Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Чего боится Путин и чего добивается? Каковы его планы в международной политике? Свое мнение представляет экс-глава польского МИДа. Процесса демократизации в России ожидать вряд ли стоит, считает он, но вот путч возможен — в России идет закулисная борьба, которая может привести к смещению Путина.

Интервью с европарламентарием, экс-главой польского МИД Витольдом Ващиковским (Witold Waszczykowski).

Fronda: По данным российских властей, большинство россиян в завершившимся референдуме высказались за внесение радикальных изменений в конституцию, которые позволят Путину в следующие годы оставаться у власти. Как вы считаете, результаты голосования фальсифицировали или, может быть, к фальсификациям обращаться не было даже нужды, поскольку жителям России эти поправки просто нравятся?

Витольд Ващиковский: Не знаю, может ли кто-нибудь ответить на этот вопрос… Еще два дня назад я слушал сообщения из России, которые гласили, что в опросах общественного мнения большинство россиян высказывались против «обнуления» президентских сроков Путина. Результат в итоге оказался другим. Не знаю, есть ли какой-то инструмент, позволяющий дать однозначный ответ, что на самом деле произошло. Впрочем, часть россиян хочет, чтобы Путин остался, он ассоциируется у них со стабильностью в отличие от своего предшественника Ельцина или даже инертного Медведева. Возможно, следует подождать результатов независимых исследований каких-нибудь заграничных организаций.

— Простым людям суть поправок не была до конца понятна, ее прикрыли громкой риторикой, строящейся на патриотических, имперских, православных, советских мотивах. Звучали отсылки как в вере в бога, так и к мифу Великой Победы. С одной стороны, это были броские тезисы, призванные склонить людей придти на референдум, но с другой — не говорит ли такой пестрый набор о том, что у российского государства до сих пор остаются проблемы с осознанием собственной идентичности?

— Я бы еще вернулся к первому вопросу. Напомню, что процесс голосования был растянут на несколько дней. Это тоже может быть сигналом: в такой ситуации сложнее следить за урнами, проще производить какие-то манипуляции, дописывать голоса и так далее. Что касается самосознания россиян, то их «обрабатывают» не первый десяток лет. Им внушают, что они выступают представителями не просто народа или страны, а отдельной цивилизации. Жив миф Третьего Рима. Путин — прекрасный ученик Александра Дугина, он внедряет в жизнь его концепцию о великодержавной роли России. Российский президент говорил, что распад Советского Союза явился самым трагическим событием в российской истории, а следует напомнить, что именно просуществовавший семь десятилетий СССР был самым сильным образованием, которое за три столетия создала Россия.

Путин обращается к разным концепциям по принципу «всем сестрам по серьгам», левых привлекают упоминания о советском периоде, правых — рассказы о Москве как защитнице белой расы. Путин — способный ученик и прекрасный оратор, искусный политик, умеющий пользоваться разными механизмами. Он успешен в своей деятельности, ему удается убеждать как россиян, так и мировую общественность. Нас в Польше ужасает, что некоторые западные политики называют угрозой для Европы не Путина, а Трампа.

— При помощи поправок Путин гарантировал себе не только «обнуление» президентских сроков и пребывание у власти в ближайшие полтора десятка лет, но и пожизненную неприкосновенность. Согласно обновленной конституции, президента России нельзя будет привлечь к судебной ответственности. Напрашивается вопрос: не свидетельствует ли это о том, что он чего-то боится?

— Разумеется, он боится. Он был свидетелем краха Советского Союза, распада державы. Видел, как в бывших республиках, превращавшихся в независимые государства, лишались власти региональные династии коммунистических царьков. Потом он наблюдал, как эти независимые государства сотрясали разные цветные революции. У него была возможность видеть, что происходило в Киеве. Если на Украине удастся произвести реальную демократическую трансформацию (трансформация в маленьких странах Балтии в данном случае не показатель), значит, нечто подобное может случиться и в России. Я понимаю, почему Путин хочет обезопасить себя от цветных революций, майданов: они не только сметут его, но и заставят его режим ответить за то, что он делал.

— Может быть, я забегаю слишком далеко в будущее и предаюсь слишком смелым фантазиям, но не следует ли через какое-то время ожидать путча, попытки силового свержения или даже ликвидации Путина одной из противоборствующих властных группировок? Россия уже видела подобные вещи…

— Этого, разумеется, исключать нельзя. В свою очередь, процесс демократизации России выглядит менее вероятным. В истории России не было даже краткого демократического периода, российское общество не знакомо с феноменом демократии. В нашей части Европы мы свергли коммунизм и вступили на путь реформ, и еще при Ельцине, в 1990-е годы, западный мир жил иллюзией, что в какой-то мере аналогичным путем пойдет также российское государство. На Западе этот миф все еще существует.

Между тем, конечно, есть вероятность, что Путин не останется у власти до конца жизни. Мы знаем из истории, что в недемократических системах власть не представляет собой монолит, существуют различные группировки, идет «борьба бульдогов под ковром». Разные дворцовые перевороты происходили всегда. Какая-то группа генералов или технократов может решить, что Путин «перегорел», или экономическая ситуация потребует демонстрации нового человека, который станет лицом новой власти. Впрочем, эксперты по России утверждают, что самого Путина выбрали тоже в результате таких закулисных игр. Он не обладал особой харизмой, был одним из многочисленных полковников КГБ. Возможно, где-то уже есть несколько преемников, и одна из группировок выберет очередного, показывая, что власть модернизируется, что появляется более привлекательный и демонстрирующий прозападную ориентацию лидер. Так происходит в Китае, где раз в 10 лет партия меняет «костюм», передавая бразды правления новому человеку.

— Свидетельствуют ли недавние шаги России (псевдоисторическая статья Путина, его высказывания и так далее) о том, что она действительно идет в наступление? Или она делает хорошую мину при плохой игре, стараясь скрыть свои неудачи? Упоминания о тактике, вдохновленной трудом «Искусство войны» Сунь-цзы, которую изучали и применяли в КГБ, стали уже общим местом.

— Россия может временно пойти в отступление на фоне сложной ситуации, связанной с падением нефтяных цен и доходов, но если котировки взлетят вверх, Москва вернется к имперской риторике. Я не готов согласиться с теми, кто говорит, что Путин — непредсказуемый политик. Я считаю его предсказуемым. Следует предполагать, что если у него появится шанс сделать нечто плохое, он им воспользуется. Если у него будет возможность вести агрессивные действия в отношении Запада, он будет это делать.

Временное отступление связано не с тем, что он хочет пойти на сотрудничество, а с тем, что ему просто недостает средств на реализацию имперской политики. Путин пропитан той идеологией, выразителем которой выступает Александр Дугин. У Кремля есть две концепции: более и менее смелая. План «А» предполагает восстановление мощи России, чтобы она смогла, как СССР, стать вторым (или, скорее, третьим) государством после США и Китая и управлять миром в составе такой двойки или тройки. Это малореальная перспектива, поскольку у Путина нет потенциала, который бы позволил России обрести то значение, какое имел Советский Союз. План «Б» — это план-минимум. Он предполагает восстановление «концерта держав», при котором миром управляют 6-8 стран, договаривающихся друг с другом за пределами таких площадок, как ООН, ЕС или НАТО. Напомню, что эти организации уступали России, шли ей навстречу, хотели сотрудничества, но она отказывалась, не желая сидеть за столом переговоров с 30 другими государствами. Она хочет иметь шесть-восемь партнеров, а еще лучше — одного, американцев, как это было во времена Брежнева.