Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Le Figaro (Франция): почему фейк журналиста «Вашингтон Пост» о французских мусульманах не пустяк

© AFP 2020 / STEPHANE DE SAKUTINУчастник акции протеста в Париже
Участник акции протеста в Париже - ИноСМИ, 1920, 25.11.2020
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Автор утверждает: светские либералы Франции спорят со светскими либералами в США. Оказывается, печать США раскритиковала Макрона за «исламофобию», написав, что он напрасно злит мусульман защитой карикатур на пророка. А Washington Post и вовсе подставилась, издав «утку» насчет планов Макрона давать детям-мусульманам спецномера. Figaro видит в этом заговор против права на богохульство.

Для англосаксонской прессы стало обычным делом публиковать обвинительные статьи на тему французской модели светского государства, которую представляют прикрытием для расистской и исламофобской политики. Стоит вспомнить хотя бы вышедший 31 октября материал «Нью-Йорк таймс» под названием «Франция питает исламистский терроризм попытками предотвратить его?» Автор обвинил Макрона и его закон против [исламского] сепаратизма в дискриминации мусульман, которая только озлобляет их.

26 октября та же «Нью-Йорк таймс» рассмотрела расправу над учителем Самюэлем Пати через призму «провала интеграции» и назвала французскую светскую модель плохо приспособленной к растущему демографическому разнообразию. Такая критика возникла отнюдь не вчера: еще в 2015 году газета осуждала старые светские традиции Франции, которые не стыкуются с «новыми реалиями» страны.

Вчера эту тему подняла журналистка знаменитого американского левоцентристского издания «Вашингтон пост», но на этот раз все вообще вылилось в откровенный фейк. Главный редактор рубрики «Мнения» Карен Аттиа написала в Твиттере, что Эммануэль Макрон собирается присваивать мусульманским детям идентификационные номера.

Этот очевидный фейк распространяли в Твиттере несколько источников, которые исказили статью «Би-Би-Си» о запланированных мерах французского правительства по борьбе с исламизмом. В их числе были и идентификационные номера. На основании этой статьи несколько американских и английских деятелей, в том числе Карен Аттиа, создали фейк, который упоминался лондонским СМИ «Муслим Вайб». На этой волне министр Пакистана по правам человека Ширин Мазари даже сравнила Францию с нацистским режимом (но затем дала задний ход из-за масштабов разгоревшейся полемики и официальной реакции французского правительства).

Этот эпизод можно было бы назвать пустяковым, если бы он не был частью более глобальной критики предполагаемой исламофобии французского правительства: своими крайностями и преувеличениями такая критика создает угрозу для французов на родине и за границей. Кроме того, случившееся важно, потому что отражает сильнейшее недопонимание между Францией и англосаксонскими странами (по крайней мере, их либеральной и «просвещенной» элитой) в вопросе отношения к религиям и светскому государству. Но на самом деле это недоразумение таковым не является. Речь идет об идеологической борьбе, которую нужно признать и вести совершенно открыто, не уступая противнику и пяди земли.

Ее условия выглядят следующим образом: у Франции есть собственные ценности, которые не идентичны американским и английским, тогда как французская светская модель не равнозначна англосаксонскому секуляризму. Она вскормлена напряженной борьбой государства и католицизма (того самого католицизма, который, как ни парадоксально, способствовал формированию светского мышления), мирян и клерикалов, интеллектуалов с обеих сторон. Ее характер не либеральный, а государственный, то есть предполагает возможность государственного вмешательства для того, чтобы религии не вышли за пределы сферы личной жизни. Разумеется, у этой модели есть ярые противники даже в самой Франции, а демократическое величие нашей страны в том, что она допускает подобные споры.

Многие англосаксонские СМИ и журналисты видят во французской светской модели некую форму расизма. Их мультикультуралистическая концепция нации прекрасно соответствует доминирующей в их странах политической философии и подразумевает либеральный подход к светской системе, которая рассматривается как гарант религиозных свобод, а не предохранительная мера против религиозной нетерпимости.

Большой парадокс заключается в том, что эта либеральная концепция светской системы формирует ограничительный и даже губительный подход к политическим свободам. Потому что для защиты религиозных свобод и меньшинств нужно вводить цензуру. Против любых посягательств на чувства верующих и общин. Так, ряд англоязычных СМИ критиковал карикатуры на тему исламской религиозной символики, в том числе в «Шарли Эбдо». Иначе говоря, эти СМИ и интеллектуалы хотели бы восстановить во Франции запрет богохульства.

Такое идеологическое вмешательство совершенно недопустимо: мы хотим богохульствовать и будем богохульствовать. Мы даже запрещаем обвинять нас в этом, потому что понятие «богохульство» полностью чуждо Франции и ее ценностям. Именно поэтому защита карикатур «Шарли Эбдо» имеет такое значение: речь идет об основополагающих ценностях нашей страны и ее культуры. Это не подлежащая торгу часть нашей сущности.

Часть французских реакций на случившееся тоже говорит о затруднениях, которые существуют и в нашей собственной стране. Так, журналист Рохайя Диалло посчитала, что возмущение фейком Карен Аттиа связано с тем, что «небелый человек описал свое видение Франции». Другими словами, нападки на Карен Аттиа связаны с тем, что она черная, а не белая. То, что меньшинства действительно слабо представлены в наших крупных СМИ, очевидный факт, и его нужно признать, не скатываясь при этом в свойственные Рохайе Диалло расистские перегибы. Тем более что в данном случае ни на что подобное нет и намека.

Здесь стоит сделать ряд уточнений. Прежде всего, мы наблюдаем привычную реакцию левых, которые одержимы вопросами идентичности (при этом они предпочитают молчать о социальном неравенстве) и усматривают в любой полемике проявление французского системного расизма. Эти левые учат всех жизни и мнят себя организаторами общественного обсуждения, арбитрами того, что можно и нельзя говорить. Любая критика ислама превращается в «призыв к ненависти», который необходимо запретить.

Бедная Мила (девушка-школьница, которой пришлось прекратить посещать занятия из за критических высказываний в адрес ислама — прим. ред.) знает об этом не понаслышке: она позволила себе грубую критику (но у нее все же есть такое право!) мусульманской веры. Это повлекло за собой небывалую волну гонений и нападок со стороны антирасистских левых, которые повсюду видят исламофобию, но в упор не замечают религиозную нетерпимость, хотя девушке каждый день угрожают расправой за ее слова. Все это представляло собой важнейшую борьбу за свободы.

Как бы то ни было, многие предпочли отвести взгляд в сторону, поддаться релятивизму, осудить «двойные стандарты» тех, кто дискриминируют ислам и мусульман. Чего стоит хотя бы Сеголен Руаяль, которая заявила, что «свобода слова не позволяет говорить и делать, что угодно». Простите, но свобода слова как раз-таки и означает, что вы можете сказать все, что пожелаете, не заботясь о том, что эти слова могут кого-то задеть.

Ну да ладно. Главное в другом. В прискорбном и опасном переносе ценностей, которые по своей сути чужды французской культуре и истории. Мультикультурализм (большинство его теоретиков — англосаксы) относится к идеологическому миру, который очень далек от французской политической модели, выстраивавшейся вокруг сильного государства и восприятия народа и нации как единого целого.

Ирония в том, что этот мультикультурализм выстраивался в американских университетах на основании интерпретации идей французского структурализма, от философа по имени Деррида до философа Бордье. Эти теории, конечно, представляют интерес и должны и впредь служить пищей научным работам, но они не могут иметь политического отражения во Франции. Потому что это означало бы превращение французской модели в англосаксонскую с такими последствиями, как исчезновение нашего критического мышления, атеизма, права на дерзость, свободы слова, то есть всего, что делает Францию землей свободы духа.

Именно это стоит на кону в нынешней борьбе: спасение наших свобод и неприятие англосаксонской либеральной модели, которая на самом деле представляет собой машину нетерпимости и цензуры. Вспомните, как летом этого года редактор «Нью-Йорк таймс» ушла после того, как среди коллег начала ходить петиция с критикой ее решения предоставить слово сенатору-республиканцу, который отреагировал (пусть и достаточно спорным образом) на смерть Джорджа Флойда.

Годом ранее, после скандала вокруг, как утверждалось, антисемитской карикатуры, эта газета заявила, что не станет больше публиковать политические рисунки в колонках международной версии. Какое отстранение! Какой регресс! Эти одержимые расой и идентичностью буржуазные левые полностью отказались от классовой борьбы, потому что не читали ни строчки Маркса и понятия не имеют о том, как живут простые люди. В результате они защищают беспрецедентно нетолерантные меры во имя толерантности.

Последствия этой идеологии прекрасно всем известны. Дональд Трамп в США стал продуктом мира, который в своей одержимости идеологической чистотой и травлей инакомыслящих постепенно отдалился от народа и его чаяний. «Нью-Йорк таймс» практически подтверждает без конца звучавшую от врага этой газеты Дональда Трампа критику «фейковых СМИ» — причем звучавшую все последние четыре года.

Французское правительство в свою очередь правильно делает, что встает на защиту своей светской модели. В этом стоит отдать ему должное. Нельзя ни в чем уступать противникам того, кто мы есть, нашей с таким трудом обретенной свободы, даже если против нас будет весь мир.