На первый взгляд все выглядит так, что Китай и Соединенные Штаты, будут относительно изолированы, если торговая напряженность продолжит нарастать. Экспорт Китая в США составляет всего 4% от его ВВП, а его импорт из США всего 1% от ВВП. В США с их большой внутренней экономикой эквивалентные цифры составляют соответственно 1% и 3%. Но если оставить в стороне эти показатели, отступление от глобализации со стороны двух крупнейших экономик мира, тем не менее, повлечет за собой значительные издержки.
Действительно, Китай переориентировался с экспорта: внутреннее потребление способствовало более чем 60% роста ВВП в десяти кварталах из 15-ти с 2015 года и до 80% в первой половине 2018 года. Во многих потребительских категориях Китай на сегодняшний день является крупнейшим рынком в мире. В первом квартале 2018 года он обогнал США как мирового лидера по кассовым сборам. Кроме того, на его долю в настоящее время приходится 30% глобальных продаж автомобилей (и 43% розничных продаж электромобилей) и 42% от глобальной стоимости транзакций в розничной электронной торговли.
Более того, Глобальный институт «Маккинси» (McKinsey) отмечает, что, хотя с 2000 по 2017 годы открытость мира Китаю с точки зрения торговли, технологии и капитала возросла, открытость Китая миру достигла максимума в 2007 году, и с тех пор пошла на спад. Не далее как в 2008 году чистое сальдо торгового баланса Китая составило 8% от его ВВП; к 2017 году оно упало до 1,7%. Это меньше, чем в Германии или Южной Корее, где чистый экспорт дает 5-8% от ВВП.
После продолжительного периода, когда Китай стимулировал глобальный рост, похоже, что его великое «открытие» теряет свою динамику. После вступления Китая во Всемирную торговую организацию в 2001 году, он снизил тарифы вдвое, в целом снизив их с 2008 года до 8%. Тем не менее, к 2016 году они снизились до 9,6%, что более чем вдвое превышает средний показатель по США и ЕС. В то же время, препятствия Китая на пути притока иностранного капитала в сектор услуг остаются высокими. Правительство, похоже, способствует росту местных компаний, не в последнюю очередь благодаря своему плану «Сделано в Китае 2025», который устанавливает руководящие принципы для отечественных производителей.
Тем не менее, эти тенденции не обязательно означают, что Китай закрывается от мира. В действительности, существует пять причин, по которым маловероятно, что Китай станет еще более автаркистским. Начнем с того, что Китай по-прежнему зависит от иностранных технологий, причем половина его импорта технологий поступает только из трех стран — США (27%), Японии (17%) и Германии (11%) — в период между 2011 и 2016 годами. Более того, за последние 20 лет эти цифры практически не изменились, несмотря на усилия Китая по стимулированию инноваций внутри страны.
Во-вторых, если Китай закроется, это нанесет ущерб экономическим перспективам его соседей, тем самым дестабилизируя непосредственно собственный регион. Например, согласно недавнему анализу ОЭСР, в результате сокращения торговли между США и Китаем, Малайзия, Сингапур и Южная Корея могут потерять 0,5-1,5% от ВВП. Это, в свою очередь, сдержало бы амбиции Китая стать торговым якорем региона.
В-третьих, сосредоточившись на внутренних проблемах, Китай начнет упускать инвестиции и ноу-хау со стороны транснациональных корпораций, работающих в настоящее время в его экономике. Начиная с 2015 года, в Китае насчитывалось 481 000 иностранных предприятий (более чем в два раза больше, чем в 2000 году), на которых работало около 14 миллионов человек. Около 40% китайского экспорта производится иностранными компаниями или иностранными совместными предприятиями. Более того, иностранные фирмы производят 87% электроники в Китае и 59% продуктов машиностроения. Неслучайно, именно эти сектора в наибольшей степени затронуты текущим торговым спором.
Опрос, проведенный Американской торговой палатой в Китае, подтверждает озабоченность по поводу воздействия эскалации торговой напряженности на иностранные инвестиции. Уже 31% американских компаний заявляют, что могут отложить или отменить инвестиционные решения, 18% могут переместить некоторые или все свои производства за пределы Китая, а 3% могут вообще уйти с китайского рынка.
В-четвертых, сокращение торговли может подорвать динамику реформы Китая, необходимую для того, чтобы сгладить многие недостатки в его внутренней экономике. Например, усилия Китая по позиционированию своей финансовой системы для управления рисками, связанными с высоким уровнем долга, будут отодвинуты на второй план, если он будет вынужден выделить экономике больше ликвидности, чтобы компенсировать торговые потери. Аналогичным образом неэффективные государственные предприятия Китая — чья доходность активов составляет всего 30-50% от активов частного сектора — должны быть пересмотрены в рамках более широкой программы повышения производительности. Но если экономика окажется под давлением, эти усилия также могут быть отложены из страха подорвать занятость.
Наконец, и в более широком смысле, имеется достаточно доказательств того, что глобальная взаимосвязь полезна для роста. «Эм-джи-ай» (MGI) считает, что глобальные потоки товаров, услуг, капитала, людей и данных за последнее десятилетие увеличили мировой ВВП примерно на 10%, чем это было бы в противном случае.
Обращение вспять великого открытия Китая навредит не только Китаю, но и всем остальным, включая США. Потеря доступа к китайским рынкам, потокам капитала, экспорту и талантам привела бы к росту цен и замедлению роста, тогда как выгоды от снижения уровня конкуренции для промышленности США менее очевидны. Китайский импорт снизил цены на потребительские товары США примерно на 27%. А фирмы в США напрямую пострадают от более высоких торговых тарифов, учитывая, что 77% китайского экспорта в США составляют промежуточные и капитальные товары, используемые для производства готовой продукции, согласно Глобальной торговой базе данных «Маккинси» (McKinsey).
Замкнуться на себе для Китая может быть заманчивым, но это потребует значительных экономических затрат. Будем надеяться — возможно, вопреки всему — что 90-дневное перемирие в отношении повышения тарифов продлится столько, что позволит заключить долгосрочное торговое соглашение.
