Ничто не истинно, все возможно. В этой фразе я попытался выразить суть политики и пропаганды, окутавших Россию в самом начале XXI века. Это был мир, в котором политикам больше не было дела до того, что их поймают на лжи; где старые идеологии отмерли, а теории заговоров стали новым мировоззрением; где все старые политические категории (социалисты и либералы, консерваторы и коммунисты) казались совершенно бессмысленными, и было неясно, за что выступали политические партии; где искаженная ностальгия и смутные эмоциональные призывы «поднять Россию с колен» победили любые рациональные идеи о будущем.
В 2010 году я вернулся в Великобританию, потому что, как я наивно себе это представлял, хотел жить в мире, где слова имеют смысл. Конечно, на Западе были свои заморочки, но политики в Вашингтоне и Вестминстере хотя бы притворялись, что уважают факты, высмеивали теории заговоров и пытались рассуждать здраво.
Затем наступил революционный 2016 год, и с тех пор меня не покидало ощущение дежа вю, как будто те же самые болезни общественного мнения, которые я видел в путинской России, теперь преобладают здесь. Это отражалось даже на личной жизни. Теории заговора в России нулевых стали столь повсеместно распространенными, что мне приходилось очень аккуратно вести беседу, пытаясь прощупать, не считает ли мой оппонент, что всеми демократическими государствами управляют заговорщики.
В отличие от Советского Союза, путинский режим был одержим не столько тотальным идеологическим контролем, сколько тем, как поляризовать общество, разделив его на так называемое «путинское большинство» (которое в Кремле считали «простым народом»), и всех остальных с целью подорвать доверие и общность реалий до такой степени, чтобы никакая последовательная оппозиция никогда не смогла бы сплотиться.
Теперь, когда я пишу эту статью в Лос-Анджелесе, я снова начинаю разговоры с такой же осторожностью — вдруг на каком-нибудь званом обеде окажется, что мой собеседник свято верит, что Обама скрывает, что он мусульманин и родился за пределами США?
Так же, как и в России, возникает искушение просто пропустить это мимо ушей, не ввязываться в споры. Когда какой-нибудь разговор о политике рискует перейти в ангажированную истерику, когда собеседника называют предателем или записывают в ряды пятой колонны, безопаснее сменить тему и поговорить о садоводстве.
Пока мы ни шатко ни валко приближаемся к выборам по обе стороны Атлантики, я опасаюсь, что повторятся те же ошибки, которые в 2016 году вызвали столь разрушительную поляризацию общества. В этой гонке будет шайка политтехнологов, чьи методы работы мы теперь знаем, но ничего не делаем, чтобы им противостоять. Под «нами» я подразумеваю тех, кто хочет спасти совещательную демократию, где слова имеют смысл, факты уважают и возможно найти понимание, несмотря на противоречия.
Есть несколько мер, которые необходимо срочно предпринять.
Отсутствие прозрачности в интернете означает, что мы утратили общее публичное пространство для дискуссий. Это также позволяет коварным игрокам, вроде Кремля, проводить свои тайные кампании по всему Западу. Сделайте так, чтобы мгновенно можно было видеть, какая реклама — адресная, и какая у нее целевая аудитория, и тогда у нас может появиться поле, где взаимодействие, по крайней мере, возможно.
Новому поколению гражданских активистов предстоит постараться осуществить это взаимодействие. Нужно, чтобы чьей-то прямой обязанностью стало ослабление поляризации, которая является главной целью современных предсказуемых, но успешных пропагандистов. Чтобы этого достичь, нам нужно перенять у них некоторые технологии, — но использовать их во благо. Нам нужно провести анализ онлайн аудиторий, но вместо того, чтобы дальше их разделять, постараться понять, какие мосты можно построить между ними. Раньше это была задача тех, кто занимался сглаживанием последствий кризиса. Теперь, на каждом званом обеде в Англии пригодится такая модерация.
Би-би-си тоже должна бы этим заниматься, но она попала в ловушку, положившись на то, что у нее есть ведущие от разных политических партий, которые должны представлять разные сегменты общественного мнения. Но что, если в самих партиях больше нет согласия?
И тут мы подходим к сути проблемы. То, что я видел в России десятилетия назад, было миром, в котором рухнула вся старая идеология и политические категории. Не было никакой прогрессивной идеи.
Когда будущее ушло в самоволку, а политики погрузились в ностальгию, политика превратилась в чистый перформанс, и было даже что-то забавное во фразе: «Мне плевать на факты», глумливой насмешкой над мрачной реальностью. Теперь то же чувство настоящего без будущего подкралось ко многим жителям Великобритании и Америки.
Но мы можем возобновить разговор о будущем, в котором факты снова становятся необходимыми, например, с помощью онлайн-проектов, которые объединят различные группы и добьются от них обсуждения практических решений. Мы можем сделать это, отказавшись от телепередач, где политики сталкиваются друг с другом в формате реалити-шоу, а вместо этого вынуждая их сотрудничать в политических решениях. Назовите это «конструктивными новостями» или «ориентированной на решения» журналистикой, если хотите, но это должны быть исходные принципы нашего подхода.
Если мы этого не сделаем, вероятность того, что Великобритания или США придут к тому же, что и Россия, не так уж велика. Но зато в информационной среде, где совещательная демократия становится невозможной, сильные задиристые лидеры станут еще сильнее. Они будут говорить, что лишь им под силу вывести народ из мрака, тогда как мы постепенно утратим свое значение и станем пушечным мясом для Путиных мира сего.
Петр Померанцев — старший приглашенный лектор в Лондонской школе экономики (London School of Economics), автор книг «Ничто не истинно, все возможно. Приключения в современной России» (Nothing is True and Everything is Possible. Adventures in Modern Russia) и «Это не пропаганда» (This Is Not Propaganda).
