Знаменитая на всю страну акция «Бессмертный полк» родилась в Томске в 2012 году как эмоциональный порыв местных журналистов — внуков солдат Великой Отечественной войны. Через несколько лет народную инициативу приватизировали чиновники и формальные общественники от ОНФ. Возникла организация «Бессмертный полк России», которая теперь осваивает многомиллионные бюджеты. Официоз и административное рвение, исходящие от БПР, искажают саму идею народного движения, считает один из основателей «Бессмертного полка», журналист Сергей Лапенков. В интервью Радио Свобода он напомнил о первоначальных, очень важных смыслах движения.
«Вернуть главного героя — человека, который прошел войну»
Радио Свобода: Сергей, давайте обратимся к началу истории движения «Бессмертный полк» — как родилась сама идея?
Сергей Лапенков: Идея пришла в голову моему коллеге Игорю Дмитриеву, сейчас он живет в Санкт-Петербурге. В мае мы обычно встречались — я, Игорь и Сергей Колотовкин, наш третий товарищ, — около Вечного огня в городе Томске. Приходили с детьми. Этот день был важен для каждого из нас: мы все — внуки солдат, у всех деды воевали. И вот Игорь, наблюдая, видимо, что делает время (ветеранов все меньше, пафосных речей все больше), предложил: давайте в следующем году вынесем на парад портреты наших дедов. Нам хотелось вернуть празднику его главного героя — человека, который прошел через войну и которому мы все в конечном счете благодарны за то, что живем сегодня. Как бы пафосно это ни звучало, но это на самом деле так.
Эта история с самого начала была для нас личной. День 9 мая на протяжение всей моей жизни был днем особенным. В доме у бабушки, затем у мамы в этот день всегда была фотография деда на видном месте. Доставали из альбома, ставили так, чтобы было видно, рядом рюмку водки, кусочек черного хлеба — вот, это его день, он фронтовик, он воевал.
— Вы хорошо помните своего деда?
— Дедушка ушел, когда мне было 6 лет, в 1974 году. Я чуть-чуть с ним соприкоснулся. Он прошел две войны — Финскую и Великую Отечественную. Иван Адамович Лапенков — Герой Советского Союза, разведчик, демобилизовался старшим лейтенантом. Он вернулся с войны без ног — его ранило уже на территории Германии, и в результате обе ноги у него отняли. Вообще, благодаря своему деду я довольно долго думал: это нормально, что если человек — солдат и вернулся с войны, то у него нет ног или нет рук.
Я помню, как у бабушки летним утром я просыпаюсь на раскладушке — маленькая квартирка двухкомнатная, и я там на раскладушке сплю — и вот дед напротив на кровати. Он откидывает одеяло, достает из-под кровати протезы и пристегивает их к ногам. А я ребенок, для меня сначала удивительно это было, а потом я привык: ну вот, у деда так. И вот, он поднялся на протезах, улыбнулся — он улыбался всегда. Он был человеком очень радушным. Потом уже, когда я стал взрослым, соседи мне рассказывали — они вспоминали Ивана Адамовича как человека очень доброго, к которому они могли обратиться с любой бедой своей, за советом, за чем-то еще. Вот такие у меня воспоминания о деде.
И конечно, мне хотелось свое эмоциональное ощущение от него передать дальше — своей семье, сыну. Я-то еще жил рядом с этими людьми, не только с дедом, а вообще с поколением фронтовиков, а те, кто помоложе — уже нет. На мой взгляд, это особенные люди.
Я, кстати, благодаря «Полку» нашел ту часть семьи Лапенковых, что до сих пор живет под Могилевом в Белоруссии, откуда мои предки перебрались в Сибирь, потому что в Сибири была земля. Они мне написали, и этим летом я к ним поеду.
— В каком году «Бессмертный полк» впервые вышел на улицы?
— В 2012-м — просто вспомнили про разговор и решили: а давайте сделаем, почему нет? Каждый из нас тогда в Томской медиагруппе занимался определенной работой. Я был директором радио, Сергей Колотовкин был директором интернет-направления, Игорь работал в рекламном агентстве нашей медиагруппы. Мы сделали первые информационные материалы, чтобы обратиться к людям. В эфир вышли ролики. Первый ролик с текстом: «Дед, вставай, посмотри, как мало осталось твоих в этом честном строю», который написал Игорь — он, на мой взгляд, вообще лучшее, что можно по этому поводу сказать.
— Чьи портреты взяли?
— Каждый из нас взял фото своего деда-фронтовика. Хотя для нас было очевидным, и мы записали это в уставе, что «Бессмертный полк» — это не история в прямом смысле ветеранов армии и флота. Для нас это поколенческая история, история всех людей, которые прошли через 40-е годы. Это человеческая память. Как Сергей Колотовкин говорит: у каждого же дедушки была бабушка. Она его ждала, она растила детей, ради нее он, на самом деле, поднимался в атаку.
— Сколько человек к вам присоединилось в первый год?
— Больше 6 тысяч человек, это точно. Мы договорились с мастерскими в Томске о производстве транспарантов с портретами солдат, и понимали, что за одним транспарантом стоят примерно два-три человека, потому что это история семейная. В первый год было сделано около двух тысяч транспарантов. Плюс очень много людей вышли с самодельными транспарантами, просто с фотографиями. Я видел человека, который сделал транспарант из детской лопатки: он закрепил заламинированную фотографию, и очень удобно ему было, на самом деле. В целом, думаю, не меньше шести тысяч человек.
— Для Томска это много или мало?
— Расскажите, как в первые годы власть реагировала на инициативу?
— Да нормально реагировала. Что касается муниципальных властей, то вообще проблем у нас никогда не было. С первого года и по сию пору, несмотря на все вопросы, которые, видимо, задают нашей мэрии в Томске: кто у вас теперь занимается «Бессмертным полком»? До нас эти вопросы не доходят.
В большинстве городов, которые присоединялись к «Бессмертному полку», людям удавалось договориться между собой. Многое определялось простым человеческим ощущением. Разговариваешь с человеком про «Бессмертный полк», и сразу понятно: он как-то эту историю к себе примеривает или нет. Если человек в этот момент вспоминает своего дедушку или прадедушку, то удается говорить на одном языке.
Были города, скорее, в виде исключения, где год, два не могли провести «Бессмертный полк», потому что чиновники упирались. Вот, Кемерово, например, такой город. Там в первый год ребятам, местным журналистам, кто взялся за эту работу, сказали: идти или с флагом «Единой России», или никак. Они сказали: ну, никак, наверное, потому что по уставу нельзя. На следующий год уже другой человек взялся за организацию «Полка», и чиновники спросили: сколько человек придет? Она говорит: хотелось бы, чтобы вышел весь город, невозможно же человеку сказать: вы не поместились в «Бессмертный полк» и вы не приходите, потому что у нас квота кончилась. Сколько придет. А чиновник ответил: я не могу дать вам разрешения на проведение массового мероприятия, если не известно число участников. И тогда в Кемерово решили сделать народные гуляния в городском саду. А в 2015 году, когда появилось распоряжение комитета «Победа», чиновники уже провели, конечно, «Бессмертный полк» в Кузбассе. Немного на свой манер, со школьными колоннами, но тем не менее.
— А вы сразу решили распространить акцию на другие города?
— Когда мы собирали первый «Полк» в 12 году, мы об этом не думали. Было просто желание сделать это для себя, для своих земляков. Но быстро стало понятно, что это очень хорошая человеческая история, которая людей объединяет, независимо от барьеров, которыми они разделены в другие дни. И нам показалось важным вынести эту историю за пределы Томска. Через какое-то время после 9 мая 12 года мы стали показывать «Бессмертный полк» нашим товарищам, региональным журналистам, используя самые разные площадки. Мы говорили: вот, смотрите, если вам это важно — просто берите и делайте у себя.
— И люди просто подключались?
— Ну да. Первые 20-30 городов — это мои друзья-журналисты, те, кого я знал по своей профессии. Люди, которые пришли с первой волной, до сих пор проводят «Полк». Потом стали приходить друзья друзей, потом какие-то уже совсем незнакомые люди. Появился интернет-ресурс «Бессмертный полк». Изначально он был визиткой сообщества, но теперь вырос в абсолютно самостоятельную историю — народный мемориал. Люди записывают там свои семейные истории, заносят туда имена своих предков. На сегодняшний день там уже более 380 тысяч имен. Для нас это очень важное направление. Мы открыли центр поисковой работы на сайте. Помогаем людям собирать информацию. Есть запрос на расширение поля памяти, оно довольно узкое у большинства из нас. Помним немногое, так получилось. Люди начинают искать, и наши волонтеры помогают им, ориентируя, куда, как, какие запросы можно отправлять. Сегодня это основная работа.
«Само появление «Бессмертного полка России» было нарушением принципа добровольности»
— Скажите, а в какой момент к идее «Бессмертного полка» стала проявлять интерес «Единая Россия» и вообще власть?
— К «Единой России» у нас не было претензий. С ними было легко и просто. Мы им говорили: не надо, положи, не бери, это народное. Они так: извините, мы хотели помочь — и клали на место. К тому, что происходит сегодня, «Единая Россия» уже отношения не имеет. Не во всем «Единая Россия» виновата. Изначально пространство коммуникации было выстроено так, что нам было все равно, к какой партии принадлежит человек, какие он исповедует религиозные взгляды, богатый он или бедный. Нас интересовало только одно: если человек занимается «Бессмертным полком» — товарищ, вот устав, в котором, в частности, четко говорится, что полк — некоммерческая, неполитическая, негосударственная инициатива. Что исключает превращение «Полка» в имиджевую площадку для любых сил и персоналий. Если готов соблюдать этот устав, милости просим, становись рядом.
У нас есть пример, когда координатор, член «Единой России», выгоняла из колонн формальных общественников «Народного фронта», которые пришли туда и стали разворачивать свои знамена. Поэтому я за то, чтобы смотреть на поступки, а не на вывески.
«Единая Россия» пришла к нам в 12 году, предложила сделать «Бессмертный полк» федеральным проектом. Мы сказали: подождите, мы сейчас дух немного переведем — в надежде, что они забудут про это, ну они и забыли. И мы стали заниматься сайтом, поисковой работой, поняв, что чем быстрее мы историю «Бессмертного полка» такой, как она появилась, донесем до как можно большего числа людей, тем сложнее ее будет исковеркать.
— В какой момент вы вдруг заметили, что что-то идет не так? Откуда возник «Бессмертный полк России»?
— У нас был координатор, который занимался проведением «Бессмертного полка» в Москве, Николай Земцов. Он пришел в 13 году весной и был муниципальным депутатом. Нас это не смутило ровно потому, что мы исходили из принципа доверия человеку, независимо от других маркеров, которые он на себе нес. Николай был внуком солдата, для него это была история семейная, и он выглядел очень искренним в тот момент. Мы начали сотрудничать, и в 2013 году помогали в проведении «Бессмертного полка» в Москве насколько могли. Но в конце 13 года, когда мы регистрировали устав, возникла трещина в отношениях.
Надо пояснить, что полтора года мы существовали как неформальное движение, без всяких печатей и прочих признаков организации. Но все-таки решили, что мы создадим юридическое лицо, потому что координаторы стали нас об этом просить. Им нужно было разговаривать с региональными властями, а с властью всегда проще разговаривать, если представляешь из себя какую-то организацию, даже если она существует на бумаге. Нужна была синяя печать Минюста.
Мы решили организовать межрегиональное НКО, создав отделения в Томске и в Москве. Устав, который написали наши юристы, не предусматривал никакую коммерческую деятельность и даже хозяйственную деятельность в интересах движения. А москвичи стали об этом просить. Мы отказались. Мы сказали: знаете, в стране тотального воровства создавать возможность использовать «Бессмертный полк» как карман, из которого кто-то будет деньги таскать, мы не готовы. Земцов сказал: ну ребята, Москва — такой город большой, здесь невозможно без бюджета.
Через какое-то время Земцов создал отдельную организацию в Москве, зарегистрировав на себя «Бессмертный полк — Москва». Два года эта организация существовала только в Москве. 2014 год и даже 15 год, когда «Полк» уже стал широко известным, за пределами Москвы никто ничего не знал, ни про Земцова, ни про «Бессмертный полк — Москва». А пригодился Николай Земцов в тот момент, когда, видимо, наверху принимали решение, что делать со стихийным народным движением. Потому что все-таки в 14 году, на третий год существования «Полка», в нем приняли участие полмиллиона человек в 450 населенных пунктах пяти стран. А к 2015 году «Бессмертный полк» существовал в 20 странах.
— И это все еще была общественная инициатива?
— Да, не существовало никаких организаций, кроме Межрегионального историко-патриотического общественного движения «Бессмертный полк», которое, по сути, не являлось организацией, а представляло из себя сообщество людей, объединенных некими смыслами.
Но, понимая, что впереди юбилей Победы, и власть все равно обратит на наше движение внимание и надо выстраивать какие-то коммуникации, мимо этого не пройдешь, мы побывали на рабочей группе комитета «Победа», рассказали про «Бессмертный полк». Появился документ, правильный по сути, за подписью тогдашнего главы администрации президента Сергея Иванова, в котором было сказано, что есть такое народное движение «Бессмертный полк» и, дескать, рекомендуем в тех регионах, где его еще не поддержали, поддержать. И, казалось, что все идет нормально.
Но постепенно мы стали наблюдать все больше примеров бюрократизации движения. А потом в 2015 году, осенью появился «Бессмертный полк России». Видимо, в какой-то момент решение наверху приняли следующее: не выстраивать никаких отношений с народным движением, а просто построить свою организацию.
— Попросту говоря, решили отжать у вас идею…
— Ну как отжать? Видите ли, в чем дело: можно отжать что-то, что люди считают своим собственным. Мы «Бессмертный полк» своим собственным не считали. Мы считали его личной историей каждого человека, и по-прежнему продолжаем на этом настаивать. Мы не организация и не конкурируем с БПР как организация, поэтому они не знают, что с нами делать. Мы не судимся с ними, мы ни на что в юридическом смысле не претендуем. Мы только критикуем их в том случае, когда нарушаются смыслы «Бессмертного полка», а не за факт существования данной организации.
— Когда впервые появился повод для критики?
— Когда уже «Бессмертный полк — Москва» стал проводить пикеты в поддержку «Единой России». Затем, в Москве стали происходить еще более странные вещи. В школах стали какие-то мобилизационные акции проводить: нужно было принести в обязательном порядке сочинение про своего дедушку, квоты какие-то распределялись на участие в шествии. Люди писали нам об этом, жаловались, мы это все публиковали на сайте. Есть раздел «Гауптвахта» — мы его решили в какой-то момент открыть, чтобы фиксировать нарушения устава.
Само появление БПР было, конечно, нарушением принципа добровольности «Бессмертного полка». То есть по каналам Общественной палаты РФ и Общероссийского народного фронта были созваны некие активисты из регионов, и эти люди проголосовали за создание БПР. Наших координаторов туда не позвали, ни одного волонтера из народного движения. И вот появился БПР, абсолютно искусственное образование.
Мы даже написали тогда обо всем происходящем письмо президенту. Я, честно говоря, не был сторонником письма, но моим товарищам казалось, что надо использовать все методы. Мы написали письмо о том, что видим угрозы бюрократизации народного движения, что по линии Общественной палаты ведется работа по созданию вот этой бюрократической совершенно конторы. Говорили о том, что считаем главной задачей «Бессмертного полка» утверждение новой народной традиции, а не появление очередной госкорпорации, которая будет осваивать бюджеты. Ответа на письмо мы не получили, более того, я знаю, что его переслали в Общественную палату. Про кого написали — туда и отправили.
— Как создатели БПР стали вести себя по отношению к вам?
— Там разные были этапы. Сначала они заявили, что «мы не собираемся никого отстранять, мы будем помогать там, где нужна наша помощь». Но там, где БПР взял ситуацию под контроль, мы стали фиксировать нарушения устава. На Волге, в Самаре в прошлом году появилось, например, распоряжение о квотах на участие в шествии в школах. А в Нижнем Новгороде студентам стали раздавать транспаранты с портретами неведомых этим студентам людей, чтобы они их несли. В Красноярске зачем-то перенесли на три часа по Москве «Бессмертный полк», отстранив от участия координаторов-добровольцев. Вот это все стало происходить в 16 году. Произошла формализация, появилось то, что называют «казенным патриотизмом» — чему «Бессмертный полк» как раз и был альтернативой.
А в этом году — просто каток катится. Идет давление на символику народного движения, пытаются заставить людей сменить наш символ движения — журавлика на странный символ, который был придуман в БПР — симбиоз красной звезды и святого Георгия Победоносца.
— То есть вплоть до того, что меняются символы?
— Ну конечно, БПР надо же теперь стать единственным движением. Закатать в асфальт все прежние смыслы, убрать прежнюю символику.
А недавно случился скандал на парламентских слушаниях, где сопредседатель движения Василий Лановой обвинил другого сопредседателя Земцова в том, что тот узурпировал власть, принимает единоличные решения и куда-то тратит деньги (15 миллионов, по-моему, Лановой называл). Это говорит о том, что внутри там у них тоже не все гладко. Но с другой стороны, это признак того, что возникла такая классическая организация-насос, которая качает деньги из бюджета. К теме памяти это все никакого отношения не имеет совсем.
«Для нас смысл важнее формы»
— Сергей, в интернете ходят публикации, где томичей, основателей «Бессмертного полка», называют агентами то ли Госдепа США, то ли Ходорковского, мол, слава богу, вовремя перехватили у вас инициативу. Вы как к этому относитесь?
— Это заказуха, я это даже не читаю. Такое стали публиковать года три назад, это же вполне конкретного пошиба текстики. Писали еще, что это «порочащие наши традиции празднования Победы события», но как только в 15 году в колонне «Полка» прошел президент, хоть это писать перестали.
А так много всякой ерунды пишут. Причем не только анонимные авторы всякой заказухи или представители, скажем так, консервативно-патриотического направления, но и демократическая пресса, к сожалению, тоже часто заложник стереотипов. Должен об этом сказать откровенно: история 15 года с брошенными транспарантами меня в этом убедила. Иногда разговариваешь с людьми, неважно откуда позвонили — с «Лайфньюс» или с «Дойче Велле», но у всех в голове уже есть концепция того, что они хотят от тебя услышать. Для одних брошенные транспаранты — это проявление административного ресурса, который нагнал людей, а для других — заговоры Ходорковского. Я пытаюсь людям объяснить — ну не так это все, давайте на факты посмотрим. Но не слышат.
— Кстати, да, та история вызвала резонанс…
— Мы расследовали ту историю с брошенными плакатами. Для нас очевидно, что административный ресурс не способен был в 15 году согнать столько людей. Конечно же, в основном люди сами пришли. Да, административный ресурс тогда уже использовал свои привычные технологии просто по инерции, рефлекторно. Мы знаем, что на некоторых станциях метро тогда стояли волонтеры в белых футболках без опознавательных знаков, которые людям, идущим на «Бессмертный полк», давали транспаранты. Говорили: вот у этого человека нет родственников, пронесите его, пожалуйста, вместе со своим. И люди несли. Вот первый человек, который нам про это написал, взял два, унес домой. Кто-то эти транспаранты оставил. Все раздать не успели. Но это была капля в море. В основном люди тогда в 15 году шли все-таки с портретами своих родных и, конечно же, совершенно добровольно.
— Сергей, а как активисты вашего движения реагируют на административное давление и появление в их городах БПР?
— Сейчас уже всем нам понятно, что эта организация, хотя обещала не мешать, а помогать, будет стремиться выдавить первоначальную историю везде, где только сможет. И мы сказали координаторам на местах: каждому из вас надо принять свое персональное человеческое решение, как вы поступите. И вот, сейчас, мы знаем, что часть людей поддерживают отношения с БПР, но полк в этом городе, например, в Курске, проходит полностью по уставу, там сохранены очень важные смыслы. Есть города, где БПР полностью вытеснил прежних наших координаторов и нашими принципами движения, к сожалению, не очень дорожит. Есть города, где все по-прежнему делается людьми, которые начинали «Бессмертный полк». Это Тула, Калуга, Новосибирск, Волгоград, Барнаул, Томск — таких городов немало. Это практически вся заграница. Там тоже в этом году предприняли атаку, чтобы выдавить наш журавлик и убедить наших организаторов работать исключительно с БПР, но там это сложнее сделать, там у людей больше свободы.
А в Крыму представители БПР ведут себя совершенно беспардонно. Там в этом году наших координаторов заставляли переписывать заявление на проведение полка от имени БПР, и администрация, в отличие от других регионов, это довольно активно поддерживает.
— А власти других регионов как себя ведут?
— В основном региональные власти стараются дистанцироваться. Где-то потому что хорошо знают наших организаторов, где-то потому что срабатывает местный патриотизм: чего это Москва будет нас учить, мы и сами все можем сделать.
В общем, все зависит от конкретных властей, от конкретного координатора. Там, где человек крепкий, не получается просто так взять и перевернуть все в другую сторону.
Вот в Севастополе люди уперлись, сказали: мы под журавликом ходили и будем ходить. В прошлом году там было два полка. Власть организовала свой, вывела под символикой БПР, а многие люди прошли своей колонной (более многочисленной) под журавликом. Это противостояние продолжается до сего времени. На людей давят, но чем сильнее давят, тем сильнее они сопротивляются.
Я не знаю, чем это завершится. Я просто надеюсь, что идея «Бессмертного полка», идея личной памяти — это идея, которую совершенно исказить и изуродовать невозможно. Как бы они ни старались собирать эти красивые колонны, школьников подтягивать, одевать детей в военную форму, какие-то квесты патриотические проводить, фейковые проекты затевать — это все не сильнее того личного отношения к своей истории, которое у каждого человека все равно есть.
— Вы не боитесь, что люди начнут уходить от «Бессмертного полка», когда увидят, что он превращается в официоз?
— Конечно, боюсь. Боюсь разговоров, что «все это придумал Кремль», потому что многих людей это отвращает от движения. Но надеюсь, что у людей хватит разума разобраться в происходящем.
Другое дело, что многим сегодня в стране по душе громкий пафос. Есть такой запрос, чего греха таить. Наша пропагандистская машина в этом изрядно преуспела — люди наши склонны объединяться для того, чтобы кому-то противостоять. Конечно, проще объединиться ради ненависти. Гораздо сложнее объединиться ради друг друга. Ненависть — более примитивное чувство, чем любовь, поэтому ненавидеть проще, чем любить.
Но «Бессмертный полк» не должен быть инструментом противостояния. Мой дед воевал, чтобы был мир, а не война.
Вот сейчас из Архангельска написал человек, директор музея Арктики. Курсанты «мореходки» собирались вынести портреты британских и французских моряков, которые погибли во время проводки северных конвоев с ленд-лизом. Ему говорят: не надо, сложное международное положение. Он у меня спрашивает, что делать. Я ему написал: несите. Какое, к черту, сложное международное положение, если это наши братья по оружию? Если они в те же воды легли, что и наши моряки? И может, если об этом чаще вспоминать, международное положение не будет таким сложным.
Мы хотели увести «Полк» от поверхностного, лакированного отношения к Дню Победы, от карнавального празднования, которое унижает память о войне, и повернуть людей к памяти и смыслам. Но к сожалению, то, что происходило в последний год — та же Поклонская, вышедшая на парад с иконой Николая Второго, — говорит о том, что и «Бессмертный полк», увы, может стать инструментом мифологизации истории, если этому не противостоять. Линия обороны «Бессмертного полка» теперь проходит через каждого из нас. Внутри себя нужно понять, что ты считаешь важным, а что мишурой.
— Сергей, а вы не боитесь, что может случиться нечто противоположное, но схожее по смыслу, когда «Бессмертный полк» станет ареной борьбы с режимом, который все портит?
— Нет, я не думаю, что этой ареной станет «Бессмертный полк». Это, скорее, случится по другому поводу и в другом месте.
— Что должно произойти, чтобы вы, оглянувшись вокруг, сами приняли решение отойти от «Бессмертного полка»?
— Смотрите, в 15 году мы с товарищами решали как нам быть, когда стала создаваться эта контора — БПР. Мы решали, расходиться нам или нет. Была такая точка зрения, и я кстати ее поддерживал, что нам надо заявить о том, что мы распускаемся. Потому что в год юбилея Победы мы хотели рассказать историю «Бессмертного полка» максимальному числу людей и нам это удалось, и сейчас, пока смыслы еще не скомпрометированы, надо заявить, что дальше никаких организаций быть не должно. И в качестве примера себя распустить как юридическое лицо. Вот мы рассказали вам свою историю, мы свою миссию выполнили, дальше — сами.
Но мы понимали, что есть много людей, например, в маленьких городках и селах, для которых мы важны. И сайт «Бессмертного полка» очень важен. Он был, есть и остается свободной гражданской инициативой, личной памятью. И это огромная ответственность за сотни тысяч историй, которые там хранятся. Центр поиска, который мы создали, — это важная история и мы будем продолжать этим заниматься. Но мы не будем конкурировать как организация с БПР. Мы не организация, мы сообщество людей. Для нас смысл важнее формы.
Заниматься организационными моментами мы будем, наверное, все меньше и меньше. В нашем понимании, как любая традиция, «Бессмертный полк» должен стать саморегулируемым. Чтобы людям не надо было никакими колоннами ходить, чтобы 9 мая они понимали, что надо взять портрет своего ветерана, детей и пойти к Вечному огню. В Томске так и происходит. В прошлом году много людей шли в колонне, тысяч 40, но не меньше людей было на улицах, которые не встали в колонну. Они сами шли по тротуарам к Лагерному саду, где горит Вечный огонь. Они, как обычно, несли цветы, но теперь вместе с цветами несли и портреты ветеранов, своих предков. Вот это очень важно. И это лучший противовес административному давлению и всяческим фейковым и псевдопатриотическим инициативам.
