Валерий Колодочка — переселенец (вот не воспринимается это словосочетание — «ВПЛ») из Луганска, поэтому, естественно, обойти обстоятельства своей эвакуации из родного города он не мог. Подобных историй в последние годы мы все слышали очень много, поэтому я собирался эту часть нашего разговора сократить до пары фраз. А затем пришла мысль: «подобные» — это же не написанные под копирку. У каждого — своя личная и неповторимая боль. И еще: не исключено, что такие нюансы могут пригодиться на будущем суде в славном городе Гаага. И резать по-живому передумал.
Укрiнформ: Расскажите о себе для начала.
Валерий Колодочка: В Луганске я работал в крупном банке; это была международная финансовая группа, французская. Она потом резко начала сокращать штат. Так получилось, что я в банке сделал неплохую карьеру. А тут стал перед выбором: что дальше? У меня были тогда партнеры, в частности одна женщина в Германии. Она занималась туристическим бизнесом там, и хотела работать также на Украине. Предложила мне стать директором предприятия, и я согласился.
Компания называлась «Багатогранна Україна». Все открылось в одно мгновение: туристическое агентство, кофейня и аптека. Кофейня — это было мое направление — я хотел заниматься каким-то там общественным питанием. Искал в Интернете предложения, нашел франшизу международной сети кофеен. Я с ними договорился, купил франшизу. И так получилось, что я одновременно три бизнеса открывал в конце 2013-го — начале 2014-го годов. Аптека была возле памятника Ворошилову, а кафе и туристическое агентство — на улице Буденного, в торговом центре «Атриум» (едва ли не самом крутом в тогдашнем Луганске, хотя и не в центре города — прим. авт.). Моя идея в этом и заключалась — разместить их вместе. Пока люди сидят в кафе, на телевизоре крутят туры от туристического агентства, которое рядом. Заходят — и мы продаем им туры. Или наоборот: если кто-то приходит за туристической путевкой, мы угощаем его нашим чаем или кофе, знакомим с нашей продукцией. Так мы и проработали три месяца.
Работа шла успешно; мы начали развиваться. К нам приезжали из центра города пить именно наш кофе, ведь все было сделано профессионально. Я ездил на курсы в Харьков; получил сертификат баристы… а тут — началась война, и мы вынуждены были сначала эвакуировать детей (в конце мая 14-го года).
- Куда?
— Под Киев. Там санаторий был — «Жовтень», если не ошибаюсь. Жена еще продолжала в банке работать — и руководство сделало что-то вроде благотворительного взноса, поэтому проживание детей в санатории было бесплатным.
Гаагу это должно заинтересовать
- У вас много детей?
— Двое. Старшей, дочери — 21 год, младшему сыну — восемь лет. До июля мы еще там сидели, прятались от обстрелов то по подвалам, то в ванной комнате. Наши друзья тогда уже переехали в Черкассы; купили билеты, позвонили: «Немедленно бегите на вокзал, езжайте — что вы там ждете?!» У меня до сих пор билеты сохранились с того дня, как мы покинули Луганск. Не нарочно — просто, когда переезжали, разбирали вещи, смотрим — а они лежат. Ну, и я не стал их выбрасывать… На память о последнем дне, когда попрощался с родным городом. С малой родиной…
В конце августа мы впервые приехали в Счастье. Узнали, что там есть волонтеры, которые провозят какими-то околицами из Луганска вещи переселенцев, таких, как я.
Правда, тогда я еще не считал себя переселенцем. Осень была на подходе; детям нужна была зимняя одежда, потому что они практически выехали в футболках и шортах. И мы решились поехать домой. Ехали очень быстро по полям, водитель говорил — так надо, чтобы мина не попала. Заехали, кажется, через Александровку (поселок на крайнем востоке Луганска — прим. ред.) — сейчас не помню, но по направлению, где тогда была областная ГАИ.
А у меня было авто. Стояло на железнодорожном вокзале; оставили, когда уезжали 6 июля. За три или четыре дня заплатили. Хотели дать больше — охранник сказал: не надо, приедете — рассчитаетесь за весь период. Но когда мы уже были под Киевом, мне начали звонить охранники, сказали, что приезжают люди с оружием, массово забирают машины. Мою не забрали, но, как мне передавали, кому-то она приглянулась, и охранникам приказали: если хозяин вернется — не отдавать. Позвонить им. Ну, я все понял: они приедут за ключами и паспортом. Чтобы машину не пришлось взламывать. Потом мне еще раз позвонили — предлагали ее перегнать. Как они собирались это делать без ключей?
А потом мне повезло: связь в Луганске пропала полностью. И когда я приехал, никому они позвонить не смогли. Это во-первых. А во-вторых, охранника, который мне звонил, убили. Ударили прикладом в грудь — и у него случился сердечный приступ. Человек пожилой, не выдержал. И, собственно, последнее, что я услышал от него… Во время нашего разговора приехали какие-то люди, начали погром, и в трубке я смог разобрать его крик: «Что вы делаете?! Побойтесь Бога!..» Он пытался их остановить — и поплатился своей жизнью.
- Это происходило как раз во время вашего разговора?
— Да, я все слышал. Все слышал… Когда приехал, там уже были незнакомые мне охранники, впрочем — очень лояльные. Денег им немножко дал — не помню, примерно гривен четыреста. Они обрадовались и этому; отдали мне машину. А я уже и не надеялся ее увидеть. Стояла моя и еще две: «Жигули» и внедорожник. Этот был побит прикладами — боевики так и не смогли его украсть. А когда я оставлял свою машину, других там было очень много.
Возвращение
- Итак, вы поездили по Украине, и решили все равно осесть на Луганщине…
— Да… У жены родители в Северодонецке — приехали из Сумщины и Черниговщины, а она уже здесь родилась. Мой отец — из Луганщины; после медицинского института остался в Северодонецке, как в перспективном на тот момент городе. Но мы ни к кому не поехали — снимали квартиру — одну, вторую, третью…
- А потом встал вопрос создать собственный бизнес. Деньги были на это?
— Нет, денег не было. Хотя мы распродали в Луганске все, что могли. Из турагентства я вывез компьютер; сохранились договоры с туроператорами… Они — наши, работают по всей Украине. Нашел помещение, наладил контакты, арендовал комнатку в торговом центре, купил стол, стул… Сначала сам работал, затем пригласил помощника. Это было в 2015 году. В тот год мало кто хотел куда-то ехать, поэтому агентство оказалась неприбыльным. Меня поддерживала финансово партнерша из Германии; благодаря ей я некоторое время продержался, но долго так продолжаться не могло.
Нашел в Интернете объявление о продаже готового бизнеса «под ключ», как было написано. «Млинцева». Вон там, напротив, павильон. Я встретился с продавцом, он сказал, что это — арендованное помещение, что он продает точку, чтобы сохранить другую. Я согласился; родители мне помогли. Девушки остались те, что уже работали. Но это в будущем сыграло со мной злую шутку.
Год прошел, я начал разбираться — что к чему. Бизнес стал почти прибыльным — и тут меня фактически выбросили на улицу.
- Это помещение вы арендуете?
— Да. Я переехал сюда в мае этого года, сделал здесь своими руками ремонт…
- «Пан млинець» — это всеукраинский бренд?
— Нет, это моя торговая марка, и я хотел бы свою сеть построить, конечно.
Зов души
- Что касается украинского языка…
— Это был зов души. Много друзей остались на той территории; много у нас возникало споров по поводу тех событий. Когда я им говорил: «Как так можно, мы же украинцы!..», — мне отвечали: «Какой ты украинец, если даже украинским не владеешь?»
Я действительно не говорил на украинском, потому что это — привычка. В целом язык я понимал, но языковой барьер оставался, не было практики. Всегда приходилось думать, что говорить. Это, конечно, мешало — и собеседники в такой ситуации говорили: «Да ладно, хватит выделываться — переходи на русский!».
И как-то в Facebook нашел объявление — общественная организация в городской библиотеке раз в неделю, каждое воскресенье, по полтора часа проводила занятия. Полгода я эти курсы посещал. Не пропустил ни одного занятия, получил сертификат. Там я разговорился, перешел полностью на украинский язык — в том смысле, что перевел интерфейс телефона на украинский, начал писать, читать на украинском.
Если есть оригинал — я немножко на английском читаю, если иностранная книга в переводе — читаю и на русском, и на украинском. Читаю, конечно же, нашу, отечественную литературу. Начал увлекаться историческими книгами. Много нового для себя открыл.
Почему мы, русскоязычные, здесь, на Донбассе? У меня есть пример — такой же переселенец. Недавно ездил в Луганск, получил в архиве документ о каком-то своем родственнике. Он мне свой документ показал. Написан на украинском языке; мало того — бланк отпечатан на украинском языке. И теперь внимание: какая дата на нем стояла? Июль 1928 года! То есть… Не было тогда принтеров, уже в типографии бланки печатались украинскими буквами. И тогда Луганщина в большинстве своем была украиноязычной. А затем уже началось обрусение.
- Северодонецк — город преимущественно русскоязычный. Как вы отвечаете, когда посетители обращаются к вам на русском?
— Отвечаю на украинском, и людей это не шокирует. Людям это нравится, спрашивают — откуда я. Многие переходят на украинский язык.
- И кто больше — кто постарше, младше, дети?
— Дети больше, потому что им легче переходить — все же учатся в украинских школах. А некоторые специально приходят, чтобы разговаривать на украинском именно здесь. Одна женщина приходила с дочкой, говорит: «Я до вас приходжу, щоб попрактикуватися. Тому що мало де можна прийти й почути рідну мову». Собственно, я был первым, кто открыл подобное заведение. После меня уже «Львівські круасани» появились. Многие спрашивают — откуда я. Так вот глаза открывают, когда узнают, что я луганчанин. Некоторые не верят, говорят: «Вы с Западной Украины». Тенденция очень положительная, но не всегда. Некоторые говорят: мы не понимаем.
- Это они нарочно или действительно не понимают?
— Думаю, из принципа, потому что, как можно у нас не понимать язык? Была такая пара, ездят на заработки в Москву. Говорят: «Почему по-украински?» — Бо українець. Що тут дивного?— «Та мы же тут на Донбассе все по-русски говорим». Во-первых, говорю, не все. А во-вторых, было когда-то, что все у нас говорили на украинском языке, и никто не запрещает снова перейти на украинский. Это личное дело каждого человека.
Некоторые спрашивают, не заставляют ли меня, ведь с июля новый закон вступил в действие. Да нет, говорю, никто не заставляет. Я с 2016 года разговариваю на украинском языке.
По-разному бывает, и больше, я скажу, положительного. Ходят те, кому это больше нравится.
* * *
- Вы планируете дальше развивать свой бизнес?
— Та… Надо зиму пережить. Полный цикл проработать на этой локации. Посмотреть перспективы, и, если они окажутся хорошими, новую точку открывать. Или менять саму локацию, если эта не подойдет. А так — хотелось бы иметь еще две-три точки в Северодонецке, и дать возможность другим предпринимателям по моему примеру, через франчайзинг, открывать заведения в других городах. Я хочу разработать этот франчайзинг. Я здесь уже многое сделал сам. Рецептура была разработана мною, моей женой. Начинки мы разработали оригинальные — нет аналогов.
- А есть какой-то особый украинский блин?
— Есть с беконом — «Козацкий». Но ведь бекон — это сало, можно сказать (смеется).
- Не думали еще создать линию вареников?
— Думали. Мы и о дерунах думали, и о варениках. К сожалению, у нас здесь мало места. Кухня маленькая. Но я уже понял, что надо быть гибким.
