Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Интервью Владимира Путина радио «Европа-1» и телеканалу TF1

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В преддверии визита во Францию Владимир Путин ответил на вопросы автора и ведущего новостных программ радиостанции «Европа-1» Жан-Пьера Элькабаха и ведущего вечернего выпуска новостей телеканала TF1 Жиля Було. Запись интервью состоялась 3 июня в Сочи.

ВОПРОС (как переведено): Добрый вечер, господин Президент! Добрый вечер, Президент Путин! Большое спасибо, что принимаете радио «Европа-1» и канал TF1 в Вашей резиденции в Сочи для этой исключительной беседы.

В четверг вечером Вас будет принимать Президент Франсуа Олланд в Елисейском дворце, и на следующий день Вы будете участвовать в церемонии, посвящённой 70-летию высадки союзников, и отправитесь на пляжи Нормандии, Президент России будет участвовать в этих мероприятиях. Какие чувства у Вас это вызывает как у гражданина России, это приглашение?

– Это важное событие в жизни Европы, да и всего мира. Мы будем отдавать дань уважения тем, кто не позволил нацизму поработить европейские страны, и думается, что участие России в этом мероприятии является знаковым. Имея в виду, что Россия, страны антигитлеровской коалиции, Франция в том числе, были союзниками в этой борьбе за свободу, и наша страна сыграла важнейшую, если не решающую, роль в победе над фашизмом. Но мы никогда не забудем и бойцов французского Сопротивления, никогда не забудем тех, кто на советско-немецком фронте, на так называемом Восточном фронте, сражался вместе с нами – из числа граждан Франции. Мне кажется, что это то, что должно напоминать о прошлом, но способствовать выстраиванию отношений сегодня и помогать нам строить наши отношения в будущем.

– Как раз вместе с Россией, естественно, у вас достойное место на пляжах Нормандии. До 40 лет Вы жили в Советском Союзе, Вы видели, как он распался, и Вы активно участвовали в возрождении России. Что Вы хотите, к чему Вы стремитесь? И Ваша стратегия российского пути – это стратегия диалога или экспансионизма и завоеваний?

– Не может быть в современном мире будущего у политики, которая основана на экспансионизме и каких-то завоеваниях. Разумеется, речь идёт о том, что Россия в современном мире и в будущем может быть и должна быть партнёром для наших традиционных стран – союзников в широком смысле этого слова. Мы этого хотим и к этому всегда будем стремиться, по-другому мы себе и не мыслим отношения с нашими соседями, да и со всеми странами мира.

– Но Вы хотите быть защитником российской нации или символом российского национализма, Российской империи? Мы знаем, что Вы сказали, когда рухнул Советский Союз. Вы сказали, что это была самая страшная геополитическая катастрофа XX века. И Вы сказали, что тот, кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у него нет души, но тот, кто хочет его восстановить, у него нет разума. У Вас есть разум. Что Вы предлагаете: российский национализм или империю Россию в прошлых границах?


– Ни российского национализма мы не будем поддерживать, ни империю не собираемся возрождать. Когда я говорил о том, что распад Советского Союза был одной из самых крупных гуманитарных катастроф, гуманитарных прежде всего, катастроф XX века, имел в виду что? Что в рамках Советского Союза все граждане вне зависимости от этнической принадлежности жили в одном едином государстве, а после распада СССР 25 миллионов русских людей неожиданно для себя вдруг оказались за границей. И вот это настоящая гуманитарная катастрофа. Это не политическая, не идеологическая катастрофа, это чисто гуманитарная проблема. Оказались разрезанными семьи, люди остались без работы, без средств к существованию, без возможности нормально общаться друг с другом. В этом проблема.

– В том, что касается будущего. Вы хотите восстановить империю в прошлых границах или вы хотите продолжать развивать свою страну в своих границах?

– Мы хотим развивать свою страну, разумеется, в своих границах. Но, что очень важно, мы хотим, чтобы и мы, так же как и другие страны во многих регионах мира, использовали современные средства повышения своей конкурентоспособности, в том числе путём экономической интеграции. Что мы и делаем на постсоветском пространстве в рамках Таможенного союза и сейчас Евразийского союза.

– Господин Путин, мы сейчас с Вами разговариваем, а соседняя страна, Украина, переживает настоящую войну. Это нельзя назвать по-другому. И сейчас прорусские силы хотят нарушить границы Украины. Кто их остановит и чего вы хотите?

– Я бы не называл их ни прорусскими, ни проукраинскими. Есть люди, которые имеют определённые права – политические права, гуманитарные права, и они должны иметь возможность эти права реализовать.

Вот на Украине до сих пор все, допустим, губернаторы назначались исключительно из столицы. После того как совершён был антиконституционный переворот в Киеве в феврале этого года, первое, что сделали новые власти, – заявили об отмене прав национальных меньшинств на использование родного языка. Всё это вызвало большую тревогу у людей, которые живут на востоке Украины.

– Вы этого не допустили, но Вы хотите сказать, что мы сейчас вступаем в новую фазу «холодной войны»?


– Мы, надеюсь, не вступаем ни в какую новую фазу какой-то «холодной войны». Во-вторых, и я настаиваю на этом, люди, где бы они ни проживали, имеют определённые права и должны иметь возможность эти права отстаивать. Только в этом дело.

– Есть ли опасность войны? Сейчас, в этот момент, мы видим танки, которые едут из Киева. Этот вопрос задают себе многие французы: появлялось ли у Вас искушение войти в Восточную Украину, ввести туда войска?


– У нас интервью, оно предполагает короткие вопросы и короткие ответы, но если вы наберётесь терпения и дадите мне одну минуту, я в течение минуты скажу, как мы это видим.

Видим мы это следующим образом. Что произошло? Был конфликт, возник конфликт на основе того, что бывший украинский президент отказался подписывать соглашение с Евросоюзом об ассоциации, и Россия занимала по этому вопросу определённую позицию. Мы считали, что в том виде, в котором предлагался этот документ, его подписывать действительно нецелесообразно и это нанесёт, в том числе России, определённый экономический ущерб. Имею в виду, что у нас с Украиной 390 различных экономических соглашений и Украина является членом зоны свободной торговли в рамках СНГ. И мы не могли в таком же режиме, как с членом зоны свободной торговли, дальше поддерживать с Украиной экономические отношения.

Мы об этом говорили и спорили с нашими европейскими партнёрами. Вместо того чтобы продолжать с нами этот спор легитимными, дипломатическими средствами, наши европейские друзья и друзья из Соединённых Штатов поддержали антиконституционный вооружённый захват власти. Вот что произошло. Мы не создавали этого кризиса, мы были противниками такого развития событий, но после того как произошёл антиконституционный переворот… Надо это признать, в конце концов…

– Но сегодня, сегодня климат напряжённости. И на фоне этого Вы будете в Нормандии говорить о мире, а Барак Обама в то же время говорит о том, что нужно вооружаться в Европе.


– Замечательно. Надо всегда говорить о мире, но нужно понимать, в чём причина и суть кризиса. Так вот суть как раз в этом: нельзя нигде, а особенно на постсоветском пространстве, где не сложившиеся ещё государственные структуры, приводить к власти какие бы то ни было политические силы с помощью вооружённого переворота, антиконституционного.

Когда это произошло, то часть людей это признала и порадовалась, а часть людей, скажем, на востоке и юге Украины, с этим не хочет смириться. Нужно вести переговоры с теми людьми, которые не приняли этого переворота, а не посылать к ним танки, как Вы об этом сказали, и не расстреливать мирных граждан с самолёта, нанося ракетно-бомбовые удары по мирным объектам.

– Но, господин Президент, США и Белый Дом говорят о том, что у них есть доказательства того, что Россия вмешалась в ситуацию на Украине, направляла туда свои  вооружённые формирования и поставляла оружие. У них есть доказательства. Вы верите в это?


– Доказательства? Так пусть они их представят. Мы видели, весь мир видел, как госсекретарь Соединённых Штатов демонстрировал в Совбезе ООН доказательства того, что в Ираке есть оружие массового уничтожения, помахивая пробиркой с каким-то стиральным порошком. В конце концов войска Соединённых Штатов вошли в Ирак, повесили Саддама Хуссейна, а потом выяснилось, что никаких средств массового уничтожения в Ираке не было и нет. Вы знаете, говорить – это одно, а иметь доказательства – это совершенно другое. Я вам ещё раз говорю: никаких Вооружённых Сил Российской Федерации…

– То есть американцы врут сейчас?

– Никаких Вооружённых Сил, никаких российских инструкторов даже на юго-востоке Украины нет. Не было и нет.

– Вы не хотите присоединить к себе Украину и вы никогда не пытались дестабилизировать ситуацию там?


– Этим никогда не занимались и не занимаемся. Украинским властям сегодняшним нужно наладить диалог со своим собственным населением, и не с помощью оружия, танков, самолётов и вертолётов, а с помощью переговорного процесса.

Владимир Путин с французскими журналистами перед началом интервью французским телеканалу TF1 и радиостанции Europe 1 в Сочи


– Новый Президент Украины избран демократическим путём 25 мая, это господин Порошенко. Признаёте ли вы его легитимность?


– Я уже говорил об этом, хочу повторить: мы с уважением будем относиться и относимся к выбору украинского народа и будем работать с украинскими властями.

– То есть если Вы с ним встретитесь 6 июня в Нормандии и если Президент Франсуа Олланд поможет тому, чтобы эта встреча состоялась, Вы пожмёте ему руку? Вы будете с ним говорить?

– Знаете, я не собираюсь ни от кого бегать. Президент Олланд был настолько любезен, что пригласил меня как представителя России на эти торжественные мероприятия – трагические, печальные и в то же время торжественные. Я с удовольствием принимаю это приглашение и благодарен Президенту за его жест. Но там есть и другие гости, я не собираюсь ни от кого бегать и буду, конечно, со всеми общаться.

– Но Вы встретитесь с Порошенко? Вы сказали, что сможете работать с ним при условии, что он не будет под слишком сильным влиянием США.

– Я так не говорил, что он не должен быть под сильным влиянием США. Он может находиться под влиянием кого угодно. За него люди проголосовали, и это его выбор, как строить свою политику. Если он хочет находиться под сильным влиянием кого бы то ни было, пусть находится.

– Но признаёте ли вы суверенитет Украины и её нейтральность в отношениях между Россией и Западом?

– Мы признаём и суверенитет, и, более того, мы бы, наоборот, очень бы хотели, чтобы Украина и ощущала себя суверенным государством. Ведь вхождение в любые военные блоки, в любые такие жёсткие интеграционные объединения означает потерю известной степени суверенитета. Но если страна выбирает такой путь и хочет потерять часть своего суверенитета – её дело.

Но когда мы говорим об Украине и военных блоках, то, конечно, нас это не может не беспокоить, потому что в этом случае, если, скажем, Украина присоединяется к НАТО, инфраструктура военная вплотную подходит к российским границам, и мы не можем быть к этому безразличны.

– Господин Президент, российские войска аннексировали Крым несколько недель назад. Вернёте ли вы его?


– Это заблуждение, что российские войска аннексировали Крым, российские войска ничего не аннексировали. Не буду скрывать….

– Но Крым сейчас рисуют на карте России, как рисовали раньше в школе, сейчас это часть России. Аннексия это или возвращение? Какое слово нужно использовать?

– Если Вы дадите мне закончить фразу, то, мне кажется, будет понятно, что я имею в виду.

Так вот, российские войска находились в Крыму в соответствии с международным договором о наличии там российской военной базы. И российские войска действительно помогли жителям Крыма провести референдум о своей независимости и желании присоединиться к Российской Федерации. И никто не имеет права отказать этим людям в том, чтобы они реализовали право, предусмотренное статьёй первой Устава Организации Объединённых Наций, – право наций на самоопределение.

– То есть Крым вы не вернёте? Крым ваш, это Вы хотите сказать?

– Крым в соответствии с волеизъявлением людей, которые живут на этой территории, является частью Российской Федерации, субъектом России.

Я хочу, чтобы было совсем понятно и совсем откровенно. Мы вели диалог с нашими партнёрами – и с европейцами, и с американцами, повторяю ещё раз, исключительно дипломатическими, мирными средствами.

Нам ответили на эти наши попытки вести диалог таким способом и договориться о приемлемых решениях поддержкой государственного антиконституционного переворота на Украине, и дальше у нас не было никаких гарантий в том, что Украина завтра не станет частью Североатлантического военного блока.

В этих условиях позволить, чтобы историческая российская территория с преимущественным этническим русским населением ушла вот туда, в какой-то международный военный альянс, притом что сами жители Крыма хотят быть частью России, – извините меня, по-другому мы просто поступить не могли.

– Итак, Франсуа Олланд пригласил Вас во Францию, в Париж, в Нормандию. Вы с ним уже хорошо знакомы. Можно ли двигаться дальше и можно ли сказать, что между вами доверительные отношения?

– Думаю, да.

– Вы думаете или Вы уверены?

– До сих пор я так считал. Я не вижу оснований думать иначе. У нас добрые, очень хорошие межгосударственные отношения, и нам ещё многое нужно сделать в плане расширения экономических связей. Но всегда были очень доверительные личные отношения, что помогает вести и служебные дела. Надеюсь, это и сохранится.

– Вы говорите о доверительных отношениях – и о военных, и экономических. Вы уже заплатили больше миллиарда евро за два вертолётоносца «Мистраль», и российские моряки должны приехать в Сен-Назер через несколько дней. Вы дали им такое разрешение – поехать во Францию?


– Я надеюсь, что мы в цивилизованном мире живём, и все будем исполнять свои обязательства, в том числе и контрактные обязательства. Но я слышал много разговоров по поводу того, что есть мнение не передавать России эти корабли. Вы знаете что? У нас в России было много противников этого контракта, и их достаточно много. Но если Франция решит не передавать, значит, это её решение, тогда верните деньги, но это не даст нам возможности, конечно, развивать отношения в военно-технической сфере. А так, в целом мы готовы и к расширению нашего взаимодействия, и к новым заказам даже, может быть, если на то будет воля наших французских партнёров.

– Несмотря на внешнее давление, вы просите Францию поставить эти вертолётоносцы, а если Франция это сделает, вы, возможно, разместите и другие заказы, так?

– Мы рассчитываем на то, что наши французские партнёры будут выполнять контрактные обязательства, и если это произойдёт так, как мы договаривались, то мы не исключаем каких-то новых заказов, и не обязательно в сфере военного судостроения – и в других сферах тоже.

В целом у нас очень неплохо развиваются эти отношения, и мы хотели бы и готовы их развивать дальше. В области авиации, судостроения, по другим направлениям. Мы очень хорошо сотрудничаем в космосе, в Куру.

– Франция, по Вашему мнению, это суверенная и независимая держава, к которой прислушиваются? Каково Ваше отношение к Германии? По сравнению с Германией? Вы говорите с Ангелой Меркель по-русски и по-немецки, а Франсуа Олланд не знает русского языка, Вы не знаете французского. Можно ли сказать, что вы говорите на одном языке?

– Это не мешает нам (незнание с моей стороны французского и русского со стороны Франсуа) говорить, по сути, на одном языке, даже через переводчиков, мы хорошо понимаем друг друга.

Что касается уровня суверенитета, повторяю, любая страна, вступающая в определённые военные союзы, добровольно передаёт часть своего суверенитета наднациональным органам. Для России это неприемлемо. Что касается других стран, это не наше дело, сами страны должны определять, как действовать и как поступать.

Но в этой связи мне вспоминаются и традиции голлизма, вспоминается и генерал де Голль, который защищал суверенитет Франции. Мне кажется, что это достойно уважения.

Есть и другой пример, пример Миттерана, который говорил о европейской конфедерации, кстати говоря, с участием России.

Мне представляется, что ничего ещё не потеряно, имею в виду будущее Европы.

– Я хотел бы поговорить о США. Через несколько дней Вы встретитесь с Бараком Обамой, Вы будете за несколько метров от него. Но похоже, что он не хочет с Вами разговаривать. Как будет происходить эта встреча, как будут развиваться отношения между самой богатой страной мира и самой крупной страной мира? Как Вы можете не разговаривать, ведь есть потребность в этом, ведь война недалеко?

– Во-первых, вы преувеличиваете насчёт того, что война недалеко. Вы какой-то такой агрессивный журналист. Откуда Вы взяли, что война недалеко, зачем Вы нас всех пугаете?

– Потому что Украина рядом.

– Ну и что?

– Именно там идёт война. И когда говорим, то об этой войне, она как раз рядом.


– Там идёт карательная операция центральных властей против своего народа. Это не война между государствами, это разные вещи.

– Она должна быть прекращена? Вы считаете, что её необходимо быстро прекратить?


– Считаю, что у господина Порошенко есть уникальный шанс: у него пока руки не испачканы кровью, и он может приостановить эту карательную операцию и начать прямой диалог со своими гражданами на востоке и юге своей страны.

Что касается отношений с Обамой (я не забыл этот вопрос), у меня нет оснований полагать, что он совсем не хочет общаться с Президентом России, но, в конце концов, это его выбор. Я всегда готов к диалогу и думаю, что диалог – это лучший способ навести мосты. До сих пор мы с ним общались, созванивались, говорили по телефону.

– Сейчас у вас проблемы в отношениях между Россией и США. Это проблемы в отношениях двух держав или проблемы в отношениях двух людей – Барака Обамы и Владимира Путина?

– Проблемы между странами всегда есть, тем более между такими крупными странами, как Россия и Соединённые Штаты. Они всегда были, но я не думаю, что их нужно доводить до какого-то крайнего предела. Во всяком случае, это не наш выбор. Я готов к общению со всеми своими партнёрами, в том числе и с Президентом Обамой.

– Так Вы готовы разговаривать и Вы сожалеете о том, что это не происходит? Но у Вас нет ощущения, что Америка сейчас хочет окружить Россию, ослабить Вас лично, Владимира Путина, и, возможно, изолировать Вас на международной арене? Вы сегодня очень вежливо разговариваете, но Вы видите реальность.

– Реальность? Но Вы же сами сказали, что Россия – самая большая страна в мире по территории. Окружить её очень сложно. А потом, мир настолько быстро меняется, что даже виртуально это сделать практически невозможно.

Мы, конечно, видим попытки администрации США надавить на своих союзников, используя свои явные лидерские позиции в западном сообществе, для того чтобы повлиять на политику России.

Политика России будет проводиться исключительно исходя из наших национальных интересов. Мы, конечно, учитываем мнение наших партнёров, но будем руководствоваться интересами российского народа.

– Господин Президент, это очень удобный случай, что Вы 6 июня встретитесь с Обамой. Если бы Вы встречались с Хиллари Клинтон, возможно, всё было бы хуже. Она несколько дней назад сказала, что то, что делает Россия в Восточной Европе, похоже на то, что делал Гитлер в 30-е годы.

– С женщинами лучше не спорить и лучше не вступать с ними в пререкания. Но госпожа Клинтон и раньше не отличалась особым изяществом в выражениях. Ничего, мы с ней встречались после этого и мило беседовали на различных международных мероприятиях. Думаю, что и в этом случае можно было бы найти общий язык. Когда люди переходят определённые границы приличия, это говорит не об их силе, а об их слабости. Но для женщины слабость – это не самое плохое качество.

– Про женщин – нужно их уважать, конечно, я уверен, что Вы их уважаете. Вы считаете, что она зашла далеко, и во многих СМИ очень много карикатур появляется по этому вопросу, в том числе с Вашим участием. Какова Ваша первая реакция: гнев, желание наказать или посмеяться? Мы никогда не видели, как Вы смеётесь.


– Я как-нибудь доставлю себе и вам это удовольствие, мы вместе с вами посмеёмся ещё неоднократно над хорошей шуткой. Но когда я вижу какие-то крайние высказывания, повторяю, я вижу, что у людей просто больше нет аргументов, а это не самый лучший аргумент – крайние высказывания.

Что касается политики самих Соединённых Штатов, то не секрет, что самую агрессивную, самую жёсткую политику в защиту своих собственных интересов (так, как понимают это американские руководители) проводят именно Соединённые Штаты, причём из года в год.

Наших войск за границей нет практически, российских, – американские войска везде за границей, везде во всём мире американские военные базы, и они везде принимают участие в решении судеб других народов, находясь за тысячи километров от своей собственной границы. Поэтому упрекать нас в том, что мы что-то нарушаем, – это очень странно со стороны наших американских партнёров.

– Но вы сделали какие-то усилия по поводу военного бюджета, и на данный момент Президент России, принимает ли он какие-то особые решения по безопасности и обороне? Поскольку общий климат опасен.

– Да, по поводу военного бюджета. Так, для справки (не все это знают, специалисты знают, но не все): военный бюджет Соединённых Штатов Америки, о которых мы только что говорили, превышает военные бюджеты всех стран мира, вместе взятых. Так кто проводит агрессивную политику?

Что касается нашего [военного] бюджета. Он у нас в процентном отношении к ВВП практически не увеличивается – небольшое [увеличение], на десятую долю процента. Но мы хотим перевооружать свою армию и флот на современной высокоинтеллектуальной базе, сокращать количество и улучшать качество. У нас есть целая программа, она не вчера возникла, эта программа перевооружения, не в связи ни с какими событиями на Украине. Это плановая работа, и мы будем это делать.

– Господин Президент, Президент Сирии Башар Асад только что был переизбран вновь на пост Президента без каких-либо усилий. Вы можете на него повлиять? Почему Вы не попросите его прекратить те зверства, которые творит его армия, прекратить бороться с собственным народом?

– Зверства там творятся со всех сторон. И не в последнюю, а может быть, в первую очередь со стороны экстремистских организаций, которые в большом количестве расплодились в Сирии. Нас знаете что больше всего беспокоит?

– Религиозные, исламистские…

– …организации, связанные напрямую с «Аль-Каидой». Их там полно. Это даже уже никто не отрицает. Это общеизвестный факт. Но нас больше всего беспокоит, что Сирия может превратиться, если мы будем действовать неаккуратно, в какое-то подобие Афганистана, в рассадник, в абсолютно неуправляемый рассадник террористической угрозы, кстати говоря, в том числе и для европейских государств. Потому что вот эти экстремисты, которые сегодня там сидят, рано или поздно переберутся в другие страны, в том числе и в Европу.

– Мы не совсем понимаем, почему Вы, Владимир Путин, хотите модернизировать Россию, но Вы поддерживаете человека, который убивает своё население, который покрыт кровью. Как это может быть?

– Объясню очень просто и доходчиво и надеюсь, меня большинство французских зрителей и слушателей поймёт. Мы очень боимся распада Сирии, так же как это произошло, допустим, в Судане. Мы очень боимся ситуации, которая может там сложиться, такая же, как в Ираке, и очень боимся превращать Сирию в какое-то подобие Афганистана. Вот почему мы хотим сохранить легальную власть и потом постепенно вместе с сирийским народом, вместе с нашими партнёрами в Европе и Соединённых Штатах думать о том, как преображать это общество для того, чтобы делать его более современным, более жизнеспособным и более гуманистическим.

– Я хотел бы поговорить о вашей стране, о России. Как бы Вы описали политический режим, который сейчас в России? Некоторые говорят, что это демократия, некоторые говорят, что это огромная территория, поэтому нужна жёсткая рука. Как Владимир Путин определяет то, что называют режимом Путина?

– У нас нет никакого режима, связанного с конкретным человеком, в том числе и с действующим Президентом. У нас совершенно стандартные демократические государственные институты, которые, конечно, имеют какую-то свою собственную специфику. В чём эта специфика заключается? Она заключается в том, что подавляющее большинство наших граждан склонны опираться на свои исторические традиции, на свою историю и, если можно так сказать, на традиционные ценности.

На мой взгляд, это является определённым фундаментом, элементом устойчивости российской государственности. Но в этом нет ничего особенного, в этом нет ничего такого, что связано персонифицированно с личностью Президента. И, кроме всего, надо не забывать, что совсем недавно у нас начали внедряться демократические стандартные институты. Этот процесс находится в состоянии постоянного развития.

– Можно ли быть оппозиционером в России и не рисковать своими связями, своей репутацией, избежать наказания российским правосудием?


– У нас большое количество оппозиционных партий, мы совсем недавно либерализовали регистрацию политических партий, у нас уже десятки партий, которые принимают участие в муниципальных и региональных выборах.

– Но можно быть оппозиционером, личным оппозиционером Владимиру Путину и избежать рисков?


– Если послушаете некоторые наши радиостанции, посмотрите некоторые телевизионные передачи, то, я Вас уверяю, Вы ещё вряд ли найдёте какой-то аналог подобной оппозиционной деятельности во Франции.

– Да, конечно, в России всегда были такие периоды порядка и авторитарной власти, но в эпоху интернета может ли страна развиваться, ограничивая свободы?

– Это невозможно, мы и интернет не ограничиваем.

Вы знаете, что мы ни делаем, сразу кто-то пытается найти какой-то элемент, противоречащий принципам демократии, в том числе и в интернете. Есть у нас ограничения или нет? Я считаю, что нет. Некоторые наши оппоненты говорят: «Нет, это невозможные ограничения!» Какие у нас ограничения? У нас, например, есть ограничения, связанные с запретом пропаганды в интернете способов самоубийства, пропаганды наркотиков, педофилии – вот у нас какие запреты. Что здесь такого?

– И гомосексуальности. Но это другое дело, это не педофилия.


– Это не так, у нас нет запрета на гомосексуальность. У нас есть запрет на пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних. Это разные вещи, понимаете?

В Соединённых Штатах, о которых мы говорили, есть в некоторых штатах уголовная ответственность за гомосексуализм. У нас нет вообще никакой ответственности. Есть запрет на пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних. Мы вправе защищать своих детей, и мы будем это делать.

– Мы хотим поговорить об окончании Вашего президентского срока в 2018 году. Мы хотели бы поговорить о рабочих лагерях. Эти вещи у нас на Западе удивляют. Допустим, Pussy Riot были проговорены к рабочим лагерям, это не была нормальная тюрьма. Закроете ли Вы эти лагеря к концу Вашего срока?

– Это не лагеря, это зоны, где люди ограничены в свободе, но они могут жить более или менее нормальной человеческой жизнью. Это не тюрьмы, в которых человек не может заниматься трудовой деятельностью.

Вообще тюрьма, где человеку запрещено заниматься трудовой деятельностью, – это самый худший способ наказания. И я не думаю, что мы должны всех людей переместить в такие учреждения, где человек лишается свободы. Я думаю, что это гораздо хуже, чем то, о чём Вы сказали.

– Кто убедил Вас в том, что у Вас есть особая миссия для России?


– Откуда Вы взяли, что я считаю, что у меня есть какая-то особая миссия? У меня есть доверие моих избирателей – за меня проголосовало свыше 63% избирателей Российской Федерации. Я считаю, что у меня есть общенациональный мандат на проведение внутренней и внешней политики, и я в соответствии с этим мандатом буду исполнять свои обязанности.

– Вы считаете, что у Вас есть какой-то пример в истории России? Вы ориентируетесь на советскую или российскую модель?


– Я с большим уважением и любовью отношусь к отечественной истории и культуре. Но мир развивается, и Россия развивается вместе с миром. Россия – часть современного мира, не вчерашнего, а современного, и я думаю, что у неё даже большее будущее, чем у некоторых других стран, которые не могут позаботиться о своих молодых людях, о поколениях своих нарождающихся, о своих детях, думают, что это всё можно пустить на самотёк.

– Последний вопрос, господин Президент. Американский журнал Forbes назвал Вас в 2013 году самым влиятельным человеком мира. Вам это польстило?

– Вы знаете, я взрослый человек, я в состоянии понять и понимаю, что такое влияние в современном мире. В современном мире влияние прежде всего определяется такими факторами, как экономика, оборона и гуманитарные влияния.

Полагаю, что касается обороноспособности России, то в этом смысле наша страна является, безусловно, одним из лидеров в мире, потому что это ядерная держава, и по качеству нашего ядерного оружия мы, пожалуй, реально занимаем, может быть, даже первое место в мире – по качеству.

Что касается гуманитарного влияния, то это тоже предмет нашей гордости – имею в виду великую русскую культуру, литературу, живопись и так далее.

Что касается экономики, то мы реально отдаём себе отчёт в том, что нам ещё нужно очень многое сделать, чтобы занять какие-то лидирующие позиции, хотя за последнее время мы сделали большие шаги вперёд, мы превратились в пятую экономику мира. Это, в общем, для нас успех, но этого недостаточно.

– Владимир Путин – история ещё не знает, что останется от этих лет, от эпохи Путина. Что бы Вы хотели, чтобы осталось? И хотели бы Вы, чтобы Вас считали потом демократом или человеком, который вышел из авторитарной системы?

– Я хотел бы, чтобы меня считали человеком, который сделал максимум, на что он был способен, для счастья и процветания своей собственной страны, для своего народа.

– Большое спасибо. И прекрасной поездки во Францию, господин Президент. До свидания!

– Спасибо.