Интервью с экспертом по энергетике, автором книги «Ставка больше, чем газ. Скрытая война за независимость Польши» Петром Мачёнжеком (Piotr Maciążek).

Onet.pl: Польский нефтегазовый концерн PGNiG объявил, что в конце 2022 года он откажется от Ямальского контракта, то есть от покупки газа из России. Что это означает?

Петр Мачёнжек: Ямальский контракт — это пожалуй, самый невыгодный договор в Европе, что подтверждает сам глава концерна Петр Возьняк (Piotr Woźniak). Между тем по этому контракту мы покупаем большую часть сырья: половина из 18 миллиардов кубометров газа, которые мы используем в год, поступает по Ямальскому газопроводу. Следует, однако, отметить, что пока мы услышали только заявление о намерении отказаться от контракта.

— Можно ли сказать, что это заявление служит, скорее, вступлением к переговорам на тему нового, более выгодного договора?

— Доказательств у нас нет, но каждому, кто немного разбирается в бизнесе, это очевидно.

— Предположим, что Польша действительно откажется от этого контракта. Где мы возьмем недостающее сырье, то есть 9 миллиардов кубометров в год?

— Согласно заявлениям Польского нефтегазового концерна, мы будем пополнять наши запасы при помощи норвежского газа, поступающего по Балтийскому газопроводу из Северного моря, а также американского СПГ, который будет поставляться танкерами в Свиноуйсьце. Что касается Балтийского газопровода, его строительство планируется завершить в 2022 году. Сейчас польская сторона сообщила, что именно в тот момент она откажется от Ямальского контракта.

— А если строительство не удастся закончить в срок?

— Тогда польская промышленность может столкнуться с серьезными проблемами. Объем потребления газа резко растет, два года назад он составлял 16 миллиардов кубометров в год, а сейчас — 18 миллиардов кубометров.

— Насколько серьезными окажутся эти проблемы?

— Достаточно сделать простые расчеты. Теоретически к 2022 году планируется нарастить мощности СПГ-терминала в Свиноуйсьце, тогда он сможет принимать 10 миллиардов кубометров газа в год. Еще 10 миллиардов кубометров пойдет по Балтийскому газопроводу. Так что мы предполагаем, что к концу 2022 года сможем в целом закупать 20 миллиардов кубометров сырья, а собственная добыча даст нам еще примерно 4 миллиарда кубометров.

Но что произойдет, если, например, работы по прокладке Балтийского газопровода будут отставать от графика на полгода, как это сейчас происходит с «Северным потоком — 2»? Напомню, что мы ведем с россиянами технические переговоры на тему того, как будут пересекаться в Балтийском море два эти трубопровода. У России есть масса способов задержать строительство. Теоретически мы можем оказаться в такой ситуации, что нам нечем будет покрыть значительную часть спроса. Об этом мало кто сейчас думает.

— Значит, следует согласовать с россиянами улучшенную версию Ямальского контракта?

— Большинство читателей, плохо разбирающихся в этой отрасли, делает из заявления Польского нефтегазового концерна такой вывод, что мы прекращаем сотрудничество с россиянами (эту идею закрепляет своим пиаром польское руководство). На практике ситуация выглядит так, что если мы завершим процесс диверсификации, можно будет договориться с российской стороной на рыночных условиях, поскольку у нее уже не получится шантажировать нас приостановкой поставок. О такой возможности в 2016 году говорил представитель правительства по вопросам стратегической энергетической инфраструктуры Петр Наимский (Piotr Naimski), хотя сейчас он, скорее, старается избегать подобных заявлений.

Следует также напомнить, что мы планировали продавать излишки газа странам Междуморья. Если в нашем распоряжении окажется сырье из Балтийского газопровода и с СПГ-терминала в Свиноуйсьце, а еще привлекательный договор с россиянами, нам будет что продавать другим. Такая ситуация преобразит рынки Центральной Европы.

— Что Вы подразумеваете под привлекательным договором с россиянами?

— Во-первых, это должен быть краткосрочный контракт (долгосрочных в Европе уже не подписывают) года на три, который можно разорвать в перспективе одного срока полномочий парламента, что служило бы дополнительной защитой. Во-вторых, в новом контракте цена должна быть привязана к ценам на европейских биржах, тогда сырье будет стоить примерно столько же, сколько в целом в Европе.

— Как это выглядит в действующем договоре?

— В него включена формула, которая уже в Европе не используется: цена на газ привязана к нефтяным котировкам.

— Какова она сейчас?

— Официальной информации нет, это коммерческая тайна. Мы знаем, однако, что если цены на нефть растут, газ тоже становится очень дорогим. Если мы действительно откажемся от российского газа, по финансовым показателям Польского нефтегазового концерна можно будет судить, действительно ли цена американского газа (которую тоже, разумеется, не называют) настолько привлекательна, как он утверждает.

— А она привлекательна?

— Я думаю, на фоне цены, которую мы платим по Ямальскому договору, да. Кроме того, она продолжает снижаться, поскольку рынок СПГ развивается, а этот контракт, как я уже говорил, можно назвать худшим контрактом в Европе. Если нам удастся подписать новый, более выгодный договор на поставки российского газа, возможно, СПГ окажется более дорогим.

— Значит, нам следует вести на эту тему переговоры с россиянами?

— Это непопулярный тезис, выдвигая его, можно ожидать линчевания в СМИ и обвинений в пророссийском подходе, поэтому я сразу подчеркну, что не имею отношения к компаниям, связанным с российским капиталом или в целом с газовым рынком. Нам следует вести переговоры со всеми сторонами. Через несколько лет, когда мы завершим проекты по диверсификации, ключевым станет вопрос цены и конкурентоспособности польских фирм, использующих газ.