Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

The National Interest (США): пришло время всерьез заняться вопросом отношений с Россией

© POOL / Перейти в фотобанкПрезидент РФ Владимир Путин в Кремле
Президент РФ Владимир Путин в Кремле
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Будущее отношений Соединенных Штатов и России - это в значительной степени выбор Америки. Если Соединенные Штаты не могут согласиться ни на что, кроме неоспоримой гегемонии, Россия, несомненно, станет серьезным препятствием, готовым бросить вызов США.

Россия — решительный противник Соединенных Штатов. Правительство Путина, которое уже восстановило российские вооруженные силы, убеждено, что Вашингтон руководит враждебной кампанией, призванной подорвать позиции России на международной арене и ее внутреннюю стабильность. Это решительное стремление давать отпор и бросать вызов Америке немного смягчается желанием Москвы наладить более конструктивные отношения и даже партнерство с Соединенными Штатами — если только это можно будет сделать на условиях Москвы.

Экономические ограничения, с которыми сталкивается Россия, отсутствие надежных союзников и ее демографические проблемы означают, что Владимир Путин и его советники хорошо понимают, что цена соперничества с Америкой весьма высока. В отличие от Советского Союза у России нет ни идеологии, ни мессианского пыла, который требует наличия заклятых врагов с одной стороны и рефлекторной поддержки близких по духу автократических режимов с другой.

Другими словами, будущее отношений между Соединенными Штатами и Россией — это выбор Америки, и оно будет зависеть от того, насколько умело администрация Байдена определит свои фундаментальные интересы: будут ли Соединенные Штаты господствующей демократической империей, решительно настроенной и обязанной диктовать и обеспечивать исполнение международных правил игры; или же они станут ведущей, но при этом демонстрирующей сдержанность геополитической и экономической силой, готовой определять свои интересы боле узко, чтобы позволить другим странам — пока те не бросают непосредственный вызов Америке — жить более или менее в соответствии с их собственными стандартами. Если Соединенные Штаты не могут согласиться ни на что, кроме неоспоримой гегемонии, Россия, несомненно, станет для них серьезным препятствием, готовым бросить им вызов.

Независимо от ее намерений Россия остается для Америки важной страной, а по одному ключевому критерию — самой важной страной: Россия — это единственная страна в мире, способная физически уничтожить Соединенные Штаты. Разумеется, это обернется уничтожением и самой России, однако в истории есть много примеров лидеров, которые непреднамеренно провоцировали настоящие катастрофы, вроде Первой мировой войны.

В экономическом смысле Россия однозначно не попадает в ту же лигу, что Соединенные Штаты и Китай, однако ее потенциал не стоит сбрасывать со счетов. Экономика России занимает 11-е место в мире по показателю номинального ВВП. Но по показателю покупательной способности, который многие экономисты считают более надежным индикатором, Россия занимает шестое место в мире, отставая только от Китая, Соединенных Штатов, Индии, Японии и Германии. И хотя Россия известна своей чрезмерной зависимостью от экспорта энергоресурсов, ее многоплановые успехи в области военных технологий, космических технологий, киберпотенциала, а также в создании вакцины от covid-19 демонстрируют, что она является развитой передовой страной — и это не считая ее культуры, которую ценят во всем мире, и высокообразованной рабочей силы.

Вероятно, еще более значимым фактором является та роль геополитического балансира, которую Кремль взял на себя в условиях соперничества между Китаем и Западом. Решения Москвы, скорее всего, окажут существенное воздействие на исход этого соперничества. Тот факт, что Пекин чувствует поддержку Москвы, возможно, придает ему смелости и позволит Китаю занять более агрессивную позицию в отношении Соединенных Штатов и их союзников.

Тем не менее, с момента окончания холодной войны Соединенные Штаты слишком часто направляли свои аналитические ресурсы в геополитический эквивалент чулана, подходя к вопросу об отношениях с Россией с полемическим и обличительным пылом и обманывая себя иллюзиями о новой однополярной американской эпохе. Политики и эксперты строго придерживались нарратива о ничем не спровоцированной агрессии России. Согласно этой интерпретации, Москва решительно стремится ослабить демократические правительства по всему миру. А ее крепкие отношения с дружественными демократиями, такими как Израиль, Индия и Сербия, ради удобства игнорируются.

После того как в 1990-х годах Москва потерпела поражение в ее попытках стать младшим партнером Соединенных Штатов, поведение России на международной арене постепенно становилось все более решительным под руководством президента Владимира Путина. Но, когда Россия применяла военную силу, она ограничивала свою деятельность гражданскими войнами локального уровня, такими как в Сирии, или территориальными спорами на постсоветском пространстве в непосредственной близости от российских границ. В 2008 году атака грузинских сил на российских миротворцев в Южной Осетии заставила Россию применить силу против Тбилиси. На Украине Путин применил то, что принято называть инструментами гибридной войны, только после так называемой цветной революции 2014 года — тогда Москва была убеждена, что Запад пытается вовлечь Украину в свою сферу влияния.

Сегодняшнее напряжение в отношениях уходит своими корнями в политику обеих сторон. Действительно, действия России часто были грубыми и призванными ввести в заблуждение. Обман противников был неотъемлемой составляющей советской политической традиции: в отсутствие парламента и независимых СМИ никаких различий между оправданным обманом противника и всеохватной дезинформацией не делалось. Уже в январе 1923 года Политбюро Коммунистической партии решило создать особый орган, отвечающий за распространение дезинформации — так называемое Дезинфбюро — «в целях систематизации работы по введению в заблуждение иностранных государств о внутренней и внешней политике СССР, а также о состоянии его вооруженных сил и мероприятиях по обороне Республики». Сегодня хронические, привычные отрицания зачастую вредят интересам России в гораздо большей степени, нежели ее действия. Даже если ее действия имеют логическое объяснение, как это было в случае со сбитым пассажирским самолетом Малазийских авиалиний — возможно, его попросту спутали с украинским военным самолетом, — Кремль все равно продолжает упорствовать, убеждая международное сообщество в своей непричастности.

Какими должны быть цели Соединенных Штатов в их взаимодействии с Россией? Если Америка предпримет еще одну попытку добиться безоговорочной глобальной гегемонии, Россия так и останется препятствием на ее пути, независимо ни от чего, — разумеется, если только она не потерпит сокрушительное военное поражение или не обанкротится. Как показывает крах Советского Союза, ставший следствием внутренних неразрешимых проблем, такой исход нельзя полностью сбрасывать со счетов, однако делать его практической целью американской внешней политики попросту безрассудно. Это не только находится за пределами возможностей Соединенных Штатов, но и может повлечь за собой гражданскую войну в стране, обладающей тысячами единиц ядерного оружия. Более того, то давление, которое такая политика будет оказывать на Россию, скорее всего, спровоцирует бурную реакцию со стороны Москвы. Военная доктрина России допускает применение ядерного оружия первыми, если на карту будет поставлено выживание государства и его вооруженных сил. Если в Прибалтике или на востоке Украины вспыхнет конфликт, любое крупномасштабное вмешательство сил НАТО потребует подавления российского командования и средств ПВО вокруг Москвы и Санкт-Петербурга. Вы легко можете представить себе исход. Даже если дело не дойдет до такого катастрофического сценария, в случае обострения конфронтации можно с уверенностью ожидать от России таких же вредоносных действий, которые уже вызывают беспокойство у Соединенных Штатов — включая вмешательство в американскую политику, кибератаки, поддержку антиамериканских повстанческих движений по всему миру и гибридные военные действия против целей на Украине и в Прибалтике, — только в гораздо более значительных масштабах.

Всеобщие ожидания, что увеличение военного присутствия сил НАТО в Прибалтике может послужить своего рода «проволочной растяжкой» в духе холодной войны, неубедительны и рискованны. В эпоху холодной войны присутствие сил НАТО должно было предотвратить ничем не спровоцированное вторжение советских войск в Западный Берлин. Оно не должно было служить прикрытием для глобальной кампании, призванной изолировать и ослабить СССР. И оно вовсе не было направлено на то, чтобы развернуть вооруженные силы в непосредственной близости от Москвы и Санкт-Петербурга, что и произойдет, если их развернуть в Эстонии или на востоке Украины.

Если Соединенные Штаты будут действовать решительно ради реализации своих фундаментальных интересов, при этом демонстрируя сдержанность в тех случаях, когда эти интересы не стоят на карте, они смогут сдержать любую потенциальную агрессию России. Вашингтон может создать такую атмосферу, которая позволит ему наладить ограниченное партнерство: во-первых, чтобы избежать военного конфликта, во-вторых, чтобы не подталкивать Россию в объятья Китая. Такая стратегия, сочетающая в себе решительность и сдержанность, должна подразумевать усиление американского военного потенциала и стремление убедить союзников вкладывать больше средств в их собственную оборону. Это также позволит донести до Кремля важный сигнал о том, что Статья 5 устава НАТО, касающаяся коллективной обороны, является, как недавно сказал президент Байден, «священной» — но с одной важной оговоркой. Предполагалось, что эта статья должна сдерживать ничем не спровоцированную агрессию, а вовсе не служить предохранительным щитом для мелких соседей России, давно затаивших на нее обиду и стремящихся получить преимущество перед Москвой в ущерб Соединенным Штатам.

В некоторых обстоятельствах санкции являются полезным инструментом при условии, что они не призваны только лишь изолировать или ослабить Россию, а направлены на то, чтобы сделать ее поведение более гибким. Несомненно, Россия хотела бы добиться отмены санкций или как минимум существенного их смягчения. Она не может и не должна ожидать, что отмена санкций возможна в отсутствие истинной взаимности со стороны Москвы. Однако не стоит ожидать, что при таком подходе Москва готова будет пойти на уступки в беззаботной надежде на то, что позже Запад ответит ей взаимностью. Этот сценарий очень похож на тот, который был разыгран в эпоху Горбачева. Настаивать на том, чтобы Москва повторила то, что многие россияне считают провальным и унизительным подходом, значило бы путать желаемое с действительным.

Однако при наличии некоторого количества прагматизма и жесткости вполне возможно выработать такую формулу, в соответствии с которой Донбасс будет возвращен Украине в обмен на смягчение санкций, предоставление значимой автономии этому региону и отказ от претензий на членство Украины в НАТО (хотя в обозримом будущем ожидать этого не стоит). Альтернатива этому — сохранение на неопределенный срок текущего нестабильного статуса кво или, что еще хуже, включение Донбасса в состав России, эскалация конфликта и, как прогнозировал Михаил Саакашвили, появление «сухопутного моста» в лишенный воды Крым, что в свою очередь спровоцирует волнения на Украине и резко повысит уровень конфронтации с Западом.

Соединенные Штаты и их союзники должны признать, что для российского правительства и элиты нет ничего более чувствительного и более фундаментального, чем их способность оставаться во власти без какого-либо вмешательства извне. Дело Навального повышает ощущение уязвимости России перед очередной цветной революцией, пользующейся поддержкой Запада. Если правящий класс России считает, что Запад его атакует, стороны не смогут достичь никаких существенных соглашений о сотрудничестве, не говоря уже о долгосрочных соглашениях. Но Москва должна знать, что, если она не пересекает красные линии Вашингтона, тогда можно надеяться на достижение некоторого взаимовыгодного способа сосуществования с Америкой. Должна быть четкая граница между тем, чтобы внятно объяснять не слишком демократическим режимам, что их внутренняя политика может вредить их перспективам в области сотрудничества с Соединенными Штатами, и тем, чтобы демонстрировать им, что независимо от того, насколько хорошо они сотрудничают с Соединенными Штатами на международной арене, Вашингтон всегда будет готов вмешаться в их внутренние дела. В конце концов, главная проблема с авторитарными элитами заключается в том, что они не отделяют свою личную судьбу от фундаментального благополучия своих стран. Скорее, когда их загоняют в угол, они зачастую начинают действовать резко и агрессивно. Требуя, чтобы российские власти освободили Алексея Навального и пошли на другие уступки, Байден, возможно, неосознанно оказывает Путину услугу. Такие жесткие высказывания хорошо работали, когда вице-президенту Байдену приходилось иметь дело с коррумпированной, но все же стремившейся к сближению с Западом Украиной. Но в случае с Москвой они позволяют российскому лидеру надеть на себя патриотическую мантию защитника своей страны, противостоящего иностранному диктату. Поскольку только 19% россиян одобряют деятельность Навального — в сравнении с 60%, одобряющих действия Путина (согласно результатам недавнего опроса «Левада-центра»), — необходимость противостоять Байдену может вполне быть на руку Путину.

Давление, которое международное сообщество оказывает на российское правительство в связи с делом Навального, по всей видимости, только укрепило решимость Путина. Министр иностранных дел России Сергей Лавров предупредил, что, если до этого дойдет, Россия будет готова разорвать связи с Евросоюзом. Его заместитель Сергей Рябков заявил, что, чтобы предотвратить «агрессивное вмешательство во внутренние дела», Россия должна вести политику сдерживания Соединенных Штатов, в том числе военного сдерживания. Это самые резкие заявления, сделанные представителями Кремля со времен распада Советского Союза.

Не может быть никаких сомнений в том, что просто выживания недостаточно. В отношениях с такими противниками, как Россия, страх перед ядерной войной не должен оказывать парализующее воздействие и препятствовать реализации фундаментальных национальных интересов. Однако, чтобы полностью исключить угрозу ядерной войны, необходимо сделать широкий шаг в сторону от общепринятой точки зрения. Сейчас все больше американских чиновников, членов конгресса и комментаторов воспринимают любой подход, не подразумевающий полную изоляцию России, как равнозначный умиротворению агрессора.

Согласно новому расхожему мнению на Западе, первопричиной агрессии России является сама природа репрессивного режима Путина, которая требует наличия внешнего врага. Однако в российском потребительском обществе, для которого характерен менталитет среднего класса, правительство сумеет извлечь больше выгоды, делая акцент на процветании внутри страны и на партнерстве с Западом. Именно поэтому несмотря на то, что Запад демонстративно называет Россию противником, Путин и его советники публично называют Америку и ее союзников «партнерами», регулярно подчеркивая свою заинтересованность в возобновлении сотрудничества. С другой стороны, российская политическая элита считает, что в прошлом она была слишком наивна касательно намерений Запада, поэтому сейчас она решительно настроена преследовать свои интересы внутри страны и за рубежом, независимо от осуждения и давления со стороны других государств.

Тем не менее, вызов, исходящий от возродившейся России, не стоит излишне драматизировать или преуменьшать. Как и большинство вызовов в истории, ему можно противостоять с помощью сочетания силы и мотивирующих стимулов. Одних лишь мотивирующих стимулов будет недостаточно, но сила и принуждение без мотивирования и диалога тоже вряд ли сработают — кроме того, они вполне могут стать причиной конца истории, и не в триумфалистском смысле, а скорее в смысле конца человеческой цивилизации.

Дмитрий Саймс — издатель журнала The National Interest, председатель и исполнительный директор Центра национальных интересов.