньги был ролик, а о том, как мы относимся к тем, кто захватил власть в Донецке.

Последний фильм с русскими коллегами мы начинали делать в 12-м году, а в эфир он должен был выйти в 14-м (но то, как он вышел, — это не вышел). И вот появились люди в Москве, с плакатами, что я фашист-бендеровец, что я кормлю тех «уродов», которые в Донецке убивают мирных людей. Гадкая история, жутко надуманная, и так далее.

Мы были одной из немногих компаний с филиалом в России — компанией по производству коммерческого кино и телесериалов. Взлетела она после успеха в 2008-м году полнометражного фильма, у нас был офис в Москве — до 2014-го. Много раз акции этой компании пытались купить разные российские компании, но мы как бизнесмены рассуждали, что еще рано, не ко времени кого-то туда впускать. И считалось так: на каждую вложенную гривну или доллар мы были самой успешной компанией по производству коммерческого кино в СНГ. Это очень важный момент.

— Конечно.

— Мы в год выпускали один-два полнометражных фильма, инвесторы несли нам деньги, мы всегда их возвращали — и в итоге закрыли бизнес, который приносил реальные плоды.

— Вот я и хочу спросить: много денег потеряно в России результате того, что ты себя повел как порядочный человек?

— Честно говоря, мне все равно, абсолютно!

— Понятно…

— Если сравнивать обороты нашей компании, то разница примерно такая (можем про кино поговорить, потому что я во всех юридических и экономических делах, с этим связанных, глубоко понимаю): в сериале мы за час продукта зарабатывали 150-200 тысяч долларов. После закрытия бизнеса в России стало максимум 30.

— Все ясно.

— Вот такая разница.

— Сегодня в Россию сниматься, концерты давать тебя зовут?

— Да.

— Да?!

— Ну, не знаю, по какой причине зовут.

— Может, заманить хотят?

— Нет, я не живу в ощущении постоянного заговора. Многие зовут за рубеж выступать, и я уже узнаю там, кто это собрались. Если какие-то российские олигархи — отказываюсь. Особенно они любят в Майами позвать.

— И в Монако, наверное…

— …да. Но я никуда не езжу: не хочу. Не могу через себя переступить.

— Сегодня, в декабре 2018-го года, мы можем себе представить, что придет время, когда мы будем ездить в Москву, в Россию?

— Я даже не знаю, скажу честно. У меня такая ситуация… У моей жены в Москве родственники — сестра двоюродная. Отношения были очень близкие: ну, понятно же, что люди из Кривого Рога, уехали, там остались. Но они — уже москвичи. И их поколение — москвичи. Был у них в семье какой-то праздник, свадьба, по-моему. Они звали, но я, конечно же, не поехал.

Поехал отец моей супруги — и они окончательно разругались. Потому что любой разговор выдает неприятное отношение людей друг к другу. Так это на уровне родственников! Близкие люди рассорились. Никто теперь туда не ездит, особо не общается. Ну, перезваниваются иногда, они же все равно родственники, но им не о чем говорить. Нет общих интересов. Нет ощущения, что когда мы вместе, мы счастливы. Надо забыть все, что было до этого. Вот такая история у нас сегодня. «Крым наш, но давайте дружить!».

— «Мы вас изнасиловали, но мы же братья»…

— Да! И они ни при чем, они просто смотрят телевизор! Конечно, я надеюсь, что когда-нибудь эти телевизоры начнут вещать уже в нашу сторону, в конце концов. Или давайте так говорить: в сторону справедливости. И все встанет на свои места. Я очень на это надеюсь.

— Ты выступал против запрета на въезд в Украину российских артистов…

— Да.

— Почему?

— Во-первых, мы не должны уподобляться России. Мы выше! Даже в этой войне: мы на своей земле, к нам пришли и захватили нашу землю, Крым — это наша земля. Но это не значит «тогда не въезжайте» — мы выше!

Во-вторых, я глубоко понимаю, что такое информационная война и что такое информационная политика в стране.

— Ее нет, правда?

— Совершенно верно! И это работает нам в минус. Почему? Макар, Ахеджакова… А сколько еще таких, особенно в театрах, в Питере, которые ходят и говорят: «Ну, это кошмар, как мы можем?» Это культурная прослойка, и вот они — не украинцы, но проукраинские. Подождите, не надо отрезать своих фанов! Мы в войне должны искать союзников! Поэтому я сказал, что выборочно — понимаю. Кто появился на экране и сказал какие-то гадости…

— …или пострелял чуть-чуть в нашу сторону…

— …да это вообще кошмар! Я говорил о людях с плакатами перед премьерой фильма — он же был одним из них.

— Да?..

— …и что-то там про меня говорил: мол, ну давай, приедь… Больной на голову человек, абсолютно.

— Дурак?

— Очевидно. Как можно стрелять в людей? Раз. Как ты, публичный человек, можешь стрелять в людей? Два! Ты ведь жил тут, приезжал на гастроли, это кто, украинцы тебе хлопали, когда вы здесь с Константином Хабенским играли спектакли? Неужели они плевали в тебя, покупали помидоры, чтобы бросать? Нет, они билеты покупали, ты перед ними выступал. И что теперь? Это ужас, других слов нет. Я всегда расстраиваюсь, когда такое вижу.

— Володя, какой самый большой гонорар, от которого в силу разных причин ты отказался?

— Самые большие гонорары пошли именно после всех этих событий. Предлагали полететь в Москву, провести какое-то большое мероприятие.

— И сколько предлагали?

— Нет даже смысла об этом говорить.

— Астрономические суммы?

— 250.

— Ничего себе!

— Да.

— И ты отказался — от 250 тысяч долларов?

— Конечно! (Смеется). Ну, это вообще!

— Папу вспомнил.

— И папу, и я все-таки уже взрослый, сам воспитываю детей. Надо примером быть.

— Сколько сейчас стоит корпоратив, который будет вести Владимир Зеленский?

— Честно говоря, я так не люблю эти темы. Мне не стыдно сказать, я сейчас все скажу. Я хочу объяснить свою позицию. Я не распространяюсь о заработках, потому что мне очень стыдно.

— Но ты же сам зарабатываешь, не крадешь из бюджета.

— Нет, Дима, люди настолько нищие. Я понимаю, что я здесь ни при чем…

— Пускай станут такими — и все будет хорошо.

— Вот и я себя убеждаю. Да, я считаю, что у государства ничего не украл, на госслужбе никогда не работал, всегда исправно платил налоги… Но мне не хочется их дразнить, что ли. Им и так тяжело. В основном 20 тысяч ево стоит выступление «Квартала».

— Гонорары делите поровну или по-честному?

— Ха-ха-ха! А разве есть разница? Нет, мы делим по-честному, и это не совсем поровну.

— Хорошо сказал.

— Объясню. Тут нужны точные цифры, тогда все поймут. У нас несколько компаний, и много разных артистов. Допустим, компания «Квартал 95» продает артистов «Вечернего квартала», нашу группу. За 20 тысяч долларов или 20 тысяч евро. Половину суммы получают актеры. У них у всех равная доля…

— …и если ты в их числе…

— …(кивает) все актеры получают равную долю. Сейчас объясню, где я больше зарабатываю, и станет понятно.

— Интересно.

— Дальше — авторы, мы всегда платим авторам, которые писали эти скетчи.

— Их много, кстати?

— Их очень много, и от каждого концерта им капает по чуть-чуть, они все акционеры наших концертов.

— Это десятки людей?

— Да.

— Ух ты!

— И один из авторов — я. Я — главный автор «Студии «Квартал 95». Я получаю две ставки — автора и актера. Поэтому я всегда получаю в два раза больше, чем любой актер «Студии «Квартал 95». Если, допустим, мы втроем ведем мероприятие, я получаю в два раза больше, чем любой из актеров — такой у нас закон. Причем он даже не мой, я тебе скажу, когда он появился. Закон этот принят командой КВН «95-й квартал», принят до 2000 года.

— И подписан президентом…

— Хе-хе, президенты меняются, так что подписан он дружбой. И работает по сей день. Когда мы играли в КВН, я был одним из авторов.

— И проценты ни разу не пересматривались?

— Ну, проценты пересматриваются с точки зрения актеров. Если актеров пятеро, то 10 тысяч делится на пятерых, но их может быть трое, двое…

— «Квартал» — до сих пор одна семья, да?

— Конечно.

— Фантастика!

— Одно время журнал «Форбс» называл тебя самым богатым шоуменом Украины…

— Помню.

— Это соответствовало действительности?

— Думаю, что нет. Это соответствовало действительности с точки зрения налоговой декларации.

— А много приписывали денег?

— Они писали, конечно же, суммы, которые заработал коллектив, а не я лично. Но тем не менее, надо отдать должное: это было еще во времена бывшей власти, они обратились к нам и сказали: «Мы хотим Володю поместить на обложку». Налогового сначала, по-моему, выпуска, потому что из всех артистов Украины больше всего налогов заплатил я. Как «Квартал 95», потому что мы очень много работали и действительно очень много зарабатывали. И конечно, я мог опубликовать такие налоги, потому что мои большие заработки — от продажи прав. Я являюсь правообладателем, это другой вопрос.

Мы можем долго об этом говорить, но приведу один из примеров — это программа «Рассмеши комика», которую я придумал. Я получаю за авторские права из 21-й страны.

— Класс! Плюс кино.

— Плюс кино, допустим, «Слуга народа». Тут я не один обладатель, нас несколько — обладателей прав, которые «Слугу народа» придумали. Netflix, Америка… Очень много.

— Но слуга народа — ты один.

— Слуга народа — я один, а права на слугу есть у многих (улыбается).

— Ты богатый человек сегодня?

— Да, конечно. У меня все есть.

— Ты помогаешь родителям?

— Ой, это ж надо, чтобы папа не слышал… Да! (Смеется). Но не нужно, чтобы он об этом знал. Хотя он в курсе, конечно, что я немножко помогаю. Это очень сложно: они не берут у меня денег, я как-то через подарки. Мы с папой на этой почве часто ругаемся, сей час вот не разговариваем — в очередной раз.

— О Боже.

— Да, бывает. Вот история: он много лет ездил на «Ланосе», и я лет пять назад купил ему «Хонду». Уговаривал: «Послушай, ты мой папа, у тебя юбилей. У меня есть деньги, я хочу тебе подарить эту машину!» (Бьет руками по коленкам). Да ну что ты ему объяснишь?

— Тургенев, «Отцы и дети».

— Кошмар! Я считаю, что он не прав. Папа, я с тобой не разговариваю сейчас, но буду разговаривать (улыбается).

— Правда ли, что в 2014-м году на киевской набережной тебя зверски избили, после чего ты оказался в больнице со множественными гематомами?

— (Смеется) И множественными ранениями? Нет, конечно. Никто меня не трогал и не избивал, со мной еще надо справиться, Дима!

— Опять-таки ходили слухи, что какой-то человек там оказался, пригрозил хулиганам, и ты этому человеку потом подарил 50 тысяч долларов. Все вранье?

— Абсолютно!

— Хорошо. Ну хоть внедорожник твой, с надеждой спрашиваю я, в 2014-м подожгли?

— Подожгли. Это, конечно, так звучит: «С надеждой спрашиваю я…». Ты в этом хоть не участвовал? (Смеется).

— Нет, разумеется!

— Да шучу. Было дело — возле дворца «Украина», по-моему, у них даже есть видеозапись. Кто-то бросил бутылку с горючей смесью на крышу автомобиля. Нас в машине не было.

— И кто это, до сих пор не известно?

— Нет, не знаю.

— Дальше я процитирую Антона Геращенко: «В 2015-м году МВД обезвредило семь членов преступной группировки, готовившей акты насилия в отношении Владимира Зеленского и его семьи». Что это было?

— Я слышал об этом, был в полиции, мне говорили ребята-полицейские: мол, есть какая-то история, связанная с покушением на тебя, и мы боимся, что может пострадать и семья. Мне показывали какие-то данные переписки, как они друг с другом связываются, какой у них план… Я не знаю до конца их план. Они готовили что-то. В какой именно форме, мне не известно, да и не думаю, что они признались. Мне сказали, что их обезвредили. Я не видел этих людей и не слышал — ни до, ни после этого.

— Ты испугался?

— Ну, я живой человек. Конечно. Я боюсь потерять жизнь, и я, разумеется, боюсь за свою семью. Чуть больше за семью, чем за себя, и то это на уровне инстинкта. Мы люди, мы хотим жить, вот и все.

— Охрана у тебя есть?

— Да.

— Это много людей?

— Достаточно. Мне пришлось взять охрану именно после тех событий.

— Я перейду, наверное, к главному. Разговоров о том, что ты идешь в президенты, очень много, и их становится все больше.

— Да.

— Причем многочисленные рейтинги составляются — разными агентствами и социологическими службами.

— Ты веришь в эти рейтинги?

— Сейчас скажу. В них ты уже второй, а в некоторых — уже и первый.

— Про первого впервые слышу.

— Верю ли я в них? Да. Потому что я много езжу по стране с творческими вечерами и провожу голосование там, мы со зрителями играем в игру…

— Я видел, кстати.

— И ты практически везде первый. Вот только недавно в Киеве был вечер — ты был второй после Анатолия Гриценко, с незначительным перевесом он победил.

— Нормально.

— Насколько я понимаю и как свидетельствуют рейтинги, есть три человека, которые могут войти во второй тур. Это ты, Юлия Тимошенко и Анатолий Гриценко.

— И гарант действующий может же войти.

— Гарант пока не входит в эту тройку. Может, он рванет еще.

— Ну, он человек цепкий.

— Вдруг что-то придумает еще, креативное.

— Ой, только не это!..

— …кроме военного положения. Но я о тебе хочу поговорить. Это же называется «без меня меня женили»: ты же нигде не заявлял, что идешь в президенты…

— Нигде.

— Но ты идешь? Ты определился?

— Я об этом думаю. Очень думаю. Склоняюсь… (Улыбается). Рано об этом говорить.

— Но склоняешься?

— Я думаю, что может быть. Да, может быть. Я действительно об этом много думаю и много говорю с семьей: для меня их мнение очень важно.

— Семья против, да?

— Они очень за меня боятся, потому что глубоко понимают, что я за человек. Они знают, насколько я остро, крайне, радикально справедлив ко всему. Я тот человек, который копается в салате «оливье»…

— …ищешь докторскую колбасу?

— Да. Очень давно. И я буду до конца стоять, понимаешь? А они очень переживают из-за этого моего внутреннего ощущения. В любой ситуации, в которой я оказываюсь, я думаю: а когда я выйду из этой ситуации, что будет со мной? Поэтому я как минимум хочу выйти из этой ситуации таким же, каким вошел, для меня это важно. А особенно важно — отношение людей ко мне.

Понятно, что у меня есть деньги, недвижимость, бизнес… Но главное — это кто ты. Я себя не хочу потерять. Я хочу, чтобы меня уважали люди, потому что это приятно. Это просто приятно — на физическом уровне.

— И за деньги это не купишь.

— Да. Это невозможно. Поэтому я никогда не соглашусь на условия, при которых потеряю честь и достоинство. Потому родные и боятся. Они меня спрашивают по поводу партии «Слуга народа»: «Вот создали вы партию, будешь ты набирать людей под парламентские выборы. Понятное дело, что будешь ездить по стране, с ними беседовать, но это же люди! Представь себе, что ты завел туда людей, а они оказались… людьми. Не то чтобы плохими, но ничто человеческое им не чуждо. Вот что ты будешь с этим делать?».

Убрать! Полностью, в один момент! (Щелкает пальцами). Ты что, я же похороню эту партию, если не будет возможности поменять одного, второго, третьего… Я никогда не буду заниматься этим, никогда!

— Это правда, что для твоей предвыборной президентской кампании уже заготовлен лозунг «я не шучу»?

— Брехня! И я сейчас не шучу. (Смеется).

— Одни говорят: «Дожили! Уже в президенты идет клоун». Другие оппонируют им: «Ну, зато вдоволь поржем».

— Так…

— …третьи считают: «Зато новое лицо, и не самое плохое». После трижды судимого и дважды сидевшего Виктора Федоровича, по моему мнению, президентом у нас в принципе может быть любой. Чем Зеленский хуже тех, кого мы уже видели? Логично?

— Нет. Нелогично.

— Почему?

— Объясню. Сама формулировка не нравится. Я — это я, меня нельзя сравнивать с зэком или каким-то коммерсом большим. Я и в спорте не готов был к сравнению с третьим местом — сравнивайте с первым, пожалуйста! С какими-то серьезными людьми, которые сделали что-то хорошее. Не надо с теми, которые сделали все, чтобы уничтожить нашу страну. Я себя в этом плане пока нигде не проявил и не был запятнан.

— Ок. Тогда скажи, плохо это или хорошо, что артист — я никогда не назову тебя клоуном…

— …ничего страшного, Чарли Чаплин был величайшим клоуном, гением и боролся с фашизмом, между прочим…

— …да. Но плохо это или хорошо, что артист идет в политику — в президенты? И, если ты станешь президентом, чем ты Украину и мир удивишь?

— Плохо или хорошо, решаю точно не я. И мое мнение на людей точно никак не повлияет. Люди должны выбирать, кто им по душе, и ничего не бояться. После всего, что у нас было и кто у нас был, бояться уже не надо. Главное — пойти на выборы, чтобы потом плюнуть в лицо тому человеку, которого ты выбирал: имеешь право.

А если ты не ходил и не выбирал, то рассказывать, какой я клоун и кто я такой, сидя вот такой, извини меня, жопой на диване вместо того, чтобы работать. Потому что на такие посты еще время надо иметь, и чем больше постишь, я всегда говорю, тем больше у тебя задница!

— Это жизнь отдать надо.

— Да! И если это твоя профессия, значит, тебе кто-то платит за то, что ты меня оскорбляешь. Либо ты бездельник, ничего из себя не представляющий. И никакой не патриот. Иди плати налоги, патриот! Вот это — да. Поэтому плохо ли, хорошо ли, пусть решат люди, в конце концов, сами.

Я думаю, что если я бы пошел… Или если я пойду? А может, точнее: если меня выберут, я буду таким человеком, которого сначала будут обливать грязью (это то, что происходит, я уже это чувствую), затем — научатся уважать, а потом — будут плакать, когда я уйду. Потому что я считаю, что президент должен быть максимум пять лет, и я могу объяснить свою позицию.

— Я согласен с тобой.

— Ты должен просто жить по совести, быть нормальным справедливым человеком. Не лезь: люди сами, без тебя, поднимутся. Только не мешай. Может, это звучало пафосно: я прошу прощения. Но любое дело, в которое я заходил, именно так заканчивалось. В том числе с каналом «Интер»: когда мы с ребятами туда заходили, мнение было одно, а когда расставались, все говорили: «Ну как же так?!». Когда зашли ведь, со мной никто не разговаривал: мол, пришли какие-то! Кто вы такие? С шестой кнопки — первая кнопка, вот кто мы такие!

— Как у человека, который любит свою страну и хочет в ней жить, у тебя есть желание, чтобы напротив Бессарабки вместо декоммунизированного памятника Ленину когда-нибудь поставили памятник тебе?

— Я точно не хотел бы это видеть (смеется), не ходил бы туда и не ездил: кошмар! Но чтобы назвали маленькую улицу, на которой я родился в городе Кривой Рог, наверное, хотел бы.

— Главная проблема на сегодняшний день для Украины — это война. Сможешь ли ты ее закончить, став президентом? И если да, то как?

— А какие есть пути, какие формы? Минские соглашения — не работают. Правильно? Правильно. Идти туда войной? Я лично против: я не такой человек. Может, я и жесткий руководитель в «Квартале», но здесь я считаю, что вся эта тема, все эти куски земли — это все про человеческую жизнь. И человеческую жизнь я поставил бы на первое место: «Вот наша цель — сохраним людей». Поэтому любой вариант «мы туда пойдем армией» я отметаю сразу.

— Экономику надо строить, правда?

— Во-первых. А во-вторых, придется говорить. Хотим мы или нет, надо через себя переступить. Я хоть с чертом лысым готов договориться, лишь бы не умер ни один человек. Нужно сделать первый шаг — прекратить стрельбу и развивать свою страну.

— Вот по поводу «договориться с чертом лысым»…

— …да?..

— …ты представляешь себе переговоры в формате «Путин-Зеленский»?

— С русскими? Представляю. И не думаю, что там должен быть один лишь Путин. Мне кажется, группа людей из Украины должна встречаться с группой людей из Кремля. В Кремле же сидят те, кто поставил этих, в «ДНР-ЛНР». Если бы эти решали, надо было бы с ними говорить, а так — какой смысл? Надо с теми, кто решает.

— Но с «чертом лысым» ты себе переговоры представляешь?

— Легко. Ну а чего?

— Вот как бы вы сели поговорить?

— А говорить, на самом деле, надо очень просто: «Чего вы хотите?».

— «Шо надо?».

— Да, чего вы к нам пришли? Напишите пункты. И я бы взял эти пункты, прочитал, но мир-то, честно говоря, нужен на наших условиях. Поэтому я сказал бы: «А вот наши требования». И где-то посередине бы сошлись.

— То есть что-то пришлось бы отдавать, уступать?

— А очень просто — нужно только решить, что. Я всегда себе говорю: «Не решай сам, не строй из себя самого умного. Всегда найдется тот, кто умнее, профессиональнее тебя». И тогда себе сказал бы: «Возьми этот список, выступи по телевизору…».

— Ты бы смог объяснить людям?

— 100%! Я сказал бы: «Люди, я с ним говорил, вот его список…».

— Класс!

— …а вот наш список. Вот на это они готовы пойти. А дальше, люди, я считаю, что надо так. Однако, как и на выборах президента, решать вам. Проведем референдум. Не хотите — скажите свое слово. Хотите — тоже скажите».

Мне могут сказать: мол, да пока ты через депутатов проведешь этот референдум… Но зачем через депутатов? Все же просто. «Депутаты, не даете нам эту возможность? Гуляйте! Проведем онлайн, по телевизору. Нам нужен результат — что думают люди». Люди по-разному проголосуют, однозначно «за» или «против» не будет, но будет какая-то история. Утвердили список — и пошли жить.

— Ты сейчас говоришь такие правильные вещи, я подписываюсь под каждым словом. Скажи, почему Петр Алексеевич не делает этого?

— Не знаю. У меня нет ответа. Я же тебе сказал, что пошел на хороший фильм, а попал на средний — я так считаю. Я думаю, что он очень умный человек, который большую часть времени тратит на другие дела. И я считаю, это очень уважительная его характеристика.

— А с Трампом свои переговоры ты можешь себе представить?

— Ну, мы же из одного бизнеса! (Хохочет).

— Будет легко?

— Слушай, мне всегда интересно говорить с интересным собеседником, и я считаю, что любой человек считает так же: если рядом сидит не пустозвон, а нормальный человек — можно говорить.

— Конечно. У меня как-то спросили: «Ну хорошо, пойдет Зеленский в президенты. А кто его команда, где он людей возьмет?» Я ответил: «По-моему, у него уже есть команда — «Квартал 95», всем место найдется». Но если без шуток, у тебя есть люди на ключевые посты?

— Вообще, ты же знаешь, какая моя команда, да? У нас всегда была главная команда: «Не воровать!». (Смеется). На ключевые посты, вот так вот, по щелчку… У меня есть несколько сотрудников, которые занимаются крупными юридическими вопросами в нашей компании, есть люди, которые финансовые вопросы решают, тоже офигенные профессионалы. Они всегда рядом со мной.

Конечно, я хотел бы, чтобы они и впредь мне помогали. Но я считаю, что мы живем в Украине, и какая проблема во Львове или Харькове, знают люди, которые оттуда. Мне кажется, что привлекать людей в команду нужно отовсюду, из каждого города. Нельзя, чтобы были донецкие, потом винницкие, а после них криворожские пришли.

— То есть не придут криворожские?

— Нет, это бред! Ты же не построишь таким образом сильную власть, не будешь людей слышать. А так тебя человек спросит: «Ты знаешь, что во Львове на улицах говорят?». — «Нет». — «Так я тебе скажу, я оттуда вышел». Должна быть «интернациональная» команда, иначе ты не справишься. Но все эти люди должны быть гражданами Украины — это важный момент.

Я считаю, что у действующей власти была нормальная идея: привлечь западных технократов, незапятнанных реформаторов. Я не так глубоко в политике, я им не советчик, они большие умы, но мне кажется, что идея не сработала, потому что не те посты. Таким людям надо давать всегда вторые-третьи посты…

— …или «советник»…

— …правильно! Почему? Ну давай честно: что о войне может сказать человек, если в его город гробы не приезжают? Ничего. Он должен это глубоко прочувствовать. Та же история с экономикой. Я приехал из Франции или Штатов, поработал здесь, качественно вполне, потому что мне важна репутация, но я уехал. А этим всем тут жить.

Поэтому советники — да, это классно. Они будут теми самыми предохранителями. Вот он стоит, этот второй или третий человек в министерстве, смотрит — и чуть что не так, он всегда скажет. Его мнение все услышат. Но, видимо, не все так просто.

— Президентская кампания подразумевает участие в телевизионных дебатах, и трижды генеральный прокурор Украины Святослав Пискун сказал, что все бы отдал, чтобы увидеть дебаты Зеленского и Ляшко. Ты себе представляешь эти дебаты?

— С Ляшко?

— Да.

— Ой, с Ляшко вообще да! (Смеется).

— И кто кого? Или «никто никого, в шахматы играли»?

— Секунду! Пожалуйста, выбирайте позы! (Смеется).

— Кто кого в дебатах — я имел в виду.

— А-а-а… Ой, лишь бы никто вокруг не пострадал, а то бывает, что двое ссорятся, а страдает весь народ. Люди посмотрят — и определят. Я думаю, что позиция того, кто не был в политике, и того, кто был… Все зависит от того, с какого ракурса смотреть. Все же сейчас обсуждают: мол, Зеленский не политик, что он может нам дать? Но, с другой стороны, это мое преимущество — в любом спорте. Я не был, не состоял. И я не боюсь.
Я хочу, чтобы украинцы трішечки запливли жирком. Чтобы тема «отложить на черный день» отошла от нас, а субкультура нищеты просто удалилась

— Скажи, а если будут у тебя дебаты с действующим президентом, они закончатся плачевно для Петра Алексеевича — на твой взгляд? Хотя он ведь тоже говорить может…

— …он прекрасно говорит!

— Вы с ним, похоже, тоже из одного бизнеса: актер он потрясающий.

— Не знаю: в нашем бизнесе, телевизионном, я не увидел у него заслуг больших. Я не уверен, что у нас получится диалог — в каких-то дебатах. Думаю, что это будет его монолог, а потом будет мой ответ, но обижать себя я никому не дам, это однозначно.

— Как ты считаешь, какая модель управления должна быть в Украине? Тебе не кажется, что президенты нашей стране вообще не нужны?

— Ну, есть такое предположение, но я не очень с ним согласен — пока у нас не чистое правительство. Было бы чистое, я бы сказал: «Конечно! Пусть руководит премьер-министр, он из тех, кого народ выбрал. Он разберется, он создал свою команду, и он несет ответственность за последующие четыре, пять, шесть лет…». Разные же сроки. У нас — пять лет.

Однако слишком гнилая у нас политическая система, можно получить полную политическую диктатуру, сосредоточив власть в одних руках. Поэтому я считаю, что еще не время, надо сперва почиститься, а потом уже переходить к этой модели. Я действительно считаю, что это демократия, однако на деле все эти плокости обладают своими политическими желаниями, хотелками — и начинают скандалить.

У нас же парламентско-президентская республика…

— …да…

— …но президент почему-то обладает полномочиями, которых, по закону, у него просто нет. Ну, мне так кажется… Мы все время слагаемые местами меняем: то президентско-парламентская, то парламентско-президентская. Но от этого ведь ничего не поменяется, ты же знаешь.

— Валерий Васильевич Лобановский…

— …потрясающий человек!..

— …не просто гениальный тренер был, но и гениальный психолог…

— …абсолютно!..

— …и я очень много вещей от него получал, которые мне пригодились в жизни. Конец 80-х, закончился матч, как всегда, очень важный: «Динамо» (Киев) — «Спартак». «Динамо» победило, мы стоим внизу, в мавританском дворике, подошли московские журналисты, спрашивают: «Ну что, Валерий Васильевич, у вас за игра? Бей — беги, атлетизм, длинные передачи, прорывы. У «Спартака» — стеночка, красота футбола, эстетика». На что Валерий Васильевич ответил: «Результат на табло» — и показал пальцем.

— Правильно.

— Вот я о результате на табло спрошу. Михаил Саакашвили, о чьем результате на табло в Грузии мы можем с легкостью сделать выводы…

— …конечно, я там был…

— …и я: и до, и после. Так вот, он говорил мне, что, когда пришел в Грузии к власти, капитал руководителя грузинского «Телекома», зятя Шеварднадзе, составлял $250 миллионов. А когда Саакашвили уходил…

— Еще больше стал?

— Миллиард, поскольку произошла капитализация страны.

— Вот!

— Для тебя капитализация нашей страны — это что?

— Прежде всего, это люди. Есть у меня такое выражение, я его очень люблю: «Я хочу, чтобы украинцы трішечки запливли жирком». Чтобы тема «отложить на черный день» отошла от нас, а эта субкультура нищеты, которая образовалась, просто удалилась.

Я очень хочу, чтобы мы научились в наших людей вкладывать. Офигенная же молодежь уехала по IT-путевкам, я это так называю.

— Миллионами!..

— …а ведь это наши мозги! Давайте честно: у нас что сейчас, появятся нефтедоллары? Вдруг вырастут огромные предприятия, за один день? Нет. Но люди у нас очень умные.

— Согласен.

— И всеми возможными способами нужно сделать так, чтобы наши заробитчане вернулись домой. Вернулись и начали работать на свою страну. Что для этого нужно? Поддерживать малый бизнес, средний бизнес — и будет то, что я назвал «заплыть жирком». Это и есть капитализация нашей страны. Конечно, хотелось бы эту тему проговорить с товарищами из большого бизнеса. Очень хотелось бы.

— Кстати, о разговоре с товарищами из большого бизнеса. И президентам (как бывшим, так и нынешнему), и олигархам крупнейшим я в глаза говорил о том, что и реформы, и борьба с коррупцией зависят от политической воли первого лица.

— 100%!

— На мой взгляд, человек, ставший президентом, должен на второй день собрать всех олигархов…

— На первый!

— …даже на первый…

— …если немного выпьешь — в первый день…

— …и сказать им: «Ребята, у вас уже из горла лезет…

— …хватит…

— …мой план: оставляем вам все, что вы наворовали. Ну, может, 5% снимем — за легализацию…

— …все оставить — тоже нехорошо, даже в гости приходят — приносят бутылку…

— …ну, пять-семь снимем, ладно. И начинаем жить по правилам…

— Да!

— …и я, и вы. А кто нарушит правила — извините, я вас предупреждал».

— В тюрьму!

— И надолго.

— Да!

— И большие зарплаты чиновникам, депутатам, министрам — и погнали! Готов ли ты к такому разговору с олигархами?

— На 100%! Я думаю, что у них нет другого выхода.

— И многие из них говорят: «Мы готовы так жить, просто тем, кто сейчас это предлагает, не верим».

— И я думаю, что готовы. И считаю, что существует еще два шага, на которые они пойдут. Их капиталы в безопасности, нулевая декларация — не только им, у нас много людей, которые хорошо зарабатывают. 10 тысяч долларов прятал в банке — заплати 300 баксов, и нет проблем. Правила должны быть для всех одинаковые. Единственное — я не уверен, что эти правила применимы к чиновникам.

— Но чтобы лучшие шли в чиновники, надо же им платить.

— Нет, я имею в виду нулевую декларацию.

— А! Понятно.

— Это, конечно, можно дать человеку, но как только он опубликует эти цифры, я думаю, народ его вынесет, несмотря на закон.

И по поводу информационной политики. Я уверен, что не могут большие финансовые структуры (не важно, олигархи там или не олигархи) влиять на политику страны. Не имеют они права иметь своих депутатов и так далее. Об этом тоже надо договариваться и сделать то, что я сделал на «Интере», — отделить редакционную политику от бизнеса. Грубо говоря, олигархи не имеют права влиять на политику новостей. Да, это их частная собственность и никто не имеет права отобрать у них телеканалы и газеты, но влиять на новости они не должны, потому что когда оно вот тут лежит, все равно руки чешутся.

Вот, мне кажется, это три базовые вещи, о которых можно с ними договориться. Подписать бумагу, причем открыто, публично, по телику…

— …перед камерами…

— …перед их же камерами — и все будет нормально. Это, кстати, к вопросу о капитализации. Они-то финансовые гуру, они должны понимать, что…

— …из их трех миллиардов будет 12…

— …и заводы их будут стоить дороже, а сейчас ничего не стоят. Это же очень просто считается. Их три-пять процентов, а можно и больше нагрузить…

— …сэм-восэм…

— …да-да, помогут стране — ничего страшного.

— Какая языковая политика должна быть в Украине?

— Мы живем в Украине, и для меня вопрос языка всегда был вопросом времени. Я считаю, что не надо никого ломать, как когда-то выжгли украинский язык с этой территории. Мы не должны выжигать тех, кто говорит на других языках. Мы не имеем права, это просто неправильно.

— Они же украинцы, в конце концов…

— …во-вторых, у нас в Конституции все написано, мы уже все про язык знаем. В 10-й статье сказано: державна мова — українська. Все знают украинский, на востоке не знают — выучат. Там на суржике говорят, но не будем же мы узаконивать суржик: нехорошо это. Ну и все, есть украинский язык — державна мова. А говорите, как хотите, я так считаю.

— Верующий ли ты, и если да, какой веры придерживаешься?

— Это для меня, наверное, самый интимный вопрос. Я говорю с Богом без посредников — это мое личное, внутреннее. Я не хожу к психологам — для меня такое общение и есть лучший психолог. Я не готов этим ни с кем делиться. Я никуда не хожу: ни в церковь, ни в синагогу, ни в мечеть…

— …ни в адвентисты седьмого дня…

— …не-не, и не баптист я никакой. Конечно, я везде был, и жена моя крестила ребенка: это понятно, мы все здесь живем, мы все люди. Но мне кажется, что каждый человек ходит не столько в церковь, сколько к чему-то. Кому-то нужен батюшка, чтобы просто поговорить, исповедоваться…

— …а ты сам себе батюшка…

— …не совсем. Я сейчас такие вещи буду говорить — прямо секреты раскрою. Когда моя дочь была маленькой, я говорил с Богом, когда она спала. Она спала, я сидел рядом и говорил о своих проблемах. Сейчас у меня маленький сын. Вот проблема назревает, кстати: сын вырастает — надо еще кого-то, а то с Богом не поговоришь! (Смеется).

— Что ты думаешь о томосе? Томос — это не имя.

— Не Томас Сойер, я понимаю. (Улыбается). А как отношусь… Все, что мы получаем свое в Украине, — уже хорошо. Не отдаем — и замечательно. Это же прибыток?

— Конечно!

— А мы сейчас не должны ничем жертвовать. Дали нам — спасибо большое! Вопрос в том, как это подается.

— Как ты относишься к декоммунизации, сносу памятников и переименованию улиц?

— Только замена! Потому что я считаю, что декоммунизация — это бартерная ситуация. Вот я сношу памятник Ленину — и хочу поставить тому, кем будет гордиться вся страна. И это — литературные деятели, уж точно не политики! Не надо накалять страсти в разных регионах Украины. Поставьте писателя, что вам мешает? Вон Булгаков — украинец? Украинец. Или, если хотите лишний раз утереть соседу нос, поставьте Гоголя. Они же говорят, что он русский, а мы знаем, что украинец.

А вообще — ну, вот мы поубирали всех Лениных, да? Одного надо было оставить. Вызвать лучших мастеров, благо, их в Украине достаточно, сделать из этого памятника офигенную скульптуру, вокруг — колючая проволока…

— …класс!..

— …как напоминание о тирании: мы должны ходить мимо — и это помнить. Мне говорят: «Да мы хотим стереть из памяти все-все-все, что у нас было!». Я отвечаю: «Секундочку. Когда мы немцам напоминаем, что у них был фашизм и Гитлер, они признают это: «Да». Они же не говорят: «Мы не знаем такого, тогда вообще была другая Германия, и вообще, это все в Австрии начиналось…».

— Да, они признают.

— Они же не отмахиваются: мол, мы теперь новая, объединенная Германия, и у нас в истории этого не было. Было! Никуда вы от фашизма не уйдете, ребята, это ваш крест. А Ленин — наш крест, хоть он и не из Украины. Он положил много людей под землю, закопал. Мы должны идти по этой земле и понимать, что так нельзя поступать, вот и все.

— Нужно ли Украине вступать в ЕС и НАТО и ждут ли нас там на самом деле?

— Вот вопрос… Можем со второй части начать? Мое мнение: я никогда не хожу в гости, если меня не зовут. Не хочу чувствовать себя ущербным, человеком второго сорта. Конечно, круто туда вступить, и, если бы это сегодня было возможно, то я бы, как умный человек… Хотя не буду оскорблять других, они ведь тоже неглупые люди.

У меня вопрос по НАТО. Что это? Войска, которые будут защищать нас от агрессоров? Если будут — хорошо, иди договорись тихо. Кому нужны плакаты? Я не понимаю, вы дипломаты или черт знает кто?

Надо будет — я договорюсь с НАТО. Хотя там такие условия… У нас война на территории — это уже мешает нам вступить в Альянс.

— Как говорил Жванецкий, «приятно познакомиться и подружиться с Мохаммедом Али, но жить под его руководством…

— …не готов».

— Да!

— Нет, я следующее имею в виду: в любой союз на условиях, при которых мы не теряем независимость нашего государства, — прекрасно! Но пусть нам скажут, где нас ждут. Может, ЕС к нам стучится: «Ребята, пожалуйста, чего вы отказываетесь?». Нет. Не слышно.

— Транши МВФ нам нужны?

— А там какие условия? Там же условия жесткие. Они убеждают, что без траншей будет у нас дефолт и т.д., и т.п. Ну, вообще, это экономический вопрос.

— Лучше пусть олигархи по 7-8% скинутся…

— …ну, это было бы да! А вообще, Дим, я так считаю: дают транш — надо брать. Все в копилку!

— А отдавать как?

— А отдавать — то потом (улыбается)…

— …и не нам…

— …нет, я имею в виду, что можно же пересмотреть условия. Во-первых, там очень жесткие проценты. Посмотри: мы ведь не потому особенные, что нам дают под меньшие проценты, чем другим, а потому, что нам дают под большие проценты. А почему нельзя сравнить и спросить: «А можно нам такие же, ребята? А почему? Кто с вами договаривался — этот? Щас!». Давайте тогда с ним разговаривать — пусть он компенсирует эту сумму. Это нормально: не садись в тюрьму, компенсируй разницу! И объясни, куда ушли бабки.

— Ты наверняка объездил полмира.

— Ну, много.

— И видел, как люди живут. Скажи, есть страна, глядя на которую, ты сказал бы: «Я хочу, чтобы у нас было так же»?

— Очень много моментов в разных странах, которые я хотел бы Украине привить. Допустим, мне очень нравится уровень жизни в Швейцарии. И я помешан на референдумах, это мой пунктик, потому мне это тоже нравится. Может, из-за того, что я продюсер, я знаю, как достучаться до аудитории: больше говори — узнаешь о проблеме.

— А еще там часы, сыр…

— …(хохочет)…

— …и бабки в банках!

— У нас, кстати, тоже вкусный сыр. Да, банковская система защищенная, конечно, офигенная у них, но референдумная история вообще потрясающая. Этим способом еженедельно решаются вопросы: от пустяковых до глобальных. Это так удобно! Каждому приходит конвертик или электронное письмо — с вопросом.

Мало того, какая гибкая законодательная система! Я обратился с таким-то вопросом, его не приняли, но это не значит, что через месяц нельзя обратиться еще раз. Говори, пробуй — офигенно! Нам до них далеко, конечно. Они даже землю не всем продают — интересуются: а ты кто такой? ты что, швейцарец?

— Где бабки взял?

— И это, повторюсь, круто — что остается все на Родине. Мне нравится система безопасности израильтян. Я бы ее взял, вообще без раздумий, потому что считаю, что в этом они боги. Ты знаешь, кстати, почему террористы не взрывают израильские самолеты?

— Нет.

— «Мы их туда не пускаем». Офигенный ответ? Именно! Вот тебе мой жизненный пример: стою я в очереди в аэропорту, люди, много народу. В какой-то момент девочка лет 20-25 подходит к охраннику и показывает: мол, этот и вот этот. Все! Они не накручены подозрениями, они конкретно ищут террористов! Это — офицеры. И это не значит, что Израиль — ментовская страна (извините, товарищи полицейские, что я так сказал). Это говорит о том, что в аэропорту тишина. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно, все бывает, но это — вопрос безопасности. Ни одного еврея они не оставят нигде.

— И если надо будет — отомстят.

— И это тоже.

— Украинская национальная идея от Владимира Зеленского — какая?

— Кстати, вот все говорят по поводу НАТО, но мы пока никуда не вступаем. В Канаде — полно украинцев. Мы можем с канадцами подписать какой-то договор о военной поддержке? Вот мне интересно просто.

— И Христя Фриланд при должности.

— Да! С поляками теми же договориться, ведь сколько украинцев там работает? Хотя больше, конечно, подходит слово батрачит. Идешь по городу — одни наши, я там со всеми фотографируюсь…

Кто-то там против нас — ну так есть же разные пути. Давайте с пятью, семью странами заключим какие-то договоры: солдаты, меняемся, приезжают, помогают, оружие и так далее.

Вот ты говоришь, национальная идея. В принципе, это — офигенная очень либеральная свободная страна. Я хочу, чтобы здесь были бабки в безопасности, чтобы все мировые компании приезжали сюда и вкладывали. Вообще-то, это одна из альтернатив любому военному союзу. Да загони сюда америкосов, китайцев, дай им лицензию на добычу газа — посмотрим, кто придет сюда нас взрывать!

— Кто швейцарцев трогает?

— Никто, потому что там все бабки мира! А у нас — куча земли, куча заводов недобитых, которые в жутком состоянии, давайте людям дадим, пусть работают! Кто нас захватит, если тут будут представители арабского мира, Китая, Америки? Пускай!

— Недавно мы беседовали с Игорем Валерьевичем Коломойским, и я спросил у него: «А вот фильмы «Слуга народа» замечательные…

— Спасибо!

— …делались с прицелом на Володину президентскую кампанию по вашей инициативе?». Игорь Валерьевич ответил: «Он это делал сам, я даже близко там не был!» Поэтому я задаю Володе вопрос: кино с прицелом на президентскую кампанию снимали?

— Нет. Я, конечно, человек неглупый (смеется)…

— …но не настолько дальновидный.

— Да. Просто оно же в каждом организме, в каждом мозгу болит, болит, накручивается — и во что-то выходит. У меня вылилось в этот проект.

— Но осознаешь ли ты, что миллионы зрителей, которые посмотрят эти три больших фильма, будут отождествлять тебя с Василием Петровичем Голобородько и будут голосовать не так за тебя, как за него?

— Ну, смотри, это и хорошо, и плохо. Я все-таки не учитель, не бедный человек, я телевизионный топ-менеджер. То есть я более жесткий человек, по крайней мере, в работе. Но и в фильмах показан процесс перехода от очень мягкого человека, в силу обстоятельств, к человеку жесткому. Я этот путь от мягкости давно в своей жизни прошел.

А что касается морально-этических норм — да, я все это тоже прочувствовал. Да, в голове другие слова могут крутиться, но в принципе — это мое. Этот фильм нельзя было создать просто потому, что я хороший актер и кто-то мне это написал.

— Разумеется.

— Мы все это писали вместе, продумывали вместе, а разговоры о том, что мне кто-то что-то пишет, опять же, оставим птицам. Не верите — приходите на мои авторские заседания, всех приглашаю.

— Третья часть выйдет в марте?

— Или в феврале — как получится с монтажом. Сейчас в тюрьме снимали: жуткий холод, перенеслась неделя съемок, поэтому не могу назвать точную дату.

— Я видел трейлер — похороны чиновника высокого ранга…

— …нет, это не Петр Алексеевич! (Смеется). Меня уже об этом спрашивали.

— Но мне переслали это на телефон и сказали: «Вот похороны Порошенко».

— Не-е-ет, я не желаю никому смерти, Господи! (Смеется). Эти ролики — частично из сюжета, частично сны нашего героя. А хоронит он старого политика, образ, в котором все…

— …какой узнаваемый образ, черт подери!

— Ха-ха-ха! Это другое дело. Слушай, может, это они под наши образы подстраиваются, а не мы под них?

— Мне доводилось слышать, что Владимир Зеленский — не самостоятельная фигура, а пешка Коломойского.

— И мне тоже.

— И куда тот свою пешку двинет, там она и будет стоять. Скажи, пожалуйста, зависим ли ты от Игоря Валерьевича и значит ли это, что в случае твоей победы на президентских выборах Украиной будет управлять Коломойский?

— Ты у него не спрашивал об этом?

— Спрашивал.

— Вот хорошо. Давай я тоже отвечу. Дим, я абсолютно независимый человек. Не хочу никого обидеть, но не родился еще тот, кто будет мной управлять. Я управляем только двумя подростками — это мои дети. Игорь Валерьевич — мой бизнес-партнер, и с ним комфортно, кстати, вести бизнес-отношения…

— …и шо?..

— …они всегда нам шо-то должны, но мы уже привыкли жить в этом мире. (Смеется).

— Долги отдают слабые, Володя.

— Это он так считает? Но мне он такого не говорил.

— Нет, он сказал, что это не его фраза.

— Он говорит мне не так — он говорит: «Щас тяжело…». Но суть в том, что телевидение несколько ударов пережило: после 2008 года, после 14-го… Компаниях должны за предыдущий период, а сейчас приход рекламный другой, я понимаю их трудности. Они покупали по одной цене, платить приходится другую, ведь доллар по восемь был, а теперь — почти 30. Конечно, это капец! Начинаем бороться, находим что-то где-то посередине. Это масса переговоров и так далее, но ничего с этим не сделаешь.

А что касается управления… Ну как он может мною управлять? Рабства у нас нет, договор я кровью не подписывал.

— Землю не ел?

— Слушай, ну это вообще! Я совсем не по тем делам. И, кстати, нам должны денег и другие каналы.

— Один твой друг, мой хороший знакомый, сказал мне: «Ты знаешь, Зеленский такой человек, что если, предположим, во второй тур выйдет он и Юлия Владимировна и кто-то от нее придет и скажет: «Володя, вот тебе миллиард — откажись», он не откажется».

— (Изумленно). Не откажется?!

— В смысле, не откажется продолжать борьбу.

— А-а-а! Ты меня напугал.

— Значит, будешь верным себе и от миллиарда откажешься?

— Конечно. От денег — да.

— От любой суммы?

— 100%! Вопрос про бабки вообще не обсуждается, никогда!

— И будешь бороться до конца?

— Надо!

— В интервью «Бульвару Гордона» ты сказал: «В быту я совершенно беспомощен, неприспособлен и рассеян. Это от папы, он 10 лет писал научную работу, в результате забыл рукопись в трамвае, и она укатила в неизвестном направлении. Я забываю дни рождения, теряю папки, деньги, мобильные телефоны…». Ты как-то над этим работаешь вообще?

— Нет. Моя жена, мое окружение — все к этому привыкли, все об этом знают. У нас несколько офисов, у меня и там, и дома что-то лежит: часы, какая-то одежда.

— Если станешь президентом, не будешь терять секретные документы? Вдруг у Путина папку оставишь какую-то…

— (Смеется). Дима, я очень сосредоточен на работе. А если работы нет, образовывается свободная неделя и мы едем в отпуск, у кого находятся деньги, документы, страховки, квитанции на возврат багажа? Только у меня!

Если я сосредоточен на каком-то деле, я на нем очень сосредоточен. Я полностью контролирую наш отпуск: встаем во столько-то, потом экскурсия, потом еще что-то. Это пионер-лагерь. Сейчас я раздваиваюсь, потому что появилась какая-то политическая сторона моей жизни, к тому же есть «Квартал», сериалы. Я очень много делаю дел. Мне приходится начинать день ночью из-за того, что я сам себе этот геморрой выкопал, но такой уж я человек, никого не обвиняю. Я боюсь подвести, не прийти, не дай Бог, проиграть рейтинги.

— Страшное дело!..

— …да. Я просыпаюсь — смотрю рейтинги, потом новости, затем снова рейтинги… Засыпаю с новостями. Правда, печально так засыпать.

— Какие новости, такой и сон.

— У нас, к сожалению, уже несколько лет так.

— Если тебя изберут президентом, «Студия Квартал 95» прекратит свое существование?

— Конечно же, она будет работать.

— Кто ее возглавит? Кошевой премьер-министром станет — на кого студию оставлять?

— (Хохочет). Нет, Жека — не премьер-министр. Ну, слушай, актеры у нас хорошие, Лена и Женя — центральные лица, авторы как писали, так и пишут. Понятно, что второго такого чувака с кнутом, как я, нет, но команда-то большая.

Чтобы тебе было понятно, шо происходит, Димыч: у нас есть анимационное направление, в котором работает 115 человек. В отдельном офисе, со своим руководством и так далее. Понятно, что я концептуальный руководитель, но я только концепты утверждаю или мы придумываем идею — и все, я больше не вмешиваюсь. Это только один отдел, а из много. Сам бы я никогда столько всего не сделал, конечно, уже выстроена структура.

В концертном отделе 300 человек — это только те, кто на зарплате. А привлекаем мы до двух тысяч людей на проекты, вот сколько людей работает в этой компании. Поэтому присутствие мое там уже как бы и не жизненно важно.

— Хорошо. Представим ситуацию: ты президент, «Студия Квартал 95» работает, и так же успешна. Тебе говорят: «Володя, есть предложение выйти на сцену…

— С удовольствием!

— …в новогодних концертах во дворце «Украина». И ты что, серьезно выйдешь на сцену?

— Если есть предложение — конечно!

— Потрясающе!

— Все будет нормально.

— Сколько часов в день ты работаешь и сколько спишь?

— Сплю шесть часов.

— И тебе хватает?

— Нет. Физически устаю, меня иногда это догоняет. Заканчивается, как правило, простудой какой-то.

— Иммунная система сбой дает?

— Похоже.

— Такая работа — на износ?

— Наверное. Но я не стремлюсь дольше всех прожить — это не моя цель. Вот ярче всех — да!

— В детстве ты занимался легкой атлетикой и даже имел первый разряд…

— …второй взрослый разряд. По первому вес поднимал, но, когда был чемпионат, поднял по второму. Как говорят штангисты, схватил ноль.

— Но ты и сегодня производишь впечатление накачанного парня.

— Ну, я тренируюсь.

— С тренером?

— В основном сам.

— Сколько раз в неделю?

— Минимум три.

— Мне рассказывали, что не так давно ты был на гастролях в Германии, кто-то выкрикнул из зала что-то оскорбительное — и ты побежал к нему драться. Что это за история?

— Я бы никогда не распускал руки. Это вообще не путь — для любого человека. Но есть какие-то моменты, когда вытирают ноги, и не только об тебя. Ты — представитель своей страны и коллектива.

Германия — это страна, где все пронизано российскими телеканалами. В Америке не так, хотя в Лос-Анджелесе и Майами это тоже есть. В Израиле меньше. Словом, самая глубокая история — в Германии. Мы это отлично знаем, потому что разные люди не раз пытались сорвать наши концерты за рубежом. Даже в Израиле!

В Канаде этого нет, в Польше тоже, а тут пророссийские сайты со всех рук по нам фигачили. И вот в Германии был острый момент — в Берлине. У нас два аншлага в зале на 2900 зрителей. Обычно тысячники, а тут довольно большой, и полно народу.

Была какая-то наша штука — по-моему, песня «Родина». Перед ней я сказал какие-то слова о том, что это наша земля. Уже не помню, что именно говорил, поскольку на ходу формулирую. Мы говорили о Крыме, обо всем, и я сказал, что финальную песню мы споем о том, что нас беспокоит. И кто-то из зала выкрикнул: «Какая там ваша страна?» И поднял, по-моему, даже российский флаг.

Понятно, что это была провокация, и я сперва отреагировал по-человечески: мол, что вы делаете, вы же пришли на концерт, купили билеты. Вы же знали, кто мы, что в этом концерте хвалебной оды Кремлю не будет. Да, у нас много шуток на тему политики. Они острые и на тему Украины. Но товарищ не успокоился, продолжал, что-то гадкое об Украине сказал.

— И?

— Ну, я в зал — и стал ему бить морду.

— Удалось?

— Да! Люди его вынесли. Хотя там были русские, казахи, белорусы… Но и провокаторов было много! Я, кстати, бить не сразу начал, я сказал: «Выйдите, пожалуйста». Он: «Я купил билет!». — «Я вам гарантирую: администратор вернет вам деньги». — «Я не один». — «Хорошо. Вернет всему вашему ряду». — «Да что ты мне рассказываешь?». Тогда я сказал: «Значит, я подойду и выведу тебя». И пошел в зал. В итоге сами зрители тех ребят просто взяли и вынесли. Ну, надо отстаивать свои права, защищать, как можем.

— Несколько лет назад тебя признали самым красивым мужчиной Украины.

— Это большая ошибка! (Смеется). В моей жизни было несколько ошибок, и это одна из них.

— Каково это было — проснуться и узнать, что ты самый красивый?

— Ну, я точно в тот день не выспался, поэтому проснулся, как всегда. Это жена знает: я хожу по кругу. Первые полчаса не могу понять, где я, по рассказам супруги, не могу даже понять, где душ, а потом прихожу в себя. Самым красивым мужчиной я стал, потому что я популярен очень, в том числе среди женщин, и женщины за меня проголосовали. Приятно было.

— Жену Лену ты называешь самым близким другом.

— Так и есть.

— Она сильное влияние на тебя оказывает?

— Она считает, что нет, но на самом деле — да. Я очень ей доверяю.

— Ты не принимаешь ни одного решения, не посоветовавшись с женой?

— Я принимаю много решений, не посоветовавшись.

— А самые важные?

— С ней.

— Если станешь президентом, ты так же будешь с ней советоваться?

— Однозначно.

— Она имя на Раису Максимовну не поменяет?

— (Хохочет). Нет, ты что? Она очень боится этого моего похода и его исхода, честно говоря.

— Вы столько лет вместе — любовь удалось сохранить?

— Да!

— Ощущение того, что вы одно целое, до сих пор есть?

— Человек больше всего любит себя, поэтому сравнение такое: для меня без нее — это как без руки остаться. Когда жены рядом нет, чувствую себя инвалидом. Это не значит, что ты в чем-то неполноценен: я уже боюсь, как бы меня в чем-нибудь не обвинили, как это часто бывает, за неосторожно сказанное слово.

Я просто хочу сказать, что люблю ее так же, как себя самого. А когда твоя любимая женщина дарит тебе детей, ты понимаешь, что, блин, ты детей любишь даже больше, чем себя, это катастрофа! Вот в моем сознании произошли такие изменения. Семья — это уникальная история. Я ни на что не готов, чтобы их потерять.

— Скажи, а почему Елена редко появляется на публике и запрещает, как говорят, тебе публиковать ее снимки?

— Она не хочет. И не запрещает — просто об этом просит. Как и я ей ничего не могу запретить, потому что в любых отношениях главное — равноправие. Если мы друг другу что-то запретим, это будет значить, что мы не свободные люди. Мы вместе, но мы свободные — это тоже важно. Жена не хочет никого пускать к нам в семью, и я не хочу. Единственное, где я один учредитель, без своих партнеров, — это моя семья. И я хочу это сохранить.
Если не будет поцелуя, не надо снимать романтическую комедию, она получится очень плохая. Я заранее говорю об этом мужьям актрис и женам актеров

— Когда ты участвовал в «Танцах со звездами» с Аленой Шоптенко, жена не ревновала?

— Ревновала.

— Да?

— А попробовала бы она не ревновать! Что бы это значило? Что любовь прошла?

— И сцены закатывала?

— Мы были гораздо моложе. (Улыбается). Были скандалы. Небольшие.

— Но ты ее успокаивал?

— Ну да.

— Уверял, что это неправда?

— Да все это ерунда!

— В 2012-м году на съемках фильма «8 первых свиданий» тебе приписывали роман с Оксаной Акиньшиной.

— О-о-о, понятно.

— Было?

— Ты знаешь, с Оксаной у нас прекрасные отношения, а с ее мужем…

— …стариком Акиньшиным…

— …с которым она развелась уже, по-моему, были вообще офигенные! Он грузин, хороший парень. Она всегда с ним приходила, я даже подумал: «Какой же это роман, шо она все время со своим ходит?» И потом, Оксана тогда только родила. Я представляю, какое я в таком случае животное: при муже, с кормящей… Это вообще!

— Продолжим грузинскую тему. На съемках картины «8 лучших свиданий» ты целовался с Верой Брежневой.

— Да.

— Со стороны Кости Меладзе вопросов по этому поводу не было?

— Нет. Я его не спрашивал. Или ты имеешь в виду, не спрашивал ли он: «Ну как, тебе понравилось?». (Смеется).

— Именно.

— Нет, с Константином Меладзе у меня тоже нормальные отношения. Ну, это кино, послушай! Романтическая комедия. А в романтических комедиях мы асы…

— …кто только кем не увлекался, да?

— Не-не-не, я хочу сказать, что там нельзя не целоваться. Если не будет поцелуя, не надо снимать романтическую комедию, она получится очень плохая. Я заранее говорю об этом мужьям, которые отпускают сниматься в таких фильмах своих жен, и женам, которые отпускают на съемки мужей.

— Твоей дочери Александре 14 с половиной лет, сыну Кириллу шесть.

— Будет шесть — в январе.

— Чем они увлекаются и какие у них задатки?

— Ну, мы в них ищем, прежде всего, задатки нормальных, воспитанных людей. И боремся за них, потому что окружение есть окружение. Сейчас пошли школы полного дня, где они проводят больше времени, плюс ко всему, школы, где дети учатся непростые, а непростые — это…

— …еще хуже, чем простые…

— …потому что какая-то замашка приклеится — и ты уже садишься и начинаешь Саше объяснять. Но она, слава Богу, вменяемая девочка. Из самого страшного — то, что она знает нашу учетную запись и скачивает какие-то приложения без спроса. А так все в порядке, хочется, чтобы выросла порядочным человеком. Беспокоило меня то, что проскальзывали у дочери эти нотки: «Хочу поехать в другую страну». Я спрашивал: «А почему?». — «Потому что все хотят». — «А что там лучше, чем здесь?». — «Папа, там спокойно».

Знаешь, как резануло вот это неспокойное слово «спокойно»?

— Угу…

— Вот это то, с чем мы как родители пока не можем справиться. И если в нашей стране будет неспокойно, я и не буду с этим справляться.

Я — да, останусь. Я люблю эту страну, и она любит, но их поколение по-другому к этому относится. Сейчас у нас есть шанс что-то поменять, чтобы наши дети не хотели куда-то уезжать. И потом, я лично пахать до 100 лет не хочу. Я бы хотел, чтобы в старости наши дети нас уважали и мы спокойно отдыхали. Где эта рыбалка, где охота? Я никуда не хожу и никогда не был — позорище!

— Я слышал, что ты присутствовал на вторых родах жены.

— На первых. Ой, нет, на первые я просто приехал смешно — это отдельная история.

— То есть и при зачатии присутствовал, и при родах.

— Слава Богу! (Смеется). Участвовал в процессе. Меня обманул этот доктор по фамилии Маслов — я ему сейчас сделаю рекламу…

— …это вторые роды уже?

— Да. Так вот, доктор меня обманул. Предложил: «Владимир, будете присутствовать?». Я ответил: «Не буду! Мне в жизни и так хватает подробностей». А он: «Ну вы же знаете, это уникальный опыт». Я стоял на своем: «Не хо-чу!».

Тогда врач сказал: «Хорошо. Вон предбанничек такой — посидите там. Чтобы, как только родился ребенок, тут же вы зашли». Я согласился: «Конечно!». Надели на меня бахилы, всю эту ерунду. Он выходит: «Володя, пойдемте». Я: «Да-да-да!». И заводят меня, а там роды! Таким образом, я стал соучастником, о чем не жалею.

— В обморок ты упал или это сказки?

— Сказки! Хотя в какой-то момент врач, заметив цвет моего лица, сказал: «Лучше сядь!». (Хохочет). Говорят, у всех разная реакция, но я настолько благодарен этому доктору за то, что так произошло! Я просто переосмыслил образ женщины, серьезно.

— Оказалось, она тоже человек.

— Оказалось, она больше человек, чем мужчина. И при всем мужском эгоизме и любви действительно к детям ты понимаешь, насколько ребенок ближе к матери. И ты с этим ничего не сделаешь, потому что она дает ему жизни. А этот момент (щелкает пальцами), если ты его не видишь… Это как люди описывают войну: если ты не знаешь, что это такое, можешь быть талантливым писателем, но, увы, не совсем объективным. Я женщин еще больше зауважал.

— Смотрю твои выступления из зала или по телевизору и думаю: как можно запомнить столько совершенно разного текста? Есть методики по запоминанию?

— Да. Во-первых, я многое из этого написал. Когда я пишу, я запоминаю. Во-вторых, не зря меня отец в математику собирался отправлять — у меня хорошо развита логика. Я тексты понимаю. В-третьих, оказалось, что у меня небольшой талант формулировать — четко и емко. Я и пишу, формулируя.

У нас куча талантливых авторов, которые придумывают юмор, но расписывают его на листах. А я формулирую лаконично и абсолютно легко. И моя логика так выстраивает слова, что они становятся смешными. Я логически понимаю, о чем номер, поэтому мне легко запомнить. Я знаю, почему человек это говорит после того и как это происходит.
Мне бывает очень больно — например, когда мы раненых навещаем. Я почти всегда соглашаюсь, но это ужас, очень трудно

— Бывают ситуации совершенно жуткие, как, помню, на моих глазах было с Машей Распутиной.

— Гадкая история, я бы сказал.

— У нее, видимо, было что-то не в порядке с головой…

— …в тот момент…

— …и ты так нашелся блестяще! То есть склонность к экспромтам тоже есть?

— К импровизации — конечно.

— За твоими плечами уже много киноролей. Какая самая любимая?

— Наверное, в «Слуге народа».

— Эти серии, приключения Василия Петровича Голобородько, будут продолжаться?

— Ну, не знаю.

— Это может быть сериал?

— Вот эта третья часть и есть микросериал, это не один фильм. Просто сама идея фильма очень емкая, ее не вышло расписать на 24 эпизода. Не хотелось размазывать, это же не мелодрама. Она очень концентрированная, эта часть. Три полные серии — это где-то шесть маленьких, вот такой сейчас объем.

— Класс!

— И, конечно, идеи для продолжения, по правде говоря, есть.

— Смотришь ли ты себя по телевизору и какие эмоции при этом испытываешь?

— Гадкие!

— Отвращение?

— Мне неприятно, я не то сделал, не так говорю, этот голос охрипший — это же жутко, невозможно! «Почему ты так спел? Ты же можешь петь! Ни в одну ноту не попал». У меня масса претензий к себе, поэтому я редко себя по телевизору смотрю.

— Ты смешливый человек вообще?

— Да! Я вообще хохотун.

— Говорун и хохотун.

— Нет, я не так много говорю в жизни, но очень хорошо шучу. В застольях я…

— …хорош…

— …душа компании. Все любят, когда я говорю тосты. Но я очень, конечно, хорош, когда другие отдыхают — смотрят кино. Я такой хохотун! Мне, чтобы ты понимал, жена закрывает рот поп-корном: «Мне стыдно, угомонись!». Когда смотрим какие-то американские комедии и мне смешно, я просто катаюсь по полу!

— А заплакать ты в состоянии?

— Да. Но не специально. Специально мне тяжело.

— Понятно. От чего?

— Много всего трогательного. Мне бывает очень больно — например, когда мы раненых навещаем. Я почти всегда соглашаюсь, но это ужас, очень трудно… Бывает, что говорю: «Можно, я в это отделение пойду — тут очень тяжелые?». А потом мне трудно собраться, на концертах я забываю какие-то слова, хотя обычно я ролей не забываю. Но в тот период в моей голове идет несколько мыслительных процессов: за что, почему он без ноги? Это какой-то кошмар!

Страшно, когда уходят близкие люди: в моей жизни это было несколько раз. Я плакал и не мог себя успокоить. Это то, на что ты не можешь повлиять. И все эти разговоры о том, что «он прожил хорошую жизнь», — это не ко мне. Жалко, что что-то отобрали близкое.

— Кино способно вызвать слезы?

— Да.

— Можешь вспомнить фильмы, во время просмотра которых плакал?

— Иногда я плакал от смеха — были моменты. Про кино могу говорить очень долго, потому что я такой фанат! Есть фильмы, которые вызывали у меня разные эмоции. Слезы — это, наверное, «Однажды в Америке». Мы от этого далеки, тем не менее это гениальное кино.

— Конечно.

— Разумеется, «Крестный отец» — тоже любимый фильм. Я плакал на «Человеке дождя» с Хоффманом, от гениальной работы Николсона в «Пролетая над гнездом кукушки». Для меня это гуру, монстры! Я хотел бы создать подобное кино, но для него надо много разных нюансов.

— Какие кинофильмы ты сегодня смотришь, какие книги читаешь?

— Ну, фильмы, в принципе, я очень люблю пересматривать.

— Например?

— Вот эти, которые назвал: это ведь неслучайно. Их я пересматриваю. Очень люблю исторические фильмы — чтобы расслабиться, к примеру, лучше всего Гладиатор».

— А комедии советские — Гайдая, Рязанова?

— Обожаю! Мне, конечно, очень нравятся гориновские, захаровские…

— …глубоко, да…

— …это мои любимые: «Тот самый Мюнхгаузен».

— …«Дом, который построил Свифт»…

— …«Убить дракона», «Формула любви» — потрясающие фильмы! Многое сказал Шварц в своих пьесах — я их читал. И, конечно, Горин сделал из них восхитительные киносценарии, а Захаров довел до невозможного — в такие картины превратил. Это был уникальный тандем — Горин и Захаров. И жаль, что он пропал в силу смерти первого. Такая же история у Рязанова — уникальные фильмы. Но «Вокзал для двоих»! (Щелкает пальцами). У меня много любимых картин — советские комедии обожаю!

— Книги?

— С книгами грустнее ситуация. Я был фанатом американской литературы, мне нравился О`Генри, я обожаю этот юмор, настоящий. Мне нравятся Джером К.Джером, Эдгар По…

— ….новеллы…

— …мне очень нравился весь Конан-Дойль. Мне жена советует: «Никому не говори», но мне по душе романтизм Джека Лондона, люблю с детьми его почитать. Правда, детям, по-моему, не очень интересно, я сам для себя перечитываю — героические вещи.

Конечно, очень понравился Дэн Браун, первая книга. Дальше уже немножечко не то. А в школе я перечитал всего Чехова, Булгакова любил — потрясающая литература! Гоголя читал — он тяжело мне давался, но я себя заставлял, потому что это любимый писатель моей жены. Гоголь и Лев Николаевич Толстой.

Бывает, смотрим «Криминальное чтиво» (это один из моих любимых тарантиновских фильмов) и я восхищаюсь: «Посмотри, какой монтаж!». А она мне: «Вова, перечитай Толстого, «Войну и мир». Все твои повороты сюжета, все это — оттуда…».

— Какая умная, однако!

— Да! А сейчас у меня страсть к детективам — мне очень нравится Акунин. Вот есть книги, от которых просто получаешь удовольствие.

— Он сейчас это посмотрит — и ему приятно будет.

— Да? Я с ним не знаком, но очень уважаю. Все перечитал, потом купил аудиокниги себе в машины — есть какой-то артист с грузинской фамилией, который гениально это озвучил, так что, если увидите на диске грузинскую фамилию — покупайте. И потом я снова стал эти книги читать: они классные, потрясающие!

Но когда у меня появились в работе сценарии (я очень много читаю сценариев), я стал на книгах засыпать. То есть на чтение книг у меня есть время разве что в туалете (смеется) и в отпуске — туда пару книжечек везу.

— «Вы нашу газету читаете?». — «Да. Сколько оторву, столько и прочитаю».

—  (Хохочет). Похоже на то.

— Благодаря профессии и популярности тебе наверняка удалось познакомиться с умнейшими, просветленными людьми. Какие встречи стали для тебя знаковыми?

— Я не уверен, что широкая публика знает этих людей.

— Тем не менее.

— Сложный вопрос. Каждый по-своему уникален. Например, Алексей Кирющенко — режиссер «Слуги народа».

— «Чонкина» он снимал?

— Да. Родом из Днепра, закончил Щуку. Его большой дебют — «Моя прекрасная няня». Потрясающий, глубочайший, талантливый и мудрый… ребенок. Независимо от возраста. (Смеется). Но вот с такой умнейшей головой!

Если дальше говорить про «Слугу народа», то нельзя не упомянуть такого замечательного артиста, как Стас Боклан. Вот уж кто действительно народный — иногда понимаешь, за что дают. За то, что человек глубокий, мудрый и глаз честный…

— …да, глаза хорошие…

— Кто занимается кино: режиссеры, операторы — они понимают, насколько это важно, и ценят. Это редкость, это от родителей идет. Ты так ничего не сыграешь: во взгляде все видно.

Выдающиеся люди, конечно же, «Квартал» — для меня. Я просто очень люблю умных и простых в доску людей. Хотя говорят, что простота хуже воровства, но это не наша история, я о простоте в отношениях.

— Здесь лучше воровства.

— Намного! (Улыбается). Здесь его нет совсем.

— В жанре юмора и сатиры есть люди, перед которыми ты преклоняешься?

— Не могу сказать, что преклоняюсь перед ними как перед людьми, поскольку я же их лично не знал.

— Нет-нет, как перед профессионалами.

— Тогда это Чарли Чаплин — потому что уникален. Не у всех хватит сил досмотреть его кино, потому что оно может показаться скучным современному зрителю, другой темп, все другое.

— Динамика не та…

— …но! Нету подобного. И какие-то гэги, которые сейчас в американском кино используются, придуманы Чарли, потому что он через себя это пропустил. Уникален Юрий Никулин. Я считаю его абсолютно гениальным! Есть гениальность от ума (играют прекрасно), а есть от природы, животная. Вот у нашего Лысого — от природы!

— Вицин, Крамаров — та же история…

— …вот это ряд моих любимых артистов: Вицин, Крамаров и Луи де Фюнес. Можно добавить еще Аткинсона, который мистер Бин. Я считаю, что это все…

— …последователи Евгения Кошевого…

— …(улыбается) да, хорошо сохранился Евгений, на самом деле он стар. Есть, конечно, мои любимые актеры, которые гениальны как в юморе, так и в драме, потому что хороший актер играет ситуацию. Плохой актер играет кого-то. А талантливые люди играют, повторюсь, обстоятельства.

Вот мы сидим с Димой Гордоном, у нас интервью — это наши обстоятельства, и мы в них существуем. Соответствуем им, так ведь? А если человек не органичен, не понимает, что происходит, значит, играет он не талантливо. Гениальные актеры для меня — это типа Де Ниро, Смоктуновского, Ступки… Богдан Сильвестрович — это…

— …повыше Смоктуновского, мне кажется…

— …великий артист!

— Да и человек, прямо скажем. Было о чем поговорить.

— Мы с ним пересекались — офигенный! Крутой! Вот мы и нашли ответ на вопрос о великих людях.

— Да. Ты знаешь, я наблюдаю за тобой сейчас и кое-что заметил. Есть потрясающий актер Геннадий Викторович Хазанов. Можно по-разному к нему относиться за его политическую позицию и высказывания: ну, что поделать, испортил себе некролог. Но дело не в этом, актер он очень сильный. И мне кажется, у вас что-то общее есть — в мимике, манере отвечать на вопросы…

— …может быть…

— …сознательно или подсознательно ты брал у него что-то?

— Нет. Хотя это один из любимых артистов моих родителей, когда выходила эта программа с Ивановым, «Вокруг смеха». Там был потрясающий «Попугай», потом номер актера Лебедева, когда он пьяницу играл…

— …Шукшинские рассказы, да!..

— …вот в список, где Де Ниро, Ступка, следует Лебедева добавить…

— …ну, он великий был — «БДТ»!

— И он был не комик — очень сильный актер, который играл ситуацию. Но он играл ее так точно, было так смешно…

— А Жванецкий велик?

— Конечно. Однозначно. Вот он, кстати, ближе к Чаплину, потому что самодостаточен, не похож… Явление.

— Можешь ли ты крепко выпить, какая у тебя норма и доводилось ли тебе очень сильно, просто в драбадан, напиваться?

— Ну, так, чтобы я ничего не помнил, не было. Сильно было — в юности. Студенческой. Но это нормально.

— Кривой Рог.

— Ну, там все травились: брали водку…

— …паленую…

— …самую дешевую, вонючую, брали ситро, смешивали, это называлось «отвертка». Выпивали. Ну, нормальный был напиток — по тем временам: «КВН», студенчество.

— Но норма у тебя какая? Вот ты выпиваешь — и это твое? Чтобы плохо не было.

— Я пью вино. Так мало сплю, что не могу позволить себе крепкие напитки — виски или водку. Но, в принципе, бутылку водки выпить могу.

— Страшный ты человек!

— Да? Пожалуйста! Прошу любить и жаловать. (Улыбается).

— Большинству людей невысокого роста свойственен определенный комплекс.

— Да.

— Как говорил мой покойный друг певец Юрий Богатиков, «мы, маленькие, в корень пошли», но…

— …мы это вынесем за скобки…

— …и заметим, что он тоже страдал. Скажи честно, ты с ростом 166 сантиметров комплексуешь?

— Во-первых…

— …мой рост не 166 сантиметров?

— Да! Нет у меня никаких комплексов, но попрошу мои четыре сантиметра не забирать! Только что Дмитрий Гордон аннексировал мои четыре сантиметра! (Хохочет). Рост у меня 170.

— Хорошо, хоть рост…

— …пока только рост, не вес. (Смеется). Но, по нынешним меркам, все равно маленький: сейчас все такие дылды огромные!

— Тебе хотелось стать высоким?

— Очень хотелось! У меня была такая шутка: «Когда я был маленький… А я всегда был маленький». Но, знаешь, когда линейка школьная, а ты стоишь последний — это, конечно, неприятно. Где-то в 10-м классе поменялась ситуация, и я уже посерединке стоял, но, конечно, мечтал быть высоким, чтобы все девчонки в классе любили.

— Но тебя любили не за рост.

— Да, меня просто любили. Наверное, потому что я всегда был открытый. Никогда не закрывался. Мне были неприятны многие вещи, я уходил, когда не хотел на эти темы говорить, но старался быть открытым.

— Сегодня часто приходится слышать: «А кого бы Путин хотел видеть в кресле президента Украины?».

— А чего он должен хотеть кого-то видеть?

— Ну, он же заинтересован в том, чтобы здесь к власти пришел человек, с которым ему будет комфортно. И у меня недавно возникла мысль, что он, наверное, хотел бы видеть президентом Украины тебя.

— Меня?

— Потому что ты не намного выше.

— (Смеется). Понятно!

— Как ты думаешь, если вы с Путиным рядом встанете, он будет пытаться выглядеть повыше тебя?

— Я считаю, что человек, который будет представлять интересы нашей страны, должен смотреть своему визави в глаза, будь то высоченный премьер-министр Канады, Трамп или Путин. И уж точно нельзя, чтобы на нас смотрели сверху вниз. Может, страна у нас не самая большая…

— …но гордая…

— …но наша.

— В январе нынешнего года ты отметил 40-летие. Грустно не стало?

— Не знаю. Я отметил, посмотрел на свою жену… Она мне: «Ничего не говори, потому что чувствую, что-то ляпнешь». А у нас разница 11 дней, и она добавила сразу: «Мне еще 39!» (Улыбается). Грустно, Дим? Возможно. Какой-то надлом происходит. Говорят: вот, после 35-ти — кризис среднего возраста.

— Но кризиса нет?

— Я не знаю. Не понимаю…

— …столько работы, что некогда понимать?

— Действительно, некогда впадать в депрессии. Но иногда ошарашивают какие-то глупые мысли. Бывает, что тебе кажется: надо сделать вот это, это, это… А потом вдруг апатия. Есть немножко. Но нужно брать себя в руки и работать.

— Ты счастливый человек, Вов?

— Очень. Я живу так, как я хочу, и делаю то, что хочу. У меня есть семья, достаточно средств для жизни, есть деньги на всякий случай, вдруг что: все мы люди, да и семья большая. В принципе, все у меня есть. Очень хочется, чтоб еще и вокруг так было классно. А то так, будто у тебя красивый домик, газончик с травкой зеленой — и вдруг бац, и там лужа. Ну, не надо так. Можешь травки еще посадить — бери и делай. Нужно, чтобы и вокруг было хорошо.

Нельзя быть счастливым среди людей, которым очень плохо. Не получится. Не будешь.

— Я хочу поблагодарить тебя за прекрасную беседу.

— Тебе спасибо!

— И задать последний вопрос.

— Давай!

— Ты знаешь, если так случится, что 31 марта ты выйдешь во второй тур, а потом выиграешь его… Самое страшное, что гложет каждого украинца, и у меня это есть, — это разочарование. Вот все сволочи, все надоели. Скажи, пожалуйста, за тебя краснеть не придется?

— 100% нет! За меня краснеть могу только я. Никогда не допущу, чтобы кто-то разочаровался во мне. Мне будет страшно и стыдно, и вообще, это перечеркнет мое желание жить дальше и что-то делать. Ну, мне так кажется. Я такой парень.

— На этом закончим.

— Спасибо большое! (Жмет руку).

(Орфография и пунктуация сохранены)