В 1970-е годы маленькая еврейская девочка Регина Блех (Regina Blekh) весь декабрь с нетерпением ждала того же, чего ждали и все остальные советские дети: новогоднюю ёлку и ту волшебную ночь, когда Дед Мороз вместе со своей внучкой Снегурочкой принесут им подарки. Этот Дед Мороз со своей длинной белой бородой и в красной шубе был удивительно похож на Санта-Клауса, а ёлка выглядела точно так же, как рождественская. Но в советские времена это был не религиозный, а исключительно светский праздник, и его могли отмечать представители всех национальностей, в том числе, евреи.
Это был праздник для всех советских детей и их семей, и маленькая Регина не была исключением. Она вспоминает, как волновалась в канун Нового года и как спрашивала родителей, что же Дед Мороз принесет ей в подарок. По ее словам, это единственный праздник, который она помнит с детства, поскольку ее родители скрывали от нее свое еврейское происхождение, опасаясь дискриминации со стороны коммунистического режима. Однако в ее семье новогодняя елка никогда не была противоречием еврейскому происхождению, и в новогодний вечер Регина могла отмечать праздник, как и все остальные.
Однако все изменилось в 1981 году, когда они решили уехать из Москвы во время первой массовой волны иммиграции советских евреев в США. Благодаря помощи Еврейского общества содействия иммигрантам HIAS ее семья уехала в Вену, затем в Рим и в итоге обосновалась в Бруклине в районе Шипсхед-Бей, куда незадолго до этого переехали дедушка и бабушка Регины. Там они начали приспосабливаться к новым реалиям. Они совершенно не ожидали, что американцы будут считать их русскими. Остальные русские видели в них евреев. При этом, по мнению их американских соседей-евреев, они были не совсем евреями.
В Бруклине семья Блехов, как и многие другие советские евреи, продолжала наряжать на Новый год елку, хотя родители решили отправить свою единственную дочь на учебу не в местную государственную школу, а в иешиву, чтобы дать ей еврейское образование, получить которое в Москве Регина не могла. По ее словам, в иешиве она больше узнала о еврейских праздниках, в том числе, о Рош ха-Шана (еврейском Новом годе) и о Йом-Кипуре (Дне покаяния и отпущения грехов), которые имели особое значение для ее деда.
Но девочка узнала и о том, что в том мире, где она теперь жила, некоторые традиции, на которых она выросла, не признают, например, новогоднюю ёлку, которая символизировала главный для нее праздник — Новый год. Она понимала, что, несмотря на то, как много значит для нее ёлка, ей не следует говорить об этом со своими новыми еврейскими друзьями и одноклассниками, поскольку из-за ёлки она выделялась из основной массы. Кроме того, ёлка могла стать причиной конфликта с евреями, более строго соблюдавшими религиозные предписания. Ведь в США ёлка означала Рождество, а евреи Рождество не празднуют.
Что касается Регины, когда родители спросили ее, хочет ли она и дальше наряжать ёлку в их бруклинском доме, она ответила, что, конечно же, хочет. «Для меня это было очень важно. Елка означала праздник, — объяснила она. — Я даже не понимала, что существует какая-то связь между ёлкой и Рождеством. Для меня это была новогодняя ёлка, а Новый год был большим праздником, который я праздновала всегда. Но при этом я инстинктивно чувствовала, что это нечто вроде табу».
Регина не хотела выделяться на фоне других и понимала, что ей не следует рассказывать о новогодней ёлке своим новым друзьям-евреям. Хотя приехав в США, ее семья освободилась от многих ограничений, которые они чувствовали в Советском Союзе, на ее новой родине некоторые русские традиции, как оказалось, не признавали. Для Регины новогодняя ёлка стала первым и ценным уроком в ее иммигрантской жизни.
Но хотя многое в жизни советских евреев после приезда в США изменилось, такие традиции, как украшение новогодней ёлки, по-прежнему соблюдаются. И Регина, как и многие другие иммигранты ставит ёлку и сегодня.
